Стыдно ли мне сейчас перед Йоганном? Не знаю. Мы были молоды с Софией, и любили друг друга. Потом она осталась с Йоганном в Швеции, а я уехал и долго жил вдали от вас. Думаю, Йоганн давно простил меня. Теперь прошу о прощении тебя...
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
'Гм... Все это очень странно. Йоганн в Чикаго был только транзитным аэродромом для моего задания, и привязаться к нему я тогда не успела. Впрочем, иногда что-то шевелилось под моей толстой детдомовской кожей. Его смерть у меня тогда вызвала грусть и досаду на рациональную безжалостность гэбистов или прочих отморозков. А тут... Почерк в письме изменен качественно, но рука, несомненно, Йоганна. Хреновый из меня, конечно, графолог, но пару характерных закорючек я все же отследила. А еще там странное напутствие в конце — 'Для настоящего немца, помимо религиозности, бережливости и аккуратности в еде, есть еще кое-что столь же важное и даже намного важнее. Я имею в виду верность нашему Отечеству. Мы с Йоганном по-разному смотрели на это. А вот ты решай сам...' это же явно ретушированный кусок нашей с Йоганном чикагской беседы! Беседы, о которой, никто кроме меня и самого Йоганна не знал. Или знал? Что же он хотел мне сказать этим? Что все это подстава? Инсценировали его смерть, но зачем?! И чего тогда монгольский знакомый глазами улыбался на мое возмущение? Все спланировало НКВД? Да, ежкин кот! А эти идеологи германского величия купились на всю эту хрень, а теперь и сами хотят меня как лоха развести. Ну, дела-а...'.
Дальше в беседе Павла вела себя полностью спокойно. Все части мозаики сложились воедино, и теперь она уже могла просчитывать свои ответы и будущие шаги. Когда после короткого отдыха в отдельной комнате гость покинул шале, два соратника снова встретились у камина, чтобы обсудить итоги вербовки...
— Как вы находите нашего гостя, Карл, он справится?
— По-моему, дорогой Рудольф, это именно тот, кого вы ищете.
— Мне понравились его харизма и вера.
— Вы в этом уверены?
— Даже если его миссия в Швеции ничего не даст, этот юноша нам пригодится. Вюст рассказывал мне о почти готовом проекте космолета...
— Рудольф, все эти планы дело далекого будущего. Ни я, ни Вюст, ни Зиверс пока не готовы ходатайствовать о вложении серьезных денег в это дело, но... Но аргументы герра Пешке опровергнуть никто пока не смог, да и реальные таланты нашего гостя приводят в изумление.
— Вы о рекорде скорости? И о его умении выпутываться из любых ситуаций. Вспомните досье. Примирить сицилийцев и германскую общину в Милуоки, выиграть гонку, получить связи в армиях нескольких стран. Создать юношескую лигу и сильную международную военную организацию. Этот человек гений. Хотя Мартин и предлагал мне его изолировать для более глубокой проверки.
— Дорогой Рудольф, я бы на вашем месте не раскрывал перед вашим заместителем всех деталей ваших планов в отношении этого Пешке. Борман карьерист и может все повернуть по-своему. Вы, я, Розенберг, и ваш адъютант, этого вполне достаточно. Рейнгарду мы скажем, что речь шла о вступлении Пешке в партию, деталей они знать не должны. Кстати, после Швеции это вполне можно устроить...
— Я подумаю над этим, мой друг. Хотя есть ведь вероятность, что Пешке расскажет о наших переговорах Шелленбергу, и тогда...
— Пока ему не о чем рассказывать, а вот если он окажет нам первую услугу, то соскочить с крючка он уже не сможет.
А 'Опель-капитан' уносил обсуждаемую персону к новой не менее примечательной встрече...
ВСЕХ СО ВСЕМИ ПРАЗДНИКАМИ! ;)))
//Черновой вариант обновления от 09.03.15 не вычитано //
Матово мерцающий в скупых лучах фонаря бок морской хищницы снова и снова появляется и исчезает в подводных сумерках. Перед высадкой с сейнера старый рыбак дедушка Ренци, напомнил об осторожности, потому что лагерная охрана специально подкармливала этих бестий умершими узниками, чтобы люди боялись побега вплавь. На острове имелось кладбище только для солдат охраны. Тварь снова мотнула зубастой мордой, и развернувшись, дернулась по кругу мимо. Сбоку на запястье костюма болтается открытый фиксатор резиновых ножен, из которых торчит ручка клинка. Если эта гадина полезет ближе, то действовать придется очень быстро. Хорошо тем ребятам, что идут к острову на трех русских минисубмаринах. Если их заметят, то расстреляют из пушки, но зубы акул их мяса не отведают. Опять она дергает хвостом, проходя мимо. Под сморщенной резиной костюма, жара и усталость сменяются холодным потом...
Ему было страшно. По-настоящему страшно. В сотню раз страшнее сейчас, чем когда бы то ни было. Столь сильные чувства давно подернулись дымкой забвения, хотя когда-то пылали огнем. В школе его часто обижали сверстники, из-за чего пришлось научиться драться и самоутверждаться в детской банде участвуя в разных шалостях. Но за те шалости иногда могло влететь сильнее, чем от громилы Марио. Семья его жила голодно, и маленький Лу боялся даже просто остаться без ужина, из-за чего стал успешно осваивать методы дворовой конспирации. Потом начался Сухой закон, и по всем штатам то и дело вспыхивали перестрелки. Даже у Великих Озер такое случалось достаточно часто. Как раз в это время семья Мортано по протекции Братьев Дженна, переселилась из Бостона на небольшую квартиру в городке, стоящем в паре миль от берега Мичигана.
Когда на соседней улице стрелки из Чикаго расстреляли из 'Томми-Ганов' винный склад папаши Лоренсо, Лу два дня не мог заставить себя выйти на улицу. А когда уже их дом попал под удар бойцов Лени Патрика, юноша сжимал в трясущихся руках заряженную картечью двустволку, и молился святой Марии, чтобы все остались живы. Молитва не спасла его отца. Но лишь бросив горсть земли на крышку гроба, и оторвав от могилы сразу постаревшую мать, он понял, что детство закончилось. Однако, осиротев в самом начале одной из бутлегерских войн, Луиджи почти перестал бояться. Оставаться на месте было глупо, поэтому Луиджи вернул самогонное производство и дом старому Лоренсо. Удалось списался с одним бостонским приятелем отца, осевшем на Севере, и тот организовал переезд семьи в Висконсин. Из последних денег были оплачены дорога и маленькая квартирка в пригороде Милуоки. Через день он упрямо глядел в глаза Сэма Феррары, который уже тогда был одним из лучших каподрежиме Дона Валлонэ.
Жизнь изменилась навсегда. Раньше за какие-нибудь шалости отвечать приходилось перед родителями, и возможная взбучка вызывала опаску. Теперь наказать его мог лишь Дон Валлонэ, человек, который принял беглецов, и потому вызывал безграничное уважение. Луиджи делал все, чтобы не огорчать Дона, и Феррару. А, глава Милуокской семьи и сам благоволил к своему молодому гангстеру. Он ценил старательного и умного юношу, за веселый нрав, бесстрашие и умение налаживать связи с нужными людьми. Вскоре Дон перевел его под опеку Джонни Аллиотто, по команде которого, Мортано затевал уличные потасовки, дразнил полицию, отвлекая патруль во время ограбления. и даже вступил в клуб парашютистов Висконсина. Его трижды выкупали из предварительного заключения, но даже сидя за решеткой он был спокоен. К тому же успех Луиджи никогда не оставался без награды. Как-то раз, Мортано удалось задешево достать на заводе в Ошкоше ценное оборудование для фабрики семьи. И на ласковый вопрос Дона Валлонэ, 'Чего бы ты хотел за эту работу, дружок?', 17-ти летний парень признался в своем желании получить диплом колледжа. И босс, без тени неудовольствия, оплатил два года обучения. Поэтому при выполнении любых заданий Семьи, страха не было. Даже ныряя в стылые осенние воды Мичигана за утопленным курьером портфелем с наличностью, и прыгая с парашютом с неуклюжего трехмоторного биплана, Луиджи испытывал лишь легкий мандраж приключения. А вот сейчас ему очень хотелось поджать ноги к груди, и прислониться к чему-нибудь спиной. Хотя прекрасно понимаешь, что при атаке зубастой гадины, это тебя не спасет. Акула снова улыбается в свете фонаря своей отвратительной улыбкой. Панический крик готов сорваться с губ легководолаза...
— Луиджи! Эй, Луиджи! Проснись!
Плечи вздрогнули. Глаза распахнулись от звонкого детского крика. И бешено стучащий пульс, стал, наконец, замедляться. Приснилось! Это был все тот же сон. А сейчас он в безопасности...
— Что случилось, Паулита?
— Иди скорей, тебя бабушка зовет!
— Хорошо, иду.
Он быстро умылся из уличного умывальника, висящего на увитой виноградом стене большого дома, и пошел за непоседливой попрыгуньей. Паула то скакала, как все дети, то смешно копировала женщин своего рода, всей мимикой и жестами изображая взрослую. Озорные взгляды, бросаемые ею на вывезшего их семью с Сицилии молодого сержанта, выдавали девичий интерес. Луиджи хмыкнул, на это незатейливое кокетство. Паула ему нравилась просто, как забавный ребенок. В Штатах у него случались девчонки, но прикипеть к кому-то Мортано так и не смог. А среди близких Паулы ему было тепло и спокойно...
— Как вы себя чувствуете, Донья Изабелла?
— Уже лучше, мой мальчик. Спаси тебя Пресвятая Мария, за все тобой сделанное!
Женщина по-доброму коснулась щеки Луиджи и едва заметно улыбнулась. Но дальше она продолжила беседу строгим и властным тоном.
— Ты должен запомнить и передать Джозефу слово в слово, то что я сейчас тебе скажу.
— Конечно, Донья Изабелла, но как же ваше письмо Дону Валлонэ?
— Оно уже написано, и все-таки сначала тебе придется объяснить моему кузену, почему мы с Джакомо в Штаты пока не поедем? Вижу вопрос на твоем лице. Не волнуйся, вы с друзьями справились с вашим заданием превосходно. Вы спасли много людей, там на проклятых островах и в Наполи. И хотя, наверное, не всех из них нужно было спасать, но ни тебя, ни Джозефа, ни твоих русских друзей, теперь никто не посмеет упрекнуть. Я говорила с Падре Сильвестро. Он будет и дальше помогать вам.
— Но зачем вам оставаться тут?! Дон Валлонэ, приказал привезти вас в Висконсин. Я не могу его ослушаться.
— Все верно, сынок. Джозеф, хочет нам добра, но он не знает, что далекий путь убьет Джакомо даже быстрее, чем пытка голодом и побоями, устроенная мерзавцами Дуче. Мы поедем к Джозефу через год, прежде всего потому, что в России безопасно, и вдобавок тут дешевле услуги врачей. Я обязана заботиться о брате, и пока он болен мы никуда не сдвинемся с места. Возможно, через год мы будем у вас в Милуоки, но не сейчас.
— И вы не боитесь оставаться здесь, среди коммунистов?!
— Все это глупости, Луиджи. Они отлично видят, что мы им не враги. Даже, наоборот, у нас с ними есть один общий смертельный враг — Толстый Бенито. Сейчас он сцепился с греками и французами, и русские своего тоже не упустят. Мы даже готовы помочь коммунистам и добровольцам нашими связями с другими семьями.
— Но я слышал, что вас поселят отдельно, в специальном поселке здесь на полуострове. Вам не дадут свободно ездить по России. Неужели, вы не боитесь, что отношения с русскими могут резко поменяться?
— Им это не выгодно, Луиджи. Дружба с нашими семьями даст русским гораздо больше. Будем жить в этом Крыму, к тому же тут есть и другие эмигранты из Италии. Хватит споров! Иди собирайся, дружок. И не забудь мои слова. И да спасет тебя Святая Мария!
— Прощайте, Донья Изабелла.
Через двое суток, вдоволь побродив по широким авеню красной столицы Советской России, он готовился к отъезду. В тот же день в большом номере гостиницы 'Москва' прошла его беседа с двумя офицерами русской разведки. На Луиджи никто не давил. Наоборот, попросили передать его Дону предложение наладить постоянный канал, переправки итальянских и сицилийских беженцев через Одессу. Взамен интересовались содействием в закупках на взаимовыгодной основе самого разного оборудования в Штатах, и просили переправить небольшую посылку. Договорившись о взаимных услугах, Луиджи улетал в Стокгольм через Ригу на красивом десятиместном АНТ-35. В памяти засыпающего сержанта всплывали огромные крылья русских гидросамолетов в сумерках над проливом, светящиеся в подводной мгле зубы акул, и брызгающие каменной крошкой близкие попадания пуль, огрызающихся очередями старых пулеметов 'Фиат-Ревелли' фортов лагерной тюрьмы на Устике. В Греции, Южной Италии и Сицилии остались боевые друзья вроде русского офицера Гавриоса, и могилы пяти погибших при атаке острова добровольцев. Перед молодым человеком лежал далекий путь через океан и нелегкая беседа с Донном Валлонэ. Гнева босса Луиджи не боялся, но очень надеялся, что отказ родни босса сразу поехать в Штаты, не сильно огорчит главу Семьи. Ведь самое главное достигнуто, люди спасены, и живут среди таких же беженцев от фашистского режима.
На полувоенном фрэнче заснувшего в самолетном кресле сержанта тускло мерцали греческий военный крест (утвержденный монархом всего месяц назад), добровольческий знак участника греческой компании, и странная 'Красная звезда' от московского начальства майора Гавриоса. И еще здесь в России оставалась маленькая девочка, которую вместе с почти сотней беженцев чудом удалось вывезти на русском корабле с родной Сицилии. За нею Луиджи обещал самому себе вернуться, что бы там дальше не случилось.
* * *
Черновой обновление 13.03.2016 ('черный' Таймлайн)
* * *
Его Величество Хайле Селассие, и в изгнании не складывал свое оружие. Его горячие обращения к европейским правителям с трибуны Лиги Наций цитировали многие газеты. Но смешные санкции, которые были наложены на Италию за аннексию его страны, вызывали у его врага Муссолини лишь усмешку, а у самого изгнанника вызывали отчаяние. За речами на заседаниях Лиги и гневными статьями в газетах, следовали тайные встречи с политиками Франции, Британии и других стран. Обещали-то ему много всего. И возвращение трона, и военную помощь, и даже помощь в восстановлении страны... когда-нибудь в будущем. Однако никаких конкретных обязательств на ближайшие год-два лорды и мсье брать на себя не желали. Переписка с потенциальными спонсорами тоже пока успехов не сулила. Король уже подумывал о заокеанской поездке, как неожиданно получил приглашение. Причем приглашающий его на переговоры господин министр иностранных дел СССР Молотов, убедительно попросил о сохранении в тайне самого факта переговоров. Несмотря на стойкое опасение связываться с коммунистами, привитое ему еще свитой из бывших русских офицеров, Хайле Селассие, решил рассмотреть и этот шанс...
В середине октября прошли первые абиссинско-советские переговоры. Встречи с монархом проходили в небольшом шато в пригороде Марселя. Количество участников и охраны было минимальным с обеих сторон. Король был сама осторожность. Лед дипломатии чуть потек, только после совместного просмотра кадров освобождения пленных абиссинских офицеров из итальянских концлагерей. Монарх захотел отблагодарить русских спасителей, и попросил дать полные списки героев. Ему мягко отказали — герои продолжали свою опасную службу, и не должны были раскрывать своих лиц и фамилий... Потом, к удивлению Его Величества, партнеры озвучили и предложение о реальной помощи. Пакет обсуждаемых тем был довольно большим, касаясь, как цены обучения абиссинских военных в СССР, и поставок оружия, так и политических соглашений. Но помимо, политической, организационной и финансовой стороны вопроса, пришлось обсудить и не слишком приятные темы. Министр коммунистической державы твердо стоял на необходимости отмены в возрождаемом Абиссинском королевстве рабства и смертных казней без суда. И если по поводу смены политического строя государства требований не выдвигалось, то 'рабский вопрос' встал на переговорах очень остро. Либо уступка в этом принципиальном вопросе со стороны монарха, либо отказ Союза в поддержке его борьбы. Взамен Абиссинии предлагались серьезные торговые и политические соглашения. И тут было о чем задуматься. Если на протяжении последнего десятилетия европейские союзники и 'гаранты' отказывали королевству в приобретении самолетов, танков, и артиллерии, то в этот раз большевики давали все. Под гарантии оплаты до мая в 1940-го года, уже сейчас абиссинская армия могла получить сто тысяч польских 'Манлихеров', три тысячи пулеметов под старый австрийский 8-мм патрон, 120 полевых и тяжелых орудий времен Великой Войны, несколько десятков зенитных и противотанковых пушек, и полсотни бывших польских танков и танкеток. Самолеты для Абиссинии русские предлагали собирать в Греции из комплектов и перегонять во Французское Марокко своим ходом. Причем русские не взваливали все обязательства только на свои плечи, а обещали достижение секретных договоренностей с греками, французами, и с Добровольческой армией. К примеру, совместными силами должны были разворачиваться патронный завод во французском Марокко и сборочный авиазавод в Греции. Кстати для дальнейшего снабжения имелась возможность закупать старые французские винтовки 'Лебеля' и пулеметы 'Шоша', которым достаточно было переделать патронник под манлихеровский патрон. А с учетом предлагаемых поставок морем, такой задел позволял королю всего за полгода развернуть полноценную армию, способную серьезно сражаться с потомками римлян.
