Назад в юность книга первая

Все пришло потихоньку в свое русло, и я мог уделить больше внимания учебе. Аркадий Борисович, который у нас теперь преподавал общую хирургию, и не думал отпускать меня из кружка.

— Сережа, пойми, ты талантлив, многие кто здесь работает, хотели бы иметь такие руки, и голову, как у тебя, но им этого не дано. И будет неправильно, если ты этим не воспользуешься. Я вижу, ты увлекся и другими дисциплинами, но ведь тебе никто не мешает, учись, знания никогда не бывают лишними. Что же касается твоей травмы, то все-таки ты правша, и вполне сможешь через некоторое время полноценно проводить сложные операции.

И я подумав с ним согласился. У меня еще было время для раздумий. Специализация начиналась у нас только на шестом курсе, а до него было еще три года. Правда время имеет очень странную особенность, оно всегда быстро заканчивается, когда этого не ждешь специально.

Начало очередного дежурства в больнице ничего не предвещало. Я, как обычно сидел в приемном покое и точил лясы с четверокурсником, моим тезкой Сергеем Ругоевым, который сегодня дежурил фельдшером. Сергей парень среднего роста был очень привлекателен, натуральный блондин, да еще с разговаривал он с небольшим национальным акцентом, и иногда специально усиливая его, копировал прибалтов. Сейчас он тихо рассказывал мне, со сколькими медсестрами он успел переспать за время работы в больнице. Он даже вытащил мне записную книжку, в которой аккуратным почерком армейского писаря, а Сергей служил в армии писарем, несмотря на то, что закончил медучилище, были занесены все отделения больницы и напротив стояли даты, то есть в эти дни у Сергея была очередная любовь. Я позволили себе усомниться в его талантах и он, оглянувшись, нет ли поблизости нашей санитарки, начал перечислять фамилии покоренных им медсестер. Я мысленно и вслух восхитился его талантами и посоветовал остановиться, чтобы не подхватить, какую-нибудь болячку, но он легкомысленно отмахнулся. Где-то в двенадцать часов он намекнул мне, что идет на штурм очередной крепости и мне пора уходить. Я спустился на лифте в свой гардероб, но мне не спалось, и я отправился на лифте в оперблок, где еще никто не спал, но работу уже все закончили и собирались выпить чайку и лечь отдыхать.

Мы вчетвером пили чай, в окно долбил дождь со снегом, погода была мерзкая. Неожиданно на улице послышались требовательные гудки. Мы выглянули в окно, у дверей приемного покоя стоял 407 Москвич и непрерывно сигналил. Но двери пока никто не открывал. Я спустился на лифте в приемный покой и пошел к дверям. В это время из комнаты лаборанта в халате, сверкая волосатыми ногами, вышел Ругоев. Это было так неожиданно, что я от смеха не мог сказать ни слова, а только давясь, показывал ему на ноги. А из двери лаборантской высунулась рука и кусочек белой полной груди нашей лаборантки Ларисы. В руке висели Сережкины брюки. Тут Ругоев пришел в себя и, схватив брюки, скрылся в смотровой комнате, а я пошел наконец открывать дверь.

Когда я ее открыл, в приемный ворвался, пьяный в хлам, Павел Сергеевич.

-Какого х.. так долго не открывали!— Заорал он.— быстро звоните в оперблок, я буду оперировать!

И он, схватив каталку повез ее к машине. Мы помогли ему перегрузить на каталку его друга еще более пьяного чем Паша, голова у него была в крови и замотана какой то тряпкой. Он что-то бормотал и пытался встать. А Паша, между тем, ему кричал:

-Не вздумай встать, а то еще раз веслом уе..у.

Пока мы обрабатывали больного, то узнали от пьяного Павла Сергеевича всю подноготную этого события. Оказывается Паша со своим другом, решили проверить сети в озере и, наконец, снять их перед ледоставом. В лодке они напились и поругались, и Павел Сергеевич веслом угостил своего приятеля по голове. После этого он решил, что зашьет ему рану в больнице и увезет домой. В следующие полчаса Павел Сергеевич уже немного протрезвел и уже достаточно спокойно ушил рану на голове прямо в приемном покое. Но когда он хотел увезти пострадавшего домой мы с Ругоевым встали стеной и не дали ему этого сделать, а отправили в хирургическое отделение под наблюдение медсестры. А наш Паша сел за руль и свалил домой.

Я спокойно спал, когда прозвенел звонок лифта, проведенный мне прямо в гардероб. Когда я вышел в приемном меня встретил мрачный Ругоев:

-Слушай этот мужик, ну которого Пашка привез, загружается, похоже, там гематома, съезди за нейрохирургом, телефон, что-то не отвечает. А наши водители хорошо порядок знают, ни один из машины не выйдет. Я сел в дежурную машину и мы по ночному городу быстро добрались до квартиры врача. Ничего страшного не было, просто был неисправен телефон и мы под маты, и ворчание нейрохирурга двинулись в обратный путь.

Когда мы приехали, в оперблоке уже собирались оперировать аппендицит. И меня нейрохирург опять дернул к столу. И до утра я стоял весь в крови, рядом с сидящим на высоком стуле нейрохирургом, который сначала сверлил дырки в черепе, потом проведя пилку Джигли выпиливал костный сегмент над местом предполагаемой гематомы. Все это закончилось только к восьми часам и я, нехорошим словом поминая Павла Сергеевича, и надеясь, что уж теперь то его точно уволят, пошел домой.

Я сидел у себя на чердаке и пытался разобраться в учебниках психологии, которые нашел в нашей библиотеке, когда услышал тяжелые шаги по лестнице, которая вела ко мне наверх. Услышав решительный стук, я крикнул:

-Войдите!

К моему удивлению в комнату зашел отец.

-Папа, ты, что так поздно. У нас дома все хорошо?

— Сережа, я пришел к тебе посоветоваться насчет мамы, все-таки ты уже третьекурсник, может, подскажешь что-то толковое.

Услышав эти слова я похолодел, и перед моим мысленным взором снова возникла картина в больничной палате в первой жизни.

-Ну. давай посоветуемся.

-Так вот, ее уже с лета беспокоят боли в животе, после еды, но она пьет таблетки, а обследоваться совсем не хочет. Говорит, что если и будет язва, так все равно ничего не изменится. Так вот, я думаю, что нам надо уговорить ее, хотя начать обследование. Потому что мне это уже начинает, сильно не нравится.

Мы разговаривали с отцом еще долго, пользуясь отсутствием наших женщин, он все интересовался моими планами, как мы собираемся жить с Аней и не надо ли уже готовиться к свадьбе. Я сказал ему, что собираюсь бросить занятия боксом, но отец отнесся к этому не очень хорошо.

-Сережа, ты конечно можешь закончить тренировки, но я бы просто посоветовал бы тебе, просто работать над собой и не участвовать в соревнованиях, если конечно Николай Иванович на такое пойдет. А быть в хорошей физической форме это здорово для любого человека. Я постарался успокоить его и сказал, что найду слова для мамы, чтобы она пошла на обследование. Ушел он от меня уже в одиннадцатом часу, а я все сидел и думал, что бы придумать с мамой.

Следующим днем у нас было практическое занятие по терапии. Воспользовавшись перерывом в занятии я отправился в Итар. Надо сказать, что для тех лет отделение анестезиологии и реанимации выглядело достаточно прилично. Возглавлял его уже тогда фанатик своего дела и будущий доктор наук, автор нескольких книг о реанимации, будущий почетный член многих медицинских институтов мира и собирающий на своих лекциях в Америке и Европе цвет медицинской науки. Но в те годы он еще только собирался писать свою кандидатскую диссертацию и отличался среди прочих докторов свои ранними приходами на работу и тягой к женскому полу, если прямо сказать, он не пропускал мимо себя ни одной женской юбки. А не симпатичной медсестре или врачу можно было даже и не приходить устраиваться туда на работу.

Вот к этому товарищу и я пришел.

Когда я зашел в кабинет, сверху донизу уставленный книгами, Петр Анатольевич что-то усердно писал и посмотрел на меня с недоумением, как бы не одобряя, что я своим появлением нарушил его сосредоточенность

-И что вы здесь забыли молодой человек? — Не очень дружелюбно спросил он.

-Петр Анатольевич, я Андреев Сергей, сын вашей старшей медсестры. Понимаете, я учусь сейчас на третьем курсе, и обратил внимание на жалобы моей мамы, мне кажется, что эти жалобы очень похожи на начальные симптомы рака желудка.

На лице Петра Анатольевича появилась понимающая усмешка.

А скажите молодой человек, что вы сейчас проходите по пропедевтике?

-Петр Анатольевич, я понимаю, вы сейчас думаете, что у меня типичная ситуация третьекурсника, который начитался впервые медицинской литературы и находит у себя и всех близких симптомы любой болезни, но поверьте, что это не так. У моей мамы практически постоянные боли в эпигастральной области, кроме того имеется комплекс малых признаков рака желудка. А пришел я к вам с просьбой, что бы вы воспользовались вашим авторитетом для направления ее на обследование, а то она сама пойдет тогда, когда уже совсем все будет плохо. Только я прошу вас, не говорите ей, что это я просил об этом.

Прошло около недели, я вечером сидел в гардеробе больницы, изучая толстенный том по психологии на английском языке, когда ко мне зашел Петр Анатольевич. Он взял из моих рук книгу, прочитал название, присвистнул и с интересом посмотрел на меня.

-Послушай Сергей, ты откуда этот том выкопал.

-Да вот, получил по МБА.

-Ты, что так серьезно интересуешься психологией.

-Я, общем многим интересуюсь, и психологией в том числе.

-Сергей я тут поспрашивал моих врачей, они все о тебе неплохого мнения, считают за будущего неплохого специалиста. Так редко бывает, что уже на третьем курсе можно такое сказать о студенте.

Но зашел я сказать тебе о том, что отправил Дарью Васильевну на рентгенографию и скопию желудка, по малой кривизне нашли приличную язву и по косвенным признакам рентгенолог не исключает озлокачествления. Так, что надо уговаривать ее на операцию, там уже будет яснее, на что идти.

Отец, конечно, эту новость принял с тяжелым сердцем. Дома в течение месяца была очень нервная обстановка. Но после проведения оперативного лечения, в ходе которого была проведена резекция двух третей желудка, мама довольно быстро восстанавливалась. При гистологическом исследовании диагноз рака был подтвержден. Но хирурги онкодиспансера были полны оптимизма.

-К нам на такой ранней стадии заболевания больные практически не попадают. Так, что, скорее всего все будет хорошо.— И суеверно стучали при этом по дереву.

Когда мы с отцом пришли в диспансер, мама была уже в палате, выглядела она неважно, но при виде нас заулыбалась, отец, как я его не уговаривал, принес сетку апельсинов. Он считал, что это самый хороший подарок, для больных перенесших операцию. В палате было еще три женщины, и мы угостили всех.

Пока отец разговаривал с мамой, я пообщался с лечащим врачом. Тот был в курсе всей истории и долго тряс мне руку и говорил:

-Нет, это только студент первых курсов может ткнуть пальцем в небо и поставить правильный диагноз, не зная ничего. Любой бы другой сказал язва и никаких проблем.

Так вот при гистологии типичная застарелая каллезная язва на малой кривизне. Как твоя мама не жаловалась раньше, не понимаю? Гистолог нашел только маленьких фокус атипичных клеток в одном из краев язвы. Скорее всего, на этом все закончится, и снова суеверно постучал по столу.

После разговора я вернулся в палату, и мы еще немного посидели и пошли домой. Мы шли молча, каждый был погружен в свои мысли. Когда я посмотрел на отца, то увидел, что по его щеке скатилась одинокая слезинка, которую он, не глядя, смахнул рукавом, я же шел совсем с другим настроением, ведь отец даже не подозревал, что в другой жизни это все закончилось бы гораздо страшнее.

А я шел и размышлял:

-Вот еще одно дополнение в те изменения реальности, которые уже широким кругом расходятся вокруг меня, и чем эти изменения закончатся, я не знаю.

Мы вместе пришли домой, нас встречала бабушка, которой не терпелось узнать , как дела у дочери, она собиралась навестить маму на следующий день.

После моего визита к Петру Анатольевичу, тот заметно заинтересовался мной.

-Понимаешь Сережа, я давно интересуюсь возможностями человека, в том числе меня интересует такая вещь, как интуиция. Считалось, что интуиция срабатывает у людей, которые являются специалистами своего дела и озарение, как правило, приходит к ним в результате долгой и кропотливой работы. Ну, как например, Менделееву приснилась его таблица. А вот ты выбиваешься из этого ряда, у тебя просто нет знаний, которые бы могли тебе помочь интуитивно поставить правильный диагноз.

И опять начался известный разговор, Петр Анатольевич предложил мне подумать о профессии анестезиолога, которую он считал вершиной врачебного мастерства, я думал, что здесь немалую роль сыграл мой диагноз рака при наличии минимальных его признаков, а Петр Анатольевичу нравились думающие и успешные студенты. Когда же я вежливо отказался, мотивирую тем, что уже усиленно занимаюсь хирургией, то он сказал:

— Мне нравится твоя настойчивость в освоении уже выбранной специальности, но впереди еще много времени и мы еще встретимся с тобой на занятиях, может ты и передумаешь.

В кружке я попросил Аркадия Борисовича дать мне возможность продолжить мою работу по возможностям пересадки сердца. В этой работе я уже более подробно, чем в первый раз указывал на трудности, которые будут связаны с проблемами иммунной несовместимости. Также я описывал методики и доступы при подобных пересадках, которые сохранила моя память. Конечно, если бы я сам в прошлой жизни занимался этим, то мне было бы намного легче. В этой работе я, наплевав на осторожность, прямо указал на высокий уровень медицины ЮАР, и что не исключено, что там и произойдет первая пересадка сердца, назвать Кристиана Барнарда первым хирургом, сделавшим это, мне все-таки не хватило нахальства.

Над этой работой я сидел почти полгода и закончил только к экзаменам. Аркадий Борисович, когда прочитал мой опус, на следующий день долго рассматривал меня, как редкое насекомое и, наконец, сказал:

-Ты знаешь, что написал почти кандидатскую, Господи! Сколько студентов у меня было, но такого! И что мне с тобой прикажешь делать, может, отправим твой опус в журнал "Кардиология"? Вот только бы убрать упоминание о ЮАР, это было бы политически неправильно упоминать об успехах в стране апартеида.

-Аркадий Борисович, а может, отправите мой труд своему другу. Если он даст положительную рецензию на мою работу, то ее тогда уж точно опубликуют. И наша кафедра прозвучит.

Лицо моего руководителя просветлело:

-А что неплохая идея, сегодня же позвоню в Москву.

В ожидании вестей из Москвы я, тем не менее, продолжал самостоятельно изучать руководства по психотерапии и психиатрии. К сожалению, полностью скрыть от окружающих мой интерес не удавалось. Но пока мои однокурсники просто считали это моей блажью.

Так, как пока до пятого курса до цикла психиатрии мне было еще далеко, и тренировать мои способности было не на ком, я решил заняться аутогенной тренировкой. В первой моей учебе, я своему стыду даже и не слышал о такой. Но сейчас прочитал еще довоенные работы немецкого психотерапевта Шульца, и был полон энтузиазма, начав свои упражнения. Тем более, что жил я, заботами моей мамы один, и мне никто не мешал в этом деле. Первое время я долго и упорно сидя в кресле, твердил себе: