Накануне

— 200 гривен серебра и 12 гривен золота, перешел к Ростиславу Мстис—

— лавичу Смоленскому. а В.Н. Татищев вообще считал, что он просто

отобрал деньги у Святослава 13 .

После посещения храма они вернулись в дом, где их уже ждал лекарь — резальник по-местному. В отличии от лечцов , услуги резальника стоили дорого — гривну серебра.

Осмотрев Ратмира, врач прописал лечение, прописав постельный режим. По понятным причинам Ратмир не мог ходить и встанет не скоро. Сашка расплатился с врачом, после чего тот встретился с боярином.

— Дам тебе три, — пообещал резальнику Мирослав. — Одну сейчас и две, когда вылечишь.

— Рана? Перелом? Али с коня расшибся? — деловито поинтересовался Ефимий, своей внешностью сильно смахивающий на грека.

Сашка не ошибся — хирург наполовину был греком. Его отец бежал из Царьграда, когда город захватили латиняне. Ремесло свое Ефимий усвоил от отца, придворного лекаря некогда лечившего самого императора.

Лекаря решили отправить немедленно, но домой за вещами в дорогу его не пустили. Ефимий тут же написал жене письмо на бересте, и холоп Мстислава принес все необходимое — инструменты, травы, эликсиры. В сопровождающие Ефимию выделили двух молодых торков, да Мирослав послал с ними служанку.

Гуляя по городу, как бы невзначай, Сашка предложил устроить пир. Местятка обрадовался возможности выпить и легко согласился сходить на торг и купить вина. После его ухода, Сашка направился к зелейнице, адресок которой ему сообщил вихрастый мальчишка, страшно испугавшийся вопроса о чародеях, но прельстившийся серебренной монеткой. Понимая, что в бедняцких кварталах Киеве легко заблудится, Сашка попросил паренька проводить до дома. Тот нагло потребовал еще одну монету, а по дороге вытребовал еще купить пирог с рыбой.

Колдунья практиковала вполне легально, еще со времен Ярослава, закон не предусматривал для нее наказания, предоставив право казни мужу, с оговоркой, что колдовство — не повод для развода.

— Зелье приворотное, али еще чего? — сразу спросила колдунья, довольно миловидная женщина средних лет, когда Сашка зашел к ней в избу.

— Зелье сонное мне надобно, — вместо приветствия сказал Шемяка.

Колдунья обернулась и замерла в напряжении.

— Чего уставилась? — не слишком дружелюбно отреагировал Сашка.

— Яки волк хочешь влезть в ограду к овцам, — твердо произнесла колдунья, сверля пришельца взглядом.

Сашке показалось, что в ее огромных глазах полыхает адский огонь, отчего стало страшно, но он поборол себя, тряхнув головой, отводя бесовское наваждение.

— Так сваришь? — сказал он властным тоном, надвигаясь на колдунью и смело глядя ей в глаза.

— Обожди, — ответила она. — Будет тебе зелье.

Влить зелье в вино не составило труда, а привычка слуг пользоваться хозяйским добром, чуть было не сыграла злую шутку. Челядь испробовала вина первой и моментально захрапела.

— Где этих дурех черти носят? — возмущенно крикнул Местятка, когда в большой тарели закончилось мясо.

— Забористое винцо, — сказал Ратмир закрывая глаза.

— Пойду, погляжу, куда они запропастились, — сказал Местятка, поднимаясь с лавки, но едва сделав пару шагов упал и захрапел.

Сашка осмотрел горницу. Все уже спали беспробудным сном. Убедившись, что зелье подействовало, он обошел дом, загасив огонь в печи и проверил двор. Челядь боярина напилась вина и мирно храпела, где их сморил крепкий сон. Воротник спал сидя, прислонившись спиной к воротам. Сашка оттащил его в сторону и, отодвинул затвор. Потом вернулся в дом, вооружившись. Кинул сторожевым псам мяса, велев стеречь дом.

Он, пробираясь по ночным улицам Киева и старался не думать о предстоящем нападении, боясь спугнуть удачу. Его план имел слишком много если...если он угадал со временем, если угадал с маршрутом, если не будет большой охраны и еще много таких если...

Место для засады он присмотрел заранее — проулок между двумя усадьбами, огороженными высоким тыном. Всадникам из-за узости проулка не развернуть лошадей, а там, где он прятался был небольшой участок, где это вполне возможно было сделать. Сашка не поленился, проверил заранее. Время тянулось медленно, он было уже стал волноваться, когда услышал цокот копыт. Затаился, задержав дыхание стал всматриваться в темноту. Услышал приглушённые голоса, при приближении становившиеся все более отчетливыми.

— Христом богом клянусь, — говорил один, чей голос показался Сашке знакомым, — здесь он поедет.

— Ну, смотри, — отвечал второй угрожающе. — Если обманул, князь тебе чресла отсечет и скормит псам. Будешь тогда святошей.

— Господи помилуй, — испуганно ответствовал первый.

Шемяка узнал его.

— Василь! Сучара, — возмущенно подумал рассерженный Сашка.

— А когда мне заплатят? — вопрошал служка, проходя мимо Сашки вжавшегося в бревна тына.

— На, держи, — сказал всадник, бросая холщовый мешочек Василю. — Остальное — когда ятим князя.

— Благодарствую, — обрадовался Василь.

— За Шемякой приглядывай, — велел всадник.

— Так присматриваю, — услужливо ответил служка. — Как владыка и велел.

— Ты князю служишь, — напомнил всадник.

— Служу, — охотно согласился Василь. — Еще епискупу и Шемяке.

— Прохиндей ты, — с презрением отозвался всадник.

Дальше голоса отдалились и Сашка наконец-то выдохнул, чувствуя, как изнутри поднимается волна гнева.

— Никому в этой жизни нельзя доверять, — сделал он заключение.

Шемяка в тягостных раздумьях постоял еще не много, и решил остаться попытать судьбу. Из-за мохнатых туч, затянувших все небо, выглянула луна залив спящий город лунным светом и тут в проулке появился первый всадник с обнаженным мечом в руке, за ним второй с коротким луком. Они миновали Сашку, добравшись до конца проулка, осмотрели улицу и убедившись, что все спокойно, тихонько свистнули, подавая условный знак товарищам. В проулок втянулись остальные всадники, ведя на поводу вьючных лошадей. Сашка замер в ожидании, приготовив мешочек с песком. Он не хотел убивать, рассчитывая только оглушить последнего всадника, и тихонько увезти лошадь. Но план пришлось менять на ходу. В конце проулка, со стороны улицы раздался шум. На спасавшегося бегством киевского князя напали, превратив узкий проулок в ловушку.

Сашка метнулся к всаднику, схватив одной рукой за уздцы кобылу и ударил тяжелым снарядом по голове всадника. Киевский князь, похоже решил дать отпор, так как раздался звон железа, хорошо слышный в ночной тишине.

— Сдавайся, князь! — когда звон скрещивающихся мечей умолк, раздался властный окрик.

— Ондрейка, ты? — в ответ раздался удивленный вопрос князя. — Ох, пригрел я змия на груди...

— Сдавайся, князь! — приказ повторился. — Богородица видит, я не желаю тебе зла.

Сашка скинул ошеломленного всадника с коня, для верности ударив еще раз по голове. Ласковыми движениями поглаживая гриву, повернул вьючного коня, и быстро вернулся за вторым. Держа коней на поводу, осторожно повел их к выходу и совсем не удивился, увидев перед собой трех оружных воев с решительным видом перегородивших проулок.

— Лечь на землю, — велел один из них делая шаг на встречу.

Обнаженный клинок, выставленный перед собой, угрожающе блеснул в лунном свете.

— И даже не думай, — предупредил второй вой натягивая тетиву лука.

Третий воин держал в руках сулицу, но оставался на месте, готовый в случае опасности метнуть дротик.

Сашка, согласно кивнул, отпуская лошадей. Меченошец легким движением кисти опустил острие меча вниз, заставляя Сашку лечь на землю. Пришлось повиноваться, униженно опустив голову и делая несколько шагов вперед. Лучник напрягся, остановив Сашку окриком:

— А ну стой!

— То лежать, то стоять... — недовольно пробурчал Сашка, делая еще один шаг. — Вы уже определитесь.

— На колени, — приказал мечник.

— Ну все не слава богу, — буркнул Сашка, опускаясь на колени, в покорности склонив голову.

— Михалко, — обратился лучник к мечнику, — вяжи его.

Больше ждать было нечего. Сашка пружинисто вскочил, выбрасывая вперед руки. Два метательных ножа нашли свою цель, не зря он тренировался долгие часы, восстанавливая навык. Воин с сулицей упал замертво, выпустив из рук оружие, а вот лучник успел выпустить стрелу прежде чем умер, но промахнулся. Меченошец среагировал моментально — ткнул острием меча в подмышку, но Сашка был готов и уклонился от удара, тут же перейдя в атаку. Ударил хлестко, как учили. Меченошец, опытный, тренированный боец не ожидал нападения от безоружного и покорного человека. За что и поплатился. Первый удар его ошеломил. Второй свалил с ног. И все же воин попытался достать Сашку, но меч выпал из ослабевшей руки, выбитый ударом ноги...

Утром на торгу только и разговоров было, как о бегстве киевского князя. Киевляне не осуждали князя — для них подобное поведение князей не в диковинку. Собрали вече, покричали немного и разошлись так и не приняв решения.

Глава 15. Интронизация.

Черниговский князь все еще стоял под стенами Киева, ведя переговоры с киевлянами. Половцев приструнили, теперь они не безобразничали, и киевляне могли выкупить полон. Наконец Михаил договорился с киевлянами. Половцы в первых числах мая ушли восвояси, оставив человек двести князю Изяславу. Михаил Всеволодович торжественно въехал в Киев под звон колоколов благосклонно кивая на приветственные крики народа. Бояре киевские встретили Михаила честь почести, преподнесли дары многие и обещали жить в мире и согласии. Черниговский князь собрал вече и объявил свою волю — на стол Киевский сядет князь Изяслав. Народ воспринял новость спокойно, такое бывало уже не раз, главное Михаил уважил киевлян — Изяслав сядет на стол как князь, а не как посадник Михаила.

Церемонию вокняжения проводили по традиции в воскресный день. В Чернигов к Порфирию, в Резань, Юрьев и Галич к епископу Арсению ускакали гонцы — князь приглашал на церемонию вокняжения. Михаил подстраховался, все гонцы везли еще разрешение Белгородского епископа на прибытие в Киев — город митрополичьей кафедры и великокняжеского стола, по сути "царский город". Также все честные игумены киевских монастырей: седой как лунь архимандрит монастыря Печерского святой Богородицы Акиндин, игумен Михаил Выдубицкого монастыря, Петр Акерович (игумен Спасского на Берестове монастыря), Симеон Андреевский, Корнилий Феодоровский, Афанасий Васильевский, Симеон Воскресенский, Климент Кирилловский, Иоанн, игумен Черниговского Борисоглебского монастыря и иные игумены, числом двадцать получили приглашения прибыть к князю, и Михаил расстарался — чествовал игуменов, преподнеся богатые подарки, захваченные в княжеской сокровищнице.

Игумен монастыря Спаса на Берестове Петр Акерович, давний друг черниговского князя, проживавший поблизости от Киева, не мало потрудился, чтобы убедить киевлян принять князя Михаила. Черниговский князь обещал игумену епископскую кафедру, да не простую, а ключевую.

— Исполнишь мою волю, я для поставления тебя в епископы не пожалею и тысячи гривен серебра, — увещал игумена Михаил Всеволодович. — Только будь в моей воле.

С приездом церковных иерархов начались жаркие споры о правомерности церковного обряда интронизации князя, так как место митрополита оставалось вакантным. Они настаивали на проведении только светской части церемонии, а необходимый церковный обряд провести после появления главы русской церкви на кафедре. Они ссылались на прецеденты, но Михаил Всеволодович урезонил епископов, напомнив, что при вокняжении Изяслава Мстиславича митрополита тоже не было, однако же церковная церемония была проведена... и предложив князю Изяславу поклониться двум киевским святыням — Софийскому собору, как в свое время сделал Изяслав Мстиславич, и Десятинной Богородичной церкви. Как говориться качество заменить количеством, а так как в этих двух храмах хранились одежды первых князей, применявшихся в обряде настолования по византийскому образцу, то епископы вынуждено согласились с князем.

С раннего утра народ во главе с боярами и духовенством вышел за ворота встречать нового киевского князя.

Изяслав, восседая на белом коне, заметно волновался, но старался держаться с достоинством. Седло и конскую упряжь богато украшенные золотом и жемчугами позаимствовали у прежнего князя, а длиннополое зеленое платье, подпоясанное желтым поясом, в лучах майского солнышка так и сияло, ослепляя блеском драгоценных камней и золотого шитья. Полсотни швей и вышивальщиц семь дней и семь ночей трудились над ним, да добрый десяток златокузнецов приложили свои руки к его изготовлению. Народ в предвкушении обильного угощения радостно кричал, приветствуя князя.

Черниговский епископ Порфирий в сопровождении духовенства и лучших людей Киева встретил князя с крестом и святыми иконами у Золотых ворот, и возглавил процессию, направившуюся в кафедральный собор — св. Софию поклониться Спасу и Богородице. Князья, въехав в город на конях, спешились и дальше шли пешком под хоровое пение религиозных гимнов. Среди доброго десятка князей Сашка, как многие тысячи людей, пришедший спозаранку к воротам, чтобы занять лучшее место, разглядел фиолетовый искалеченный нос Константина. Слава богу, резанский изгой не заметил парня, но Сашка непроизвольно дернулся, когда блуждающий взгляд князя скользнул по нему, и быстро спрятался за Местятку, радостно приветствующего князя громким ором.

В храм, где проходила служба набилось огромное количество народу, кому не хватило места, плотно стояли на площади, мальчишки как воробьи сидели на крышах домов, облепили все заборы. Сашка с Местяткай энергично работая локтями с большим трудом пробились внутрь храма. И вот, наконец, Изяслав в сопровождении князей и знатных жителей города входит в храм, где его встречает епископ, благословляя воздвизательным крестом.

Облаченного в одежды первых князей Изяслава под локти проводили к княжескому столу — широкой скамье с достаточно высокой спинкой. Изяслав смиренно преклонил голову и первенствующий архиерей, осенив верх главы крестным знамением, возложив крестообразно руки на нее и начал читать во всеуслышание молитву:

"Господи Боже наш, Царю царствующих и Господь господствующих, иже чрез Самуила пророка избравый раба Твоего Давида, и помазавый его во царя над людом Твоим Израилем...".

— Аминь! — пел лик.

— Мир всем, — величаво произносил архиерей.

— И духови Твоему, — ответствовал лик.

Протодиакон возглашал:

— Главы ваша Господеви приклоните".

— Тебе, Господи, — пел лик.

После прочтения второй молитвы Михаил Всеволодович, одетый символически во все красное возложил на Изяслава желтую сферическую шапку без опушки и с дуговым орнаментом, имитирующем две нашивки, расходящиеся под углом от центра очелья. С этого момента и до конца службы Изяслав не снимал ее.

Бояре киевские и лучшие люди целовали крест новому киевскому князю, что заняло довольно продолжительное время, а потом князь в сопровождении духовенства поклонился иконам в Десятинной Богородичной церкви.