Я на фоне таких рассказов постепенно пришёл к мысли о том, что многочисленные мелкие деревни в моё время выросли как раз поэтому. Вот тупо исторически сложилось так, что из-за транспортной доступности полей, обусловленной использованием конской тяги, проще народу селиться было в пяти-десяти километрах друг от друга небольшими группами, и обрабатывать поля вокруг себя, а не собираться в города. Те, кстати, сейчас, в 9 веке, снабжаются с большой россыпи посёлков окрест себя, выступают центром ремесла и торга. Убери деревни на пару тройку дней пути — город просто разбежится, не смогут люди прокормить себя. Сколько полей надо на несколько тысяч человек, что на Ладоге живёт? С учётом местной агротехники? Десятки квадратных километров или сотни? Тысячи? И три дня до края их идти, на сев и уборку? Или вскачь пуститься, с сохой наперевес? Ну-ну, удачи, посмотрю я потом, как лошадка взмыленная будет рало ворочать.
Вот и выходит, что стоит город, а вокруг него — сотни мелких хуторов да деревенек, что зерно да продукты в него тянут, мены устраивают, получая за хлеб железо да прочие ремесленные товары. И лучше будет, если на реке стоит крупный населённый пункт, тогда на торг всё возить проще. Телега пятьдесят пудов возьмёт, сани — больше, по снегу легче идти. А лодка может и пару тонн принять, если по течению, конечно. Вот и образуются сейчас города на реках, в удобных местах, и два торговых сезона существует. Летом по воде люди товары возят, зимой — по льду замёрзших рек, сани хорошо тогда идут. Телеги больше вспомогательную роль играют. Распространите этот принцип на тысячу лет вперёд, и вы получите географию 21века — стоит город на реке и куча деревень вокруг него. А приложите к этому автотранспорт, трактор, который за час на пятьдесят километров может отъехать и пахать спокойно, грузовик, что зерно отвезёт чуть не на другой конец страны — и настанет урбанизация. Смысл селиться по микроскопическим бедным деревням да весям, если до самого дальнего поля, что лежит за многие километры, на машине или автобусе за полчаса добраться можно? Вот и набивается народ в города, оставляя брошенные дома и посёлки, которые в моё время так щемили сердце "ура-патриотам" и прочим любителям посконной старины. Сами бы попробовали посчитать, сколько будет стоить организовать нормальную человеческую жизнь для пятидесяти деревень на пять тысяч жителей. Ну там дороги им построить, больницы, школы, связь и газ с электричеством протянуть, транспорт организовать, магазины, тысячу других мелочей учесть.
Здесь, в 9 веке, расселение мелкими, практически самостоятельными сельскими общинами имеет глубокий экономический смысл и обусловлено существующими технологиями. Возможное транспортное плечо тут очень короткое, так можно выразиться. Неэффективно более чем в паре дней пути от жилья вести экономическую деятельность, за исключением торговли да охоты. Позднее дороги, автомобили и паровозы сильно увеличили транспортную доступность, вот и сконцентрировались люди в мегаполисы, индустриальным способом себе пропитание добывают, нет потребности в россыпи весей да деревень вокруг. А наше село, Москва наша, зависло сейчас где-то посередине, хотя всё больше склоняется ко второму способу жизни, правда, с местным колоритом.
Индустриальный подход Москвы заключался в том, что последнее время мы питаемся в основном тем, что выращиваем сами. А то, что не возделываем — переносим на поля и в сараи, и тоже начинаем разводить. Так оказалось проще, быстрее, надёжней и эффективнее. Даже грибы, и те в погребах в ящиках с описками да листвой сидят, не требуя длительных походов по чащам да бурелому. В лесу, по сути, мы только клюкву оставили — свой болото, к моему большому удовольствию, делать не стали. Окружающая дикая природа давала нам всего лишь разнообразие, не более. Вон, тот же Кукша давно в рабочие дни не бегает с луком по лесу, а строит, мастерит и ремонтирует. Лишь по воскресеньям прогуливается по окрестностям, развлекается — именно развлекается! — охотой. Принёс он как-то раз оленя небольшого. Сколько радости было бы ещё несколько лет назад! А так всё порадовались трофею, праздничный ужин устроили да и забыли к понедельнику о такой крупной, казалось бы, удаче. Мы с Буревоем удочки периодически по выходным забрасываем, рыбу свежую удим, тоже для разнообразия да медитации. А барышни и дети больше цветы да саженцы из леса тянут, для посадки. Ну и клюкву и те грибы с плодами да орехами, что пока не растут у нас.
И так не только с продовольствием выходит. Даже за рудой мы всё реже едем к болоту — сказывается значительное количество накопившегося в результате нашей деятельности металлолома. Дерево в основном на дрова идёт, ставка на повышенную металлизацию хозяйства сыграла свою роль, накапливается инструмент. Да и прочее тоже заполняет склады. В этом и заключается местный колорит индустриального подхода — в безудержном хапужничестве.
Вбитый в головы моих родных на уровне рефлекса принцип "есть возможность — запасай!", говорит им о том, что безудержный, тяжёлый труд в течении весны, лета и осени должен быть направлен на одну единственную цель — дожить до нового урожая. Особенно взрослые этим страдают, дед да барышни. Как только теплеть начинает, они сразу как заведённые носятся, не зная за что хвататься. Эта паника детям передаётся, те тоже проникаются важностью момента и суетятся почём зря. У меня нечто похожее было, когда я только сюда попал. И вот когда мы из кризиса выбрались, когда паровые машины позволили нам чуть выпрямить спины, когда железо стало обыденностью, а не ценностью — мы разделились. Я чуть вперёд смотрю, пытаюсь нащупать, куда дальше двигаться. А мои родичи, окрылённые новыми возможностями, самозабвенно тянут из леса и окрестностей всё, что не приколочено, увлечённо забивая сырьём и материалами склады и мастерские. Они просто перенесли намертво усвоенный принцип формирования максимально возможного запаса продовольствия на ремесло!
Мы даже пару раз серьёзно спорили, нужно ли такое. Я упираю на то, что мы просто не потянем скоро работу по столь многочисленным направлениям. Разорвёмся! Родичи при этом смотрят на меня полными непонимания глазами, и опять волокут в крепость дерево и песок, золу и соль, руду и мрамор. Если есть хоть малейший шанс повысить запасы в селе — они его используют! А то, что я их научил более эффективно планировать деятельность да считать постоянно затраты труда в любом процессе, приводит к любопытным результатам. Те же грибы не просто так растят, а из-за осознания того, что держать под рукой круглый год такой хороший источник белка есть занятие более разумное, чем сбивать ноги по лесу половину лета. Но при этом сочетание паники, вызванной страхом перед грядущей зимой, и новыми возможностями, что дали трактора да паровики, просто выбивает родных из сил. Уж очень хочется им добрать ещё чуть-чуть, ещё хоть капельку! Приходиться идти на встречу, изобретать всё новые устройства для экономии времени. Из-за этого, собственно, и автоматикой для отопления занялся, и водопроводом. Иначе мои родные люди просто помрут от перенапряжения, вызванного непреодолимым желанием "взять ещё да побольше!", и главное — наличием возможности это сделать.
К концу лета мне удалось хоть чуть-чуть сбить их с этого настроя. Добился этого достаточно банальным образом. Весь годовой производственный план был разбит у нас на несколько этапов. Первый заключался в увеличении производительности всего, что уже есть, путём изменения размеров и эксплуатационных свойств оборудования. Второй — в совершенствовании установок в части долговечности и повышения их экономичности. По результатам третьего в Москве должны появиться новые производства, вроде холодильных установок для выделки льда и швейных машинок. А потом всё должно пойти по кругу — изменение, улучшение, расширение производства на другие направления. Первый этап как раз закончился — масштабы всех без исключения установок выросли, обрели более мощную тягу, усовершенствовались.
Причём изначально проектировали так, чтобы можно было соблюсти принцип "один человек на одном агрегате работает один день", чтобы вид деятельности не менять хотя бы в течении суток. Пиролизная установка теперь загружается с утра с таким расчётом, чтобы к вечеру из неё достать уголь, смолу и скипидар, почистить и законсервировать до следующего раза. Из обновлённой домны можно выливать в процессе часть чугуна, чтобы к ночи как раз завершить работу. Ткацкие станки увешаны новыми катушкам, размер которых позволяет крутиться аппарату весь день, не меняя их. И так во всём. Ну я и пересчитал наши накопленные ресурсы, запасы, склады, поднял журналы работ, что вели постоянно, учёл производительность агрегатов, и выдал родственникам план работ на месяц.
По нему выходило, что все без исключения жители Москвы, включая корелов, в течении сентября будут загружены по самое не балуйся работой. Да, было выделено время на учёбу, опыты, эксперименты и исследования. Но для этого пришлось даже часть выходных занять! Глядя на таблицу с именами и видами работ по дням, народ замолчал.
— Выходит, надорвёмся мы скоро? — выдал Буревой после осознания написанного.
— Ага. Больше, чем запланировано нам не сделать никак. Паровики-то тоже обслуживания да топлива требуют, за приборами следить надо в оборудовании. Везде люди нужны, — заключил я, — причём образованные, с пониманием.
— И что у нас из нового по осени появиться? — тихонько поинтересовалась Зоря.
— Ну, пока три вещи в плане есть. Обновить винтовки с использованием полученных знаний, построить водокачку, сделать станок для колючей проволоки. Ну и ещё одна проблема, к которой даже не знаю как подступиться.
— Холодильник для льда, о котором ты говорил? — этот вопрос очень Агну волновал.
— Не, с ним позже возиться стану. Там не в конструкции проблема, а в веществе особом, подобрать его надо.
— Людей нам надо больше, — резюмировал Кукша, остальные согласно закивали
— Хм, людей... Тут другая сложность. Нам жители образованные нужны, другие не справятся. Да и с ними проблема будет, — я выложил на стол выписку из журналов работ.
В этой книге я собрал все наши неудачи и промахи. Их отдельно анализировал, пытался избежать ошибок в будущем. Понятно, что человеческий фактор я никуда не дену, но вот другие вопросы можно попробовать обойти. Так, например, первая установка для отопления с гидроавтоматикой, которую мы испытывали на подаче топлива в пиролизном цехе, лишилась термометров — не давали они нужного усилия для управления краником и воздушной задвижкой. Она стала просто по расписанию вываливать в топку горючее. Последнее тоже пришлось заменить — вместо дров, которые имели совершенно различные размеры и форму, пришлось использовать некое подобие гранул из стружек, опилок и смолы. Что привело к необходимости проектировать новую установку, включающую дробилку для древесины и собственно гранулятор из двух металлических барабанов с выемками. Но таких проблем было немного, все их закрывали в рабочем порядке. А вот описание трудности, с которой я даже и не думал столкнуться, занимало чуть не половину всего журнала "косяков". И связанна эта проблема была с информацией.
Работа любого члена нашего коллектива выглядела следующим образом. Утром на руки выдавалась технологическая карта и задание на производство. Человек шёл в нужную мастерскую и производил работы. Карты с описанием процесса постоянно изнашивались, сырели, горели, рвались. Бумага была достаточно рыхлая, чернила — самодельные, в техкарты постоянно добавляли записи о вновь выявленных обстоятельствах и подмеченных закономерностях. Потом потрепанные записи сдавали мне, я сравнивал их с эталонными, что хранил отдельно, вносил изменения. Затем раздавал материал всем родичам, и мы садились переписывать его в новые тетрадки, создавали свежие карты процессов. Нудная достаточно работа, требующая сосредоточенности и внимания. Причём делать так приходилось часто, вне зависимости от накопленных изменений в описании процессов — наша "канцелярка" не позволяла надеяться на долговременное хранение данных. Мы даже летопись, что делал Буревой, пару раз подправляли — чернила то осыпались, то расплывались, то просто пропадали без следа. Увеличение количества производств приводило к разрастанию процесса переписывания, и закономерно загнало нас в ловушку — мы стали терять целостность информации.
Пара помарок в описании продувки расплава на выплавке, и вместо необходимой стали Кукша с дедом получили великолепную, большую, белёсую чугунную болванку. Неразборчивый подчерк Олеся в техкарте для запуска ткацкого станка — и Лада сломала его, не успев сделать и пару метров материи. Загубленный паровик лежал на совести Обеслава, у которого в тексте вместо восьмёрки стояла тройка, тетрадка с этой опиской досталась Власу. Два дня на поиск неисправностей в оборудовании для вытяжке нити ушло из-за расплывшихся в эталонной карте чернил. А груда металлолома, что должна была быть нашим токарным станком, лежала под навесом из-за моей ошибки в описании механических свойств одного из сплавов.
Пытались решить вопрос в рабочем порядке. Дед экспериментировал с чернилами — немного крепче стали держаться, но не более. Да и описок и ошибок они исправить не позволяли. Уже привычно нарезали досок — некстати растрескавшаяся сосна лишила нас рецепта бирюзового стекла, пришлось его "открывать" заново, по памяти. Мелкие буковки из более крепкой берёзки, вроде, дали решение проблемы, но затраты времени были такие, что нужно количество шрифта мы бы до пенсии нарабатывали. Отработанным на печатях способом, вытравливанием буковоккислотой в металле, вроде добились нужного эффекта. Собрали из кучи металлических проволочек квадратного сечения прямоугольник, нанесли через трафарет воском символы, обработали химией. В небольшом ящичке сделали из получившихся буковок лист текста, прокатали его чернилами и прижали к бумаге — достаточно чёткий оттиск вышел. Правда, хранить шаблон надо в собранном виде, ибо иначе весь смысл затеи теряется. Ведь набирать текст каждый раз муторно и долго, вероятность ошибок сохраняется. Оглядев же количество бумаги, которое нам придётся перегнать в металлические, по сути, листы, мы с дедом загрустили. Для удобства набора текста длина палочки, на торце которой формировалась буковка, была около сантиметра, такой же толщины получалась собранная типографская страница. Лист был размером А4, по аналогии с моей записной книжкой делали. В итоге вес печатной формы одной страницы был более пяти килограмм, в зависимости от используемого металла, мы медь, свинец и железо пробовали. Прикинули объем текста, который нам придётся хранить, загрустили и вообще прекратили эксперименты.
Вот это всё, включая данные о потерях сырья и оборудования, вызванных ошибками в технологических документах, я и рассказал родственникам. О моей возне типографской и так все знали, но озвученные цифры потерь заставили серьёзно задуматься о проблеме. Не хотелось на ровном месте лишаться запасов. Намекнул народу о том, что если бы они не пытались своими загребущими руками затянуть в крепость все камни да деревья с окрестностей, а больше времени посвящали записям да работе с документами, то потерь удалось бы избежать, или снизить их до приемлемого уровня. Про людей новых, которых родичи мои искать где-то собрались, тоже рассказал — их-то как по нашим картам учить работать? Ведь даже научив чтению и цифрам потенциальных рабочих, избавиться от проблемы недостоверности информации мы не сможем, а лишь усугубим её, переписывать бумажки придётся чаще.
