Первые дни он не был дома не потому, что избегал нового счастливого владельца своего котенка (что тому еще надо было?!). Просто не мог находиться там, где его больше не было!

А это чувствовалось сразу. Нет... Ни в одной комнате. Ни за этой стеной, ни за следующей. И никуда его никто не посылал, и твоя беда не вернется через четверть часа, чтобы спросить, что было угодно господину... Вообще не вернется. Постель, на которой он спал, убрана, комнатка, где его невольник жил — пуста, ни одной вещи не осталось, ни запаха, ни звука... словно его и не было.

Не было... Слава небесам, привиделось в угаре!

Благородный лекарь впервые наорал на прибравшегося старика-раба, который достался ему еще от учителя вместе с домом: ни за что, за какую-то мелочь... Едва не убил, если по-честному.

Это была ломка, хуже, чем отвыкание от черного опиума тяжелого больного, разве что он не ползал на четвереньках, не пускал слюни и не выл в потолок! Потом Фейран успокоился, поздравил себя с железной твердостью выдержки, и, вернувшись в Фесс из последней отлучки, первым делом отправился выяснять, не перепродал ли Филипп кому-нибудь мальчишку.

Ненадолго этой выдержки хватило!

И не перепродал. Зато описание тяжбы между купцом Кером и командором дес Фонтейн оказалось весьма познавательным! Настолько, что Фейрану еще долго снились кошмары с участием Айсена и его первого хозяина.

О чем он думал весь долгий путь по святым местам? Уж не о святом Пророке и сурах Корана! Кому признаться, кто поймет, как запрещал себе искать между строк в письмах брата упоминание о своем "подарке"... И тем более, какими потугами мучился, чтобы не выдать своего недуга! Уже поздно было сознаваться, что его преследовали эти глаза: ясные, чистые... то темнеющие, как сапфиры, то становившиеся прозрачней небесной выси в полдень. Глубокие, как сам океан...

Он видел их везде, узнавал своего раба в каждом похожем и непохожем мальчишке... Фейран даже попробовал научиться смирению: к чему возроптал против посланного Создателем?! Жил бы сейчас маленький игривый котенок в его доме, а уж узнал бы он другого мужчину или нет — это от его хозяина зависит! Был бы всем доволен, счастлив по-своему...

А теперь только и остается, что утешать себя, что брат его человек достойный и не бросит мальчишку ни в какой ситуации.

Время шло, Фейран не только примирился с мыслью, что он равно способен испытывать влечение как к противоположному полу, так и к своему собственному. Он титаническими усилиями убедил себя, что суть именно в этом, а синеглазый миловидный мальчик просто первым пробудил в нем подобные наклонности своими особенностями.

Ведь, верно: встреться он с Айсеном иначе, будь мальчик сыном кого-нибудь из его знакомых, соседей, просто юношей, которого он увидел на улице, разве взбрело бы ему в голову представлять с его участием подобные сцены? А и взбрело бы — посмел бы хоть пальцем тронуть? Верно?

Однако вновь обретенное подобие душевного равновесия не помешали хаджи, забыть о милосердии и заповедях Пророка и выполнить ампутацию руки, затягивавшей петлю на горле насилуемого ребенка, в день, когда по стечению обстоятельств на его столе в полевом лазарете под Удждой оказался сэр Магнус.

Угрызения совести хаджи эль Рахмана не посещали по сей день. Рука и без того была повреждена серьезно, возиться с нею — времени не доставало. Желания — тем более... Само собой, что рыцари выкупили своих, но командору дес Фоентейн тогда уже нечем было держать меч. Как впрочем, и удавку...

Это трудно было назвать местью, пусть достойный лекарь и пожалел, что в бою рыцарю не повредили еще одну часть тела, и он не может ампутировать и ее: случай, достойный стать примером божьего провидения.

Что касается обнаруженных у себя склонностей, как исследователь и натуралист, Фейран ставил эксперименты и, сделав над собой очередное усилие, даже посетил в Фессе ту самую школу, из стен которой когда-то вышел Айсен, выбрав мальчика примерно одного с ним возраста. Черты лица тоже были схожи, хотя не отличались такой же прозрачной тонкостью, движения не наполняла плавная легкая грация, и глаза были карими, а не синими...

Хотя возможно, проблема заключалась в том, что он просто не был Айсеном. Не желая мучить его дальше и насиловать собственную взбунтовавшуюся натуру, Фейран ушел, когда у мальчишки уже подводка потекла от слез, что он не может угодить господину.

Зато, это посещение вернуло мужчину к тому, с чего он начал.

Айсен... Нежный мальчик с ошейником на горле.

* * *

Айсен знал, что ожидание его закончилось, и до встречи осталось даже не несколько дней, а несколько часов или меньше, но радостный и возбужденный гомон внизу застал его врасплох и заставил вздрогнуть. Еще пуще забегали хлопотавшие слуги, звонкий голосок Анжелики требовательно интересовался на счет подарков... Скорее всего вот-вот появится Алан либо кто-нибудь еще, вовлекая и его во всеобщую суету.

Айсен поднялся со вздохом и направился к двери, но замер, так и не решившись ее открыть, а потом потеряно заметался по своей комнате. Это случилось... любимый здесь, и это не мечта, а реальность! Нужно просто выйти, сделать пару шагов и он его увидит...

Но что он увидит? Почему-то казалось, что хватит одного первого взгляда, чтобы понять любим ли он и есть ли у него вообще надежда или же все это время он жил самообманом! Страшно.

Простил ли его любимый за то, что он уже никак не может изменить? Юноша обнаружил, что его трясет. Страшнее всего было бы увидеть в его глазах спокойное безразличие. Два года долгий срок, даже если и было со стороны Фейрана какое-то чувство, оно вполне могло угаснуть!

Помнил ли любимый о нем? Или забыл сразу же, как только отдал брату, ведь ни в одном из писем, он даже не поинтересовался понравился ли тому его "подарок" — просто так, хотя бы из обычной вежливости. Не напрасным ли было ожидание...

Сердце стучало где-то в висках. Страшно, до колотья в груди страшно! Быть может, ему стоит подождать, пока его не позовут, пока мэтр Филипп не поговорит с братом... Айсен нервно посмеялся над собой, и заставил взять себя в руки: не станет же Филипп прямо на пороге увещевать Фейрана относительно его бывшего раба! И к чему было терпеть разлуку и ждать, если сейчас он станет прятаться?

Юноша все-таки спустился, но вначале уверенный, шаг его все больше замедлялся, и он остановился у порога, так не выйдя во дворик, где знакомился с племянниками Тристан.

Улыбается... — Айсен был вынужден опереться плечом о притолоку, потому что ноги его почти не держали. Мужчина стоял в пол оборота к нему и о чем-то спрашивал Алана, в ореховых глазах мерцали теплые искорки. Странно было видеть его в европейском платье, но Айсен узнал бы его в любой одежде, в любой толпе... С закрытыми глазами узнал бы только по негромкому звуку шагов, по одному прикосновению!

...Волосы отросли немного длиннее и кажутся темнее, чем он помнил. На лбу появилась морщинка и у губ тоже... Лицо осунулось. Юноша дрогнул, разглядев еще не успевший совсем побелеть шрамчик на скуле. Любимый...

Глаза видели, а сердце боялось поверить. Айсен в изнеможении прикрыл веки, пытаясь хотя бы выровнять дыхание и выпрямиться, Фейран обернулся...

Фейран обернулся вслед вихрем умчавшейся Фей, которой срочно потребовалось что-то ему показать, и улыбка медленно стала блекнуть, застыв плоской приклеенной картинкой: на пороге, слегка в тени стоял молодой человек...

Черные волны волос кажутся немного растрепанными, в свободном развороте плеч угадывается напряжение, а тонкие нервные пальцы вцепились в косяк...

Среднего роста, худощавый, модные чулки подчеркивают стройность ног, голубой пурпуэн облегает изящную, но развитую фигуру, узкую талию украшает дорогой работы поясок, высокий чистый лоб охватывает шапель с прихотливым узором — несомненно, это его он видел, смеющимся с музыкантом. Мельком, не полностью, со спины.

А сейчас может разглядеть его лицо до последней черточки! Как и пронзительно синие глаза, которые одновременно молился забыть и увидеть снова...

Голос Алана, пролетевшая обратно Фей — разбили наваждение, и сознание расчетливо отметило сразу несколько обстоятельств. Первое, что Мадлена чересчур пристально и крайне неодобрительно за ним наблюдает. Второе, что, несмотря на отчетливо видный в распахнутом вороте ошейник, Айсен не двинулся, чтобы поклониться дочери хозяина или их гостю.

Папочкин любимец? Кажется, так.

И в "поклонниках" у такого тоже не должно быть отбоя! Раньше — не было, а уж теперь...

Фейран приподнял брови, с облегчением скрыв за отстраненным удивлением и полную растерянность, и необъяснимую злость, и что-то очень похожее на боль и горечь.

— О! Вижу мой "подарок" тебе понравился, раз ты его сохранил, — бросил он Филиппу.

— Даже приумножил, — сухо отрезал взбешенный Кер, взглянув на смертельно побледневшего юношу. — Идем же в дом!

Айсен отшатнулся с их дороги, словно его могло обжечь, но недостаточно быстро, чтобы не услышать предназначавшуюся Филиппу тихую фразу, небрежным прохладным тоном:

— Прости, просто не ожидал, что Мадлена потерпит в своем доме... мм... постельную принадлежность.

* * *

— О чем ты хотел поговорить со мной? — поинтересовался Фейран, когда все домашние были разосланы по своим делам, и они с братом остались наедине в его кабинете.

— Не о чем, а о ком! — резко одернул его Филипп. — Об Айсене.

Он не собирался заводить этот разговор так сразу, но судя по тому, чему только что стал свидетелем, откладывать его тоже было нельзя.

Фейран молча ожидал продолжения, не выдав себя даже движением пальцев, державших бокал. Лишь слегка дернул губами, давая понять, что удивлен предметом обсуждения между ними.

Этого оказалось достаточно, чтобы Кер-старший вышел из себя совершенно:

— Как бы между вами не сложилось, и что бы не произошло раньше, — процедил он, тяжело глядя на брата, — я попросил бы тебя быть более сдержанным! Оскорблений Айсен заслуживает меньше кого бы то ни было! Тем более от тебя!

— Какого горячего защитника он нашел в твоем лице, — протянул Тристан, увлеченно рассматривая содержимое своей чаши.

— К счастью, да! Но тебе без сомнения было бы приятнее узнать, что мальчишку замучил очередной насильник!

Против воли Фейран вздрогнул, прикрыв глаза. Филипп зло усмехнулся: щадить его тонкую душевную организацию он не собирался!

— Давай оставим громкие фразы, — досадуя на себя за непроизвольную слабость, заговорил Фейран. — Разумеется, как хозяин этого дома, ты вправе просить меня о чем угодно. Но я не совсем понимаю, какое отношение ко мне имеет твое имущество...

— Айсен — не имущество!! — загремел Филипп. Успокоившись с видимым усилием, мужчина продолжил. — Он стойкий отважный мальчик с чистым любящим сердцем, которое дано немногим!

Фейран едва не до хруста сжал челюсти: если сейчас брат углубится в перечисление всех достоинств юноши, как существующих, так и мнимых, — он не выдержит и сорвется тоже...

— Поздравляю, — саркастически бросил мужчина. — Однако меня это давно не касается!

— Видит Бог, я был бы только рад, если бы так и было! — с чувством парировал Филипп. — Здесь у него есть будущее, есть жизнь... И отнюдь не "постельной принадлежности", как ты "остроумно" заметил! Айсен талантливый мальчик, он упорно занимается музыкой, он развивается... Сама герцогиня Элеонора слышала, как он играет, и хвалила его!

— Вот как? — заметил Фейран, изобразив деланную улыбку.

Филипп сел на свое обычное место, вглядываясь в него настолько пристально, что становилось не по себе.

— Интересуешься? — вдруг совершенно спокойно спросил он.

— Интересуюсь, зачем ты рассказываешь обо всем этом мне, — дернул плечом Фейран.

— Затем, что именно к тебе Айсен хочет вернуться, — сообщил Кер.

Если он хотел потрясти своего собеседника, то ему это удалось сполна! Некоторое время Фейран смотрел на него в немом изумлении, не находя слов. Только сердце в груди как-то странно дергалось невпопад... А потом он опомнился.

— И давно? — ядовито вопросил Фейран.

— Года два, — в том же тоне отозвался Филипп.

— Не очень удачная шутка.

— Какие уж тут шутки! — мрачно согласился Кер. — Я обещал ему, что помогу вам встретиться и поговорю с тобой. Сейчас — я это обещание исполняю. Он очень ждал тебя, он любит тебя... Не понимаю за что, но любит! Если ты не испытываешь к нему того же, будь добр хотя бы объясниться. И объясниться в нормальном тоне! Не смешивая с грязью!

Пока он говорил, напускная язвительность и небрежность сползли с еще молодого лица мужчины, оставляя после себя лишь тоскливую усталость.

— Любовь... — словно бы себе сказал он, — любовь слишком громкое слово, им обычно называют все, что угодно. Я охотно верю, что тогда он испугался и просил его вернуть... Что Айсена ко мне влечет. Это нормально, в определенном смысле первым у него был я и...

— И последним тоже, — оборвал его Филипп, уже с жалостью наблюдая, как брат пытается себя убедить и перебороть. — Если вопросы верности, все что тебя беспокоит, я клянусь, что после тебя у Айсена никого не было и нет!

Фейран вскинул на него глаза и тут же отвернулся.

— Даже твой Ахмади его не тронул.

— Это тебе Айсен рассказал? — криво усмехнулся мужчина.

— Представь себе, в отличие от тебя, я с ним разговаривал, а не трахался! — бросил Филипп, раздраженный тем, что брат похоже опять съезжает на привычную удобную дорожку.

— Ты меня осуждаешь, — Фейран не спрашивал.

— Осуждаю, — честно признался Кер. — И прошу как человека, не ломай Айсену жизнь. Не калечь ему душу еще больше!

Фейран молчал, глядя куда-то в пространство с болезненной усмешкой. Филипп смотрел на него с горьким недоумением: ведь видно, что мальчишка сидит у него занозой в сердце! Любит... Так почему не верит, зачем мучает и его и себя?

Что ж, остается надеяться, что веры Айсена хватит на двоих.

Рассудок гас и отказывался верить в услышанное, а сердце... Что сердце! Айсен не был уверен, что оно еще бьется... Что оно еще вообще есть! Там — застряло что-то тонкое, острое и холодное, как клинок в ране. Но он боялся, что если вынуть его, то просто изойдет болью, как истекают остывающей кровью в несколько минут...

Любимый, за что?! В чем я виноват перед тобой, что ты так суров? И неужели моя вина так тяжела...

Айсен пробирался обратно к себе почти ощупью. Он предпочел бы совсем ослепнуть, чем еще раз увидеть на лице любимого убийственную смесь равнодушия и презрения... Но ведь все еще впереди! А значит, надо дойти, побыть одному, успокоиться и попытаться научиться жить без цели и смысла.

Нет!! Не верю! Не хочу верить...

— Айсен?