Ликабет

За высокой стеной, сделанной из хорошо обработанного, и даже кое — где покрытого резьбой камня, был не дом, а настоящая вилла. С небольшим садом и приличных размеров бассейном. Пространство между домом и бассейном занимал мраморный портик, в тени которого, на мраморных скамьях, сидели двое одетых в тоги мужчин. Охрана отстала, и к портику их повел лысоватый служка. Один из сидевших, плотный мужик, с квадратным, волевым лицом поднялся навстречу Диогену, и буквально просиял.

— Диоген. Великий Юпитер, я знал, что ты прибудешь ко мне, но ждал тебя не сегодня. Ты и не представляешь как я рад. Посмотри, кто гостит у меня сейчас, волей богов и нашего божественного Августа — он указал рукой на своего, поднимающегося со скамьи, собеседника.

Тому было примерно пятьдесят лет. Рост метр семьдесят, лоб толи с залысиной, толи просто волосы уложены так, большой нос на умном лице. Одет он был не без светскости, в сравнении со своим собеседником. Диоген также по-светски улыбнулся и кивнул.

— Меня зовут Диоген Сотер, а имя Публия Овидия известно далеко за пределами Италии.

Собеседник немного растерянно наклонил голову, прижимая к груди правую руку, а Валерий сглотнул слюну. Публий Овидий Назо — вот те на. В течение полугода Буховцеву волей, неволей приходилось учить его стихи, и он считал, что стихи были неплохие. Переместиться в прошлое, и не прожив там и пары недель, встретить Овидия. Чего, а этого, Валерий точно не ожидал.

— Ты знал меня господин? — спросил Овидий Диогена.

— Я видел тебя однажды, в Риме, но не думаю, что ты помнишь — он снова обратился к первому собеседнику, который как понял Валерий, был Секстом Эллием — ты удивил меня Эллий, а теперь я, возможно, удивлю тебя. Помнишь, в прошлом году я говорил тебе, что собираюсь вернуть божественному Августу наследника одного древнего рода. Он перед тобой. Марк Валерий Корвус.

Буховцев, как было принято, прижал руку к сердцу и коротко поклонился.

— Вот уж воистину день встреч. Это надо отметить. Я распоряжусь накрыть стол, и мы побеседуем, надеюсь, ты не торопишься.

— Нет, Секст, мы здесь ночуем. Я сейчас, отправлю людей на корабль. Сам знаешь, у меня всегда что-то найдется к столу.

— Давай, мы ждем. Пойдем Марк, я покажу дом. Знаешь, отсюда чудесно выглядит пристань и город.

Они углубились в полутемные комнаты жилища Секста Эллия. Хозяин водил их с Овидием из одного помещения в другое, попутно давая описания каждой комнаты. Валерий шел за Эллием, внимательно слушал, поддакивал его рассказам, задавал к месту вопросы. Все это напоминало путешествие по дому Леонида, но римлянин был более практичен. Показывая комнату, рассказывал и о вещах которые в ней находятся, многие из них были, по его мнению, весьма примечательны. Дом, как понял Буховцев, был типично греческим. Вот здесь, помещения гинекоя, отмеченные мозаикой по полу. Туда они не пошли, и кто там живет, Валерий так и не узнал. Несколько комнат были устроены в италийском стиле. Небольшой атриум и примыкавшие к нему помещения триклиния. От остальной части дома они отличались строгой архитектурой и тем, что были построены недавно. Сквозь двери было видно, что атриум выходит в сад. Облитые закатным Солнцем, деревья колыхались на ветру, а комнаты наполнял сладковатый аромат. Они поднялись по широкой деревянной лестнице на второй этаж. Овидий где-то отстал по дороге, видимо это была не первая его экскурсия по дому, он уже выказал уважение к хозяину и предпочитал держаться в тени.

На втором этаже была небольшая терраса, огороженная каменным парапетом, и отсюда было видно, что дом стоит на окраине холма, за ним ниже располагался целый квартал строений постепенно спускающихся к городской стене. Море и пристань отсюда действительно были как на ладони. У пристани среди прочих покачивался и их корабль, и еще пара не спеша, плыли в сторону города. Черные силуэты кораблей четко выделялись на темно-синем фоне моря.

— Действительно, чудесный вид — подтвердил Буховцев — но пристань и так полна кораблей, поместятся ли там еще и эти.

— Места хватит — успокоил его Эллий.

— В Каллатисе ремонтируют гавань — услышал он из-за спины голос Сотера — так что всем приходится причаливать здесь, да и торговля здесь лучше.

— Так ты не поплывешь в Каллатис? — Эллий обернулся к Диогену.

— Что мне там делать? К тому же ты знаешь, эти гераклейцы не любят нас, афинян.

— Слышал об этом.

Может, не стоило лезть в чужой, непонятный разговор, но Валерий не любил непонятных ему разговоров. Особенно когда была возможность все прояснить.

— Гераклейцы? — переспросил он.

— Да. Каллатис и Херсонес колонии Гераклеи. Это город в Пафлагонии, на том берегу Понта. Все как один хитрецы, каких поискать, но в торговых делах без них никуда — просветил его Сотер.

— Это точно — подтвердил Эллий — Хотя бы взять их амфоры. В любой дыре их найдешь, здесь и по другую сторону Боспора.

Диоген хохотнул.

— Знаешь, я отплыл из Гераклеи два месяца назад, и у меня на кораблях было две сотни пустых амфор.

— Почему пустых? — вырвалось у Буховцева.

— Сотню я продал в Синдике, а остальные раскидал по городам северного Понта, от Горгипии до Херсонеса. Когда буду забирать, они будут полны меда и отборного зерна. Но тебе благородный Марк, наверное, скучны заботы торговца.

Валерий пожал плечами.

— С тех пор как я выбрался из леса Диоген, мне все интересно. А что в Гераклее делают хорошие амфоры?

— Неплохие — подтвердил Сотер — но дело даже не в этом, а в том, что гераклейские меры давно известны и приняты здесь. Если хочешь продать свой товар в чужом городе, затаривай его в амфоры из Гераклеи.

— Теперь понятно.

— Ну, наверное, не совсем понятно. Но ты спрашивай Марк. Рим — это не леса. Здесь много непонятного. Спрашивай. Я тебе все объясню.

— Это точно — подтвердил Эллий. Если кто-то знает что-нибудь больше других, это уважаемый Сотер. Но, я думаю, нам нужно идти к столу. Еда уже должна быть готова, да и Публий Овидий нас заждался.

Они не спеша спустились вниз и через сад прошли в триклиний. Стол действительно был готов, но сначала была небольшая, но вполне приличная баня. За эту неделю у Валерия не было возможности помыться, и он с удовольствием поплескался в теплой воде и костяным скребком соскреб пот и грязь последней недели. Когда они сели, вернее улеглись за стол, уже вечерело. Ровным неярким светом закоптили на подставках и в нишах стен масленые светильники, и подступающая с улицы темнота отступила. Сквозь окна и двери в триклиний поступал теплый воздух, насыщенный запахами осени. Рядом по атриуму сновали слуги, иногда они заходили и ставили на стол что — нибудь из еды или напитков. А стол и так был полон. На нем в качестве главного блюда возлежал поросенок запеченный с какими-то бобовыми. Рядом жареная жирная рыба, приготовленная как уже знал Валерий по — гречески, то есть в оливковом масле с винным уксусом и укропом. Кроме этого среди основной еды теснились хлеб, фрукты и другие, еще незнакомые блюда. Диоген рассказывал, что в Риме или в Афинах все это подается на нескольких столах попеременно, но здесь на Понте видимо нравы были проще. Диоген с Валерием возлежали на низких деревянных диванчиках рядом, голова к голове. Валерий — с узкой стороны стола. Сотер — с широкой. Слуга принес Диогену медный кувшин закупоренный воском. Тот ловко вскрыл ножом восковую печать и извлек странную спираль, блеснувшую в свете светильников нежным перламутром.

— Вот Секст, и ты почтенный Публий, а также и ты Марк, смотрите, какой бывает мед в далеких неведомых краях.

Все трое потянулись к Диогену. Вблизи было видно, что это действительно, медовые соты. Сквозь кое — где разрушенный восковой покров вытекал мед, похожий на расплавленный жемчуг.

— Этот мед мне привозят из далеких краев к северу и востоку отсюда. Там находятся древние горы, и в их предгорьях живут племена, которые разводят пчел, собирают мед, торгуют им с другими племенами и странами.

— Да это чудо — восхитился Овидий — и в Риме я не видел ничего подобного.

— Сколько стоит это чудо? — спросил практичный Секст Эллий.

— Мне оно обходится не дорого. Эти племена ценят вещи, которые производит наш благословенный мир. Сколько оно стоит здесь, я умолчу Секст, скажу лишь, что просто так его не купишь.

— А каков этот мед на вкус? — поинтересовался Валерий.

Сотер жизнерадостно рассмеялся.

— А вот это мы сейчас узнаем — он ловко разделил ножом спираль на четыре части и раздал сидящим.

Вкус у меда был восхитительный. Медовый вкус, приглушенный чем-то отдаленно напоминающим сгущенное молоко, и на все это накладывались незнакомые, острые ароматы. Буховцев положил кусок на тарелку, украшенную резвящимися дельфинами и посмотрел на сотрапезников. Лица Эллия и Овидия выражали изумление, а Сотер довольно улыбался.

— Да, это чудесно — облизывая пальцы, выразил общее мнение Секст — но все-таки кому ты везешь это чудо?

— Не буду скрывать от тебя, почти все это пойдет к столу божественного Августа.

— О! Это достойно Цезаря — сказал Овидий — ты не представляешь, благородный Диоген, как мы тебе благодарны.

— Не стоит благодарности — ответил довольный похвалой, Сотер. — Это я благодарен уважаемому Сексту Эллию и его дому за этот прием. Однако у меня есть еще кое-что для нашего стола.

Слуги поставили около стола приличных размеров амфору. Вскрыли пробку, и по триклинию потянулся терпкий винный запах.

— Египетское, из оазисов — определил Публий Овидий.

Диоген удовлетворенно кивнул.

— Да египетское. В Риме оно не такая уж и редкость, но и здесь на Понте люди хотят отведать редкие дары нашего мира.

— Даже в Риме оно редкость — возразил Овидий.

— Диоген, принести воду? — поинтересовался Эллий.

— Воду? Пожалуй, не надо. Разбавленного вина я выпью в Византии и в Афинах, а здесь давай отдохнем по-римски. Что скажешь Марк?

— Я как вы — ответил Валерий.

Они наполнили серебряные чаши, плеснули вина в сторону стоящих в темных нишах, статуй богов, и отпили немного. Вино было густое, темного, почти черного цвета, и с таким же густым приятным запахом. По вкусу нечто, мало с чем сравнимое. Похоже на крепленые вина, но качеством много — много выше. Валерий допил чашу наполовину и с удивлением заметил, как по телу расползается приятное ощущение опьянения. Будто стопку водки принял, ей богу. Вино закусили фруктами и принялись за еду. Постепенно процесс первого поглощения пищи подошел к концу, и Эллий слегка осоловевшим голосом обратился к Диогену.

— Чудесное вино Диоген, его ты тоже везешь Цезарю Августу?

— Нет, конечно. Для товаров из Египта у Августа есть и другие поставщики. Но Цезарь знаешь, скромен в еде и развлечениях, так что это все достается его семье. Ливия любит всякие редкости, а слово Ливии при императоре не последнее. Но и здесь на Понте много ценителей вина, так что я вожу десяток кувшинов на всякий случай.

— Ты очень умный человек, Диоген — похвалил его Овидий, тоже находившийся в легкой степени опьянения — жаль, что такого ума не хватает мне.

— Трудно в это поверить, может, ты расскажешь, что произошло в Риме и привело тебя в эти земли?

— Я здесь по воле Августа и по моей глупости. Нет, уважаемые, я не могу рассказать, что произошло, иначе мне придется остаться здесь до конца жизни, а я еще надеюсь подышать воздухом Италии.

— Не печалься Публий — ободрил его Эллий — Понт — не такое уж и плохое место. Я начинал службу центурионом у победоносного Друза. Тогда наша когорта стояла в небольшом укреплении в стране северных белгов. Вот уж скажу тебе дикие места. Вина там и не бывает, а местные племена пьют брагу из ячменя и меда. Земля там ниже моря, вся поросла тростником, и в каналах. Часто, когда на море штормит, целые поля уходят под воду, а местные в любое время были готовы перерезать нам горло, если зазеваешься. Моя служба там закончилась, когда наше укрепление унесло в воду вместе с землей, на которой оно стояло.

Все рассмеялись.

— Ты, наверное, шутишь надо мной, почтенный Эллий. Я все-таки не до такой степени провинился перед Августом, чтобы он отправил меня в края, где есть только военная администрация. Верно, здесь не такие дикие места, как на том краю Понта, где начинается мир варваров, но знаешь, я едва понимаю местных эллинов. Их язык совсем не похож, на тот, которому меня учили в Афинах.

— Да, Публий — Эллий хитро улыбался — язык у эллинов здесь другой. Да они уже и не эллины в полной мере, давно породнились с местными племенами. По — другому, здесь не выжить. Я на Понте живу уже пять лет, и первые два провел в Диоскуриаде, на том берегу Понта. В честь богоподобного Цезаря Августа ее переименовали в Себастополис, но местные, зовут как и прежде. Там конечно, варвары кругом, но климат гораздо лучше. Зимы почти такие же, как в Медиолане или Плаценции, а здесь я третью зиму хожу в шкурах и штанах, как и большинство местных жителей, и гадаю, промерзнут мои кувшины с вином на этот раз или нет.

Овидий растерянно обвел взглядом окружающих. Сотер печально покивал головой, подтверждая сказанное.

— О боги — простонал расстроенный Публий Овидий — мне остается только напиться.

— Это тоже не плохо, особенно когда есть такое вино — Эллий что-то сказал по — гречески, и стоявшая около триклиния рабыня, ловко разлила вино по чашам. Они провозгласили здравицу в честь императора, и выпили снова. Вино показалось крепче, чем прежде. Нет, все — таки больше походит на ликер или даже коньяк, определил Буховцев. После вина поросенок в кисловатой фруктовой подливке шел хорошо. К корке прожаренного мяса прилипла кожица неизвестных фруктов похожих на сливу. Может, это и была слива. Валерий доел свою порцию, и тоже осоловело уставился на сотрапезников. К его удивлению вино дало в голову. Требовался перерыв. Сотер и Эллий тем временем выпытывали у Овидия последние римские новости. Буховцев пытался следить за разговором, но обилие подробностей и незнакомых имен мешало ему сосредоточиться, и скоро он утратил к беседе интерес. В комнату прокрались два серых кота, каждый размером с небольшую собаку, и смешно поводя носами, стали заинтересованно принюхиваться к еде. Валерий отрезал ножом кусок поросенка и бросил на пол. Хвостатые, сверкнув глазами, бросились к своему благодетелю, быстро прикончили кусок, и стали жизнерадостно озираться по сторонам. Однако глянув на Сотера, попятились к выходу. Наверное, тоже увидели пацер. Лютаев говорил, что кошки видят и чувствуют мир по-другому, чем люди. Почти как маги. Пора было слегка освежиться. Валерий наклонился к Диогену.

— Знаешь, Эллий показал мне весь дом, кроме отхожего места.

Сотер старательно жующий кусок свинины, хмыкнул.

— Пожалуй, и в самом деле пора передохнуть. Пойдем, я тебе покажу.

Он что — то сказал по — гречески, поскольку разговор уже шел на этом языке. Эллий и Овидий рассмеялись. Сотер хлопнул Валерия по плечу.

— Пошли.

Отхожее место, которое могло по праву носить название туалета, прилегало к дому и находилось на территории сада. Каменная клетушка имела несколько дыр в каменном полу, на широком выступе. На этот выступ укладывались сиденья с дырками. Здесь же на полу горел масляный светильник, а сквозь широкое окно под потолком, светила Луна. В этом блеклом свете Буховцев рассмотрел стены, расписанные фрифольными сценами, где мужчины и мохнатые существа с рогами на голове вытворяли невесть что с веселыми полногрудыми женщинами. Подумав о том, с какой целью это было нарисовано, он пьяно рассмеялся, справил малую нужду и пошел в сад подышать свежим воздухом. Сотер стоял около стены и смотрел вниз на море. Стена здесь была ниже и поверх нее была видна также и часть пристани, на которой горели костры и около них веселились люди. Те, кого в город на ночь не пускали, вполне могли разместиться там, на мощеной камнем пристани. Валерий глубоко вдохнул свежий, чудесно пахнущий морем и травами воздух, и хмель стал постепенно проходить.