Музыка тишины

— Кстати, я ведь пришёл за тобой. Нас уже давно ждут. Одевайся, я буду снаружи, — сказал напоследок Уил, и вышел.

Оглядевшись вокруг, Эмили обнаружила в углу комнаты умывальник и столик, на котором лежали расчёска с чистым льняным полотенцем. Никаких зеркал, как и другой мебели, кроме широкой кровати. Вся обстановка деревянная без резьбы и завитушек. В окнах отсутствовали стёкла, а дверной проём вместо двери украшал тяжёлый цветной полог. А ещё Эмили всей кожей ощущала, что эта гора особенная — не холодная и мёртвая, а тёплая... живая.

Одевшись и умывшись, Эмили вышла в довольно узкий коридор. Как ни странно, здесь было светло. Ни факелов, ни каких бы то ни было иных внешних источников — свет излучали сами стены. Ровный приглушённый, но уверенно рассеивающий темноту. "Живая. Правда, живая. Не показалось" — подумала Эмили, и последовала за Уилом.

Вся семья Лариана собралась в большой зале, скорее всего являвшейся, гостиной, и что-то бурно обсуждала, но стоило одноликим войти, все разом смолкли. Судя по всему, гости стали для хозяев, настоящим яблоком раздора — Лариан упрямо поджимал губы, Дарэн и Флариона обменивались обеспокоенными взглядами, а Киран просто-таки пылал угрюмой злостью и, казалось, сдерживался из последних сил.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — напряжённо, но вежливо указала на диван Флариона.

Дарги не знали, как следует себя с ними вести, и это было заметно. До сих пор им никогда не доводилось принимать в своём доме одноликих, даже просто общаться с ними не доводилось. Хоть дарги и освоили язык непрошенных соседей, но для них люди, по-прежнему, оставались чужаками — незнакомыми, но потенциально опасными существами. Да, конкретно эти двое спасли их родича, но другие такие же пытали и унижали его.

Для даргов само понятие рабства — дикость. У них не было даже слуг. Всё их общество строилось на основе изначального равенства — они все дети стихий, древние, мудрые. Единственное деление, которое они признавали — это деление на кланы. Четыре стихии — четыре клана, каждый из которых занимал свою землю. Никогда не было вражды ни внутри кланов, ни между кланами, да и делить им было нечего. Даргов было мало, и дети у них рождались очень редко — такова была их плата за вечную жизнь.

Вчера Дарэн и Флариона согласились принять этих чужаков, как гостей, но теперь решительно не знали, что с ними делать. Здесь, в Оргаде, одноликим не будут рады. И жрец хотел их видеть. Более того, созвал совет жрецов, и все верховные представители других кланов уже прибыли. Всё это не сулило ничего хорошего. Им вернули сына, но внесли тревогу и беспокойство в налаженную жизнь.

— После завтрака мы все отправимся в храм. Нас там уже ждут, — после длительной паузы продолжила Флариона. — Твой спутник сказал, что будет сопровождать нас — мы не стали возражать.

— Вы все пойдёте с нами? Но зачем?

— Видите ли, мы теперь ваши персональные няньки. Вы находитесь под нашим покровительством, и мы за вас отвечаем. Так что за все ваши выходки спросят с нас, — зло и язвительно прошипел Киран.

— Я требую уважения к нашим гостям. Ты обещал, — предостерегающе прервал его Дарэн.

— А за что мне их уважать?! Они же всего лишь одноликие — жалкие подлые существа!

Эмили растерянно сжалась. Она никак не ожидала подобного. Омерзительный ком из ненависти, злости и недоверия ширился, заставляя нервничать. Дрожащую ладонь сжали прохладные пальцы, безмолвно призывая к спокойствию. Сам Уил наблюдал за разворачивающимся семейным скандалом сосредоточенно и хладнокровно.

— Ещё одно слово, Киран, и я забуду, что мы братья, — зло отчеканил Лариан.

— Ну давай, если, они, эти твари, тебе дороже семьи! Я и так вдоволь натерпелся, пока тащил эту немочь хилую на спине! — Киран вскочил с места, яростно сжимая кулаки.

— Киран, немедленно прекрати! Успокойся, — испуганно дёрнулась Флариона. — Вот же, горячая кровь! Прекрати, мы же в долгу перед ними! Дарен, говорила же я тебе, что он не выдержит! О, Оринга! Киран!

Но Киран не слушал её. Всё его внимание было приковано к ненавистным одноликим. Он обещал родителям, что обуздает свой гнев, что проявит должное уважение, вчера ему это даже каким-то чудом удалось, но сейчас ненависть к этой расе и боль за брата, вернувшегося от этих извергов таким слабым и измождённым, застилали глаза и требовали выхода.

Подлинный гнев дарга Оринги подобен пожару и неуправляем, как сама стихия. Безжалостен, беспощаден и смертоносен.

— Лариан, немедленно уведи их отсюда, мы попробуем его удержать!

Эмили ощущала кипящее в воздухе напряжение, оно было плотным и колючим, наполняло звоном тишину и мешало дышать. Повинуясь неведомому инстинкту, она поднялась и шагнула к обезумевшему даргу.

Шаг. Ещё шаг. Тихо, постепенно, не торопясь. Он, не мигая, следит за ней настороженным яростным взглядом. Внутри вишнёвых глаз с вертикальными зрачками бушует огонь, хищно вздрагивают и раздуваются крылья носа, каменеют плечи. Пусть. Не важно. Ещё шаг. Бережно обхватить ладонями сжатый кулак, поднести к губам, выпить ярость, унять боль, обнять покоем, исцелить. Не отрывая глаз, обнажая душу. Это больно, по-настоящему больно, когда мягкий серебристый свет переполняет и поглощает. Отдавать его другим тоже больно. Но его гнев не остудить иначе. И она сияет, пропускает через себя обжигающий холодом искристый свет, безропотно отдавая всё своё тепло.

— Посмотри на меня. Успокойся, — прошептать тихо, чтобы он услышал.

И он смотрит, и слышит, потому что удушливое напряжение постепенно рассевается.

Эмили чувствует, как опадают её обессилевшие руки и уже другие чужие, но надёжные осторожно притягивают её к себе.

— Тихо, тихо, моя умница... ну вот, опять ледышка совсем... уже всё... ты справилась... ну же... — она вслушивается в этот тихий голос, и тянется к нему, в поисках защиты и тепла. Ей это нужно, нужно, чтобы ледяные иглы перестали беспощадно раздирать всё внутри, чтобы вспомнить, как дышать и двигаться.

— Мне холодно... так холодно... — снова шепчет она онемевшими губами, ощущая, как бьётся под щекой чужое сердце.

— Потерпи немного... сейчас пройдёт... — она верит, послушно закрывает глаза и ждёт, а Уил продолжает, только обращаясь уже не к ней. — Если ещё раз подобное повториться, я обзаведусь сапогами из драконьей кожи. Вам ясно? Извольте держать себя в руках, и прекратите над ней издеваться, — тон, которым произнесена последняя фраза, ровен, но наполнен бешенством и угрозой, которую он без сомнения выполнит, если его сейчас не поймут.

Эмили хочет успокоить, поднимает голову, вглядываясь в его почерневшие глаза, прижимается к нему плотнее, ближе, но Уил не даётся. Не отстраняется, просто закрывается от неё, и каким-то образом сдерживает поднявшийся было снова свет.

— Не волнуйся, Эми, я себя полностью контролирую, — и она уверена, что он не лжёт.

Спустя несколько минут, а может часов, Эмили, глубоко вздохнула, обернулась и увидела Кирана. Оказывается, всё это время она стояла между ними. Дарг встретился с ней взглядом и, не выдержав, отвёл глаза.

Тут же рядом возникла Флариона. Вид у неё был крайне взволнованный и потрясённый. Никогда, никогда она не видела ничего подобного — одним прикосновением усмирить безумие дарга... А ведь это всего лишь человеческая девочка. И ещё это сияние, которое излучала одноликая. Такое прекрасное, такое незнакомое. Только ведь оно вовсе не безобидное, потому что, как поняла дарга, вытягивает силы из своей обладательницы. Наконец осознав это, Флариона решительно выцарапала Эмили из железной хватки Уила, и повела отпаивать особо ценным восстанавливающим отваром. На замершего с опущенной головой сына она даже не взглянула.

========== Глава 28. Тайные связи. ==========

Яркая круглая луна серебрила девственно белый снег. Деревья застыли прихваченные первым крепким морозцем. Всё окутала глубокая ночная тишина, нарушаемая лишь шелестом волн да бодрым скрипом под ногами. Руки и щёки сильно зябли, поэтому Грегори хотелось поскорее оказаться в тепле с чашечкой горячего чая. Вообще-то, никаких особых причин возвращаться в Мэдрижхайм именно сегодня у него не было, и тем более не было причин добираться порталом вместо того, чтобы использовать порт-ключ. Просто ему так захотелось. Он уже не помнил, когда в последний раз мелочи вроде ясной морозной ночи доставляли ему радость. Всё-таки приятно иногда почувствовать себя обычным живым человеком, у которого нет прожитых веков за плечами.

В академии тоже властвовала сонная тишина, даже миссис Харрис нигде не было видно. Грегори поднялся в свой кабинет и только успел с комфортом расположиться в кресле у камина, как почувствовал постороннее присутствие. Ну, естественно, разве могло быть иначе, учитывая то, откуда он прибыл.

— Эдмунд, какая неожиданность. Ты решил, наконец, меня навестить? — не оборачиваясь, усмехнулся Грегори.

— Что сказали старейшины? — раздался сзади знакомый спокойный голос.

С того момента, как Грегори представил Эдмунда ученикам, они практически не виделись, только редкие встречи в коридорах да учтивые наклоны головы в качестве приветствия — и ничего больше. На самом деле, директор ни на что особо и не рассчитывал, прекрасно понимая, что Эдмунд предпочёл бы вообще забыть о его существовании. Что ж, трудно его в этом винить. Одно радовало, на данный момент у Грегори было серьёзное преимущество, позволявшее диктовать свои условия. Редкая удача, можно даже сказать, исключительная... особенно, если дело касалось кого-то из Уэнсдеймов.

— Старейшины тоже безмерно рады твоему возвращению.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул Эдмунд, — и всё-таки?

— Ты и сам всё прекрасно понимаешь. Сделай милость, подойди, — попросил Грегори.

Он бесшумно подошёл и, скрестив ноги, сел на ковёр у камина напротив директора. Надо признать, смена образа пошла ему на пользу. Казалось, он будто снял несуразный маскарадный костюм. Теперь это был тот самый Эдмунд Уэнсдейм, которого когда-то знал Грегори Вильсон, — герцог, племянник короля, один из основных претендентов на трон и сильнейший из когда-либо живших и ныне живущих магов. Это чувствовалось во всём: в безупречной осанке, в тонких аристократических чертах лица, в гордом независимом взгляде и в окружающей его ауре силы. Если бы тогда всё сложилось иначе, страна в кои-то веки обрела бы достойного правителя. Увы, теперь уже поздно об этом горевать.

— Ты и она слишком ценны сами по себе, — продолжил Грегори, — ты же знаешь, что истинных партнёрских пар складываются сейчас очень мало. Из нынешних выпускников хорошо, если хотя бы одна треть обретёт партнёров на предстоящем Обряде Соединения. Между тем, и ты, и мисс Сэнджио по отдельности, можете создать пару с кем угодно, поэтому позволить тебе соединиться с ней, по их мнению, непозволительная роскошь. К тому же, некоторые из старейшин до сих пор одиноки...

— Мне это не интересно — я никому её не отдам. Если понадобится, буду драться с каждым, кто попробует отнять её у меня.

— Неужели, так сильно любишь?

— Люблю? Я даже не могу сказать, что хорошо её знаю, — помрачнел Эдмунд, — просто она нужна мне и всё. Знаешь, что я почувствовал, впервые встретившись с ней? Притяжение, острое, почти нестерпимое. К Эмили тоже, но и в половину не такое сильное, как к Беттани.

— А она?

— Понятия не имею. Иногда я вообще её не понимаю. Например, не понимаю, зачем она подставилась вам, если уж сумела так ловко от вас скрыться. Не обольщайся, Грегори, орденцы не нашли бы её, если бы она сама этого не захотела... если даже я не смог, так уж вы и подавно.

— Что ты сделал, Эдмунд? — осторожно спросил Грегори. — Ты знаешь, где её сестра?

— Ты последний человек, с которым я захотел бы это обсуждать, — напряжённо процедил Эдмунд.

— Но я единственный, с кем ты можешь это обсудить.

— Действительно, Грей. Грей... ведь так он звал тебя, верно?

Грегори похолодел. Ощущение было такое, будто ему со всего маху двинули прямо в солнечное сплетение. Он искренне полагал, что уже давно утратил способность испытывать такие сильные эмоции, а вот поди ж ты... Хотя чему тут удивляться, нельзя забывать, что, когда дразнишь тигра — рискуешь остаться без руки.

— Откуда ты знаешь? — наконец, выдавил директор.

— Я всё о вас знаю, — произнёс Эдмунд, — не забывай, кем мы с ним были друг другу. За то, что я сделал, мне ещё предстоит заплатить, но ты... он ведь действительно любил тебя, Грегори...

— Неправда. Ты не хуже меня знаешь, каким он был.

— И каким же? И назови уже, наконец, его по имени. Или не можешь?

Легко сказать. Возможно, и в самом деле глупо так переживать, ведь это всего лишь имя. Только... даже про себя Грегори не мог спокойно его произнести. Эдмунд знал это, как и то, что сейчас своими словами, да даже одним своим присутствием мучает своего ночного собеседника. Он мстил, и мстил не только за себя. Грегори чувствовал, как сдирают корку со старой незаживающей раны в его холодной душе, но, с каким-то мазохистским наслаждением, всё пристальнее рассматривал Эдмунда и не желал прекращать этот тяжёлый выматывающий разговор.

— Вильгельм, — после продолжительной паузы, выговорил Грегори, — всегда заботился только о своих интересах. Он сам мне об этом говорил. Я его устраивал, не более.

— Правда? — язвительно прищурился Эдмунд. — И какой же интерес ему был связывать себя с тем, к кому он равнодушен?

— Тебя он любил больше, чем когда-либо мог полюбить меня.

— Так вот в чём дело. Ты ревновал так сильно, что хотел любой ценой избавиться от меня. Только всё это изначально не имело смысла. Посмотри на меня, Грегори, внимательно посмотри. Ты помнишь, что со мной было тогда? Неужели ты хотел сотворить с ним такое? И знай, Вильгельм не успокоился бы, пока не нашёл меня, и отдал бы за меня всё... точно так же, как я. Или ты думаешь, что он бы тебя простил?

— А мисс Сэнджио тебя простит, когда узнает? — холодно поинтересовался Грегори.

— Не знаю... думаю, нет, но у меня не было другого выбора... в любом случае, я её не отдам и никуда не отпущу. Пусть делает, что хочет, пусть ненавидит меня, только бы оставалась рядом.

— И чем же ты лучше меня?

— Ничем. Я такой же эгоист, как и ты. Так я этого и не отрицаю. Только ведь мотивы у нас с тобой разные и причины тоже.

Да, в этом Эдмунд был прав. Вот только, чем бы он ни руководствовался, вряд ли это хоть сколько-нибудь ему поможет. Насколько Грегори мог судить о Беттани Сэнджио, так просто она никому в руки не дастся, и так просто никому ничего не простит. И надо было из всех выбрать именно такую... хотя, кажется, Эдмунд и не выбирал. Грегори очень хотелось бы знать, что за связь между ними, как она возникла и почему. Ведь связь была, отрицать это бессмысленно... без обряда, при отсутствии магического потенциала у девочки... и делает ли это их партнёрами? Что-то пока не очень похоже. Одно ясно — пока мисс Сэнджио находится в Мэдрижхайме, Эдмунд тоже отсюда никуда не денется. Значит, время ещё есть.