— Почему вы не отправили дочь учиться?— уже после, на пути к усадьбе, спросил барона Рауль.— Её место не здесь, а в военной школе, это даже мне очевидно. Сколько ей полных лет?
Д'Освальдо в ответ опустил глаза.
— Двадцать, ваше высочество,— проговорил он.— И я возил ее в Даккарай в прошлом году. Четвертый раз, первый был в шестнадцать. Все четыре раза она не выдержала вступительных испытаний — бесплатных мест в школе всего два, вы ведь знаете, и желающих слишком много. А платные... К сожалению, мой доход невелик, и у меня трое сыновей. Нам приходится во многом себе отказывать, чтобы обеспечить им достойное будущее, а наездников готовит только высшая школа Даккарая, и платить нужно вперед — это большие деньги. Кайя... Она самая способная из всех моих детей. Но я не могу обделить законных наследников в ее пользу!
Принц чуть нахмурил брови. О правилах школы он, разумеется, знал. О большом количестве претендентов на обучение за счет казны — тоже. Но он только что имел возможность в полной мере оценить способности Кайи Освальдо. И это она-то провалилась четырежды?.. Помолчав, его высочество сделал знак своим сопровождающим, чтобы слегка отстали, и посмотрел в лицо барону.
— Ваша дочь прирожденный наездник,— сказал он.— И то, что она не смогла поступить, боюсь, не ее вина. Однако такими талантами корона не разбрасывается — увеличить ваш годовой доход я, увы, не в силах, но обучение трех кадетов вместо двух казну уж точно не разорит... К сожалению, учитывая известные обстоятельства, прямо объявить об этом невозможно — как и зачислить нового кадета на курс без прохождения вступительных испытаний. Но если вы мне доверитесь, ваша дочь получит то, что должно быть ее по праву.
Барон, которого весь вечер кидало из огня да в полымя, выпрямился в седле.
— Ваше высочество,— выдохнул он охрипшим от волнения голосом,— ваше высочество, я сделаю всё, что от меня зависит! Я не достоин такой доброты, но Кайя... Корона не пожалеет о своих расходах, клянусь Антаром!
Вспомнив, с какой горячностью Д'Освальдо произнес эти слова, Рауль улыбнулся. В том, что вложения в кадета окупятся, он не сомневался. И его личная доброта тут была ни при чем. Разве что...
— Не представляю, Натан,— сказал он,— как я буду объясняться с главой Даккарая. Особенно учитывая грядущую ревизию в школе. Понятное дело, эль Виатор не посмеет ничего возразить, но я пока не король. А ее величество не станет портить отношения с герцогом из-за никому не известной девицы, пускай даже талантливой. Устроить барону Д'Освальдо громкий показательный разнос и выдернуть его дочь в Мидлхейм под предлогом судебного разбирательства — законно и объяснимо, но менять устав Даккарая?.. Он ведь часть традиции!
Узкое лицо графа Бервика сделалось задумчивым.
— Традиции?— невнятно протянул он, почесывая подбородок.— Ну, если на то пошло, они же не берутся из воздуха? Мы сами их создаем из какой-нибудь удачной случайности. А что до устава и кадетов, так ведь прецеденты были: еще ваш прадед, мир его праху, несколько раз своей монаршей волей расширял количество учебных мест за счет короны!
Рауль рассмеялся.
— Это ты о сыновьях его фавориток? Да, что-то такое припоминаю. Только он был королем Геона в своем праве, что же касается меня...
Принц умолк, не закончив фразы. Его карие глаза медленно сощурились. Бервик, заметив в их глубине хорошо знакомые мерцающие огоньки, замер на подоконнике в неудобной позе. Очевидно, его высочество только что посетила какая-то идея. 'Неужели по стопам предка решил пойти?— промелькнуло в голове графа.— Так сказать, не дожидаясь сыновей, сразу 'фаворитку' в теплое место пристроить?' Он задумался. И все-таки решил, что нет, не в преддверии же собственной свадьбы! Эль Моури такого не поймут, да и какая из баронской дочки фаворитка? Этому всё равно никто не поверит.
Он, сгорая от любопытства, подался вперед, не смея нарушить молчание будущего короля. И через несколько долгих минут был вознагражден.
— Как ты сказал, Натан?— протянул его высочество, загадочно улыбаясь.— Мы сами создаем традиции из 'удачной случайности'? Думаю, для небогатых пассий моего прадеда его монаршая воля была еще какой удачей!
Принц издал торжествующий смешок.
— Об альковных делах королей говорить не принято,— глядя на луну, сказал он.— Даже если о них все знают. А прецеденты, как ты правильно заметил, имели место быть... Так почему не сделать из этого традицию?
Глава XIII
До праздника богини Сейлан оставались считанные дни. Изнемогающие от жары храмовницы сбивались с ног в преддверии важнейшего события, послушницы говели, утопающие в серебре плакучих ив тихие обители распахивали двери для новообращенных, а с заката до рассвета от храма к храму плыл в воздухе серебристый перезвон колокольчиков, поющий славу светлой богине. Луноликая Сейлан спускалась на землю с горних высей Пяти небес в самый длинный день лета, и всю неделю, что предшествовала ее появлению, курились у алтарей благовония, служились ночные мессы, плелись венки из розового и зеленого шелка...
Мирянки от жриц не отставали. Сейлан — богиня любви и материнства, соединительница судеб, хранительница семейного очага, дарила свое благословение открытому сердцу, и любой женщине было о чем просить ее. Девушки на выданье, запершись в своих светелках, вышивали по широким атласным лентам узоры из ивовых листьев, мечтая о скором браке. Бабушки, тетки и матери украшали барельефы домашних храмов живыми цветами, срезая их с именем Легкокрылой на устах и тщась о счастье любимых внучек, племянниц и дочерей. Мужние жены, из тех, кого милость богини обошла стороной, лепили глиняных куколок, по одной на каждую из семи ночей, моля небесную покровительницу подарить им дитя. И чем ближе становился Ивовый день, тем горячей звучали молитвы, тем сильнее бились сердца, тем ярче сияли глаза, озаренные изнутри светом искренней надежды. Сейлан ждали в каждом доме. Ждали и верили, что обязательно будут услышаны.
Острие иглы больно впилось в палец. Кассандра, ойкнув, по привычке сунула его в рот, языком слизнула выступившую капельку крови и, поймав на себе осуждающий взгляд старой няни, нахохлилась. Быть взрослой на поверку оказалось не так уж и весело. То нельзя, этого не говори, так не делай... А лучше всего — просто молчи и улыбайся. Скука смертная. И если бы еще только на людях, так теперь и дома лишний раз вздохнуть не моги!..
Девушка опустила взгляд на лежащую перед ней на столе атласную ленту. Та была вся истыкана иголкой, а разбросанные по ней вкривь да вкось шелковые ивовые листья смотрелись жалко.
— Слизни какие-то,— со вздохом сказала бедовая вышивальщица,— жирные и зеленые. Ими только богиню гневить.
Сидящая рядом старшая сестра повернула голову.
— Покажи,— попросила она, наклоняясь. И, помолчав, неуверенно предположила:— Скорее, гусеницы. Просто ты еще не приноровилась, Кэсс. Гляди, если по контуру темно-зеленый пустить, а тут вот нитки внахлест, до гладкости, и поверху серебристые прожилки — очень красиво выйдет! Давай, я тебе набросаю примерно.
Кристобель отложила свою уже почти законченную ленту и взяла в руки работу сестры.
— Да бесполезно, ну,— скучным голосом сказала младшая.— Это только у тебя красиво получается! А у меня руки не из того места растут.
— Кассандра!..— осуждающе прокашляла няня.— Разве так выражаются приличные барышни?
Девушка страдальчески закатила глаза. Началось.
— Можно подумать, у нас тут гостей полон дом,— буркнула она себе под нос. И добавила тихо, пользуясь слабым слухом нянюшки:— 'Приличные барышни'! А что я такого сказала? Ладно бы еще место назвала...
Старшая сестра, не удержавшись от улыбки, еще ниже склонилась над лентой. Иголка замелькала в ее изящных пальцах. Кассандра, наблюдая, как ложатся на атлас ровные, один к одному, стежки, только мысленно махнула рукой. Где уж ей угнаться за Крис? Та даже из гусеницы королевскую бабочку в два счета сделает, да такую, что выйдет краше живой!.. Вон, листья ивовые, — того и гляди затрепещут под ветром. 'Я так никогда не смогу',— подумала Кассандра, впрочем, без всякой зависти. Умение сестры управляться с нитками ее восхищало, но ведь талант на то и талант, что дается не каждому? У Кристобель вышивка шла легко, играючи, а вот ее младшая сестра, увы, не умела ровно пришить даже пуговицы. Самым большим ее достижением на этом поприще был прошлогодний подарок Нейлу в виде дюжины носовых платков с монограммой: попросить помощи у сестры Кассандра не могла по известным причинам, так что корпела над вышивкой целую зиму, но результат получился сомнительный. Буквы не сходились размерами, 'Н' упорно клонилась на сторону, а 'Х' так и вовсе местами напоминала птичью лапу. И хотя Нейл подарком остался доволен, сама Кассандра впредь зареклась иметь дело с иглой. Только нитки переводить да пальцы дырявить! К тому же, мастерица у них в семье уже одна есть. 'А мне оно на что?— размышляла девушка, любуясь выходящими из-под пальцев Кристобель серебристо-зелеными молодыми листочками.— Наездник должен уметь поводья в руках держать, а не иголку! Может, наляпать еще пару слизняков, пострашнее, — да Крис всё за меня и разукрасит?.. Ее работа богине куда как больше по сердцу придется. А мне ту ленту все равно повязывать некому'.
Праздник в честь богини Сейлан был днем торжества любви — неважно, материнской или иной, что соединяет незримыми узами два бьющихся в унисон сердца. По давней традиции девушки обвивали собственноручно вышитой лентой запястья своих нареченных в день помолвки, но за многие годы этот обряд, как часто случается, несколько изменился. Разумеется, если невеста того желала, она и сейчас могла ему последовать, но всё чаще такое случалось лишь в деревнях, где еще сильны были старые обычаи. В больших же городах ивовая лента служила не столько символом согласия, сколько знаком расположения ее дарительницы. Иногда, впрочем, новое и старое шли рука об руку: если возлюбленный бывал слишком робок, чтобы признаться девушке в ответном чувстве, расшитый серебристо-зелеными листьями атлас приходил обоим на помощь. Правда, тут случались и конфузы — когда излишнюю молчаливость кавалера бойкая барышня принимала за неуверенность, почитая его беззаветно влюбленным, а на деле это оказывалось вовсе не так... Что поделать, сердцу не прикажешь. И это, в конце концов, всего лишь лента, которая никого ни к чему не обязывает!
Кассандра, вспомнив старый обычай, едва заметно скривилась. Она выезжала в свет только две недели как, но уже успела обзавестись парой воздыхателей — к превеликой, конечно же, радости папеньки с маменькой. Ей самой ни внук герцогини эль Вистан, ни сын графа де Тайлеза, которых она знала с детства, ни капли не были интересны, но барон и баронесса возлагали на обоих большие надежды, это было видно невооруженным глазом и ужасно бесило Кассандру. Конечно, пикники, лодочные прогулки и танцевальные вечера ей нравились. Она, как всякая молодая девушка, любила веселье — но вовсе не такое, которое обязательно должно привести к замужеству. Может, когда-нибудь, когда она с блеском закончит Даккарай, когда встретит свою любовь, как Крис... Тогда, само собой, почему бы и нет? Но не сейчас же! Впереди небо, крылья, впереди целая жизнь! И потратить ее на какого-то надушенного франта, вроде молодого де Тайлеза?.. Вот еще, нашли дурочку!
Думать-то она так думала, но облекать мысли в слова не торопилась. Она танцевала с сыном графа, улыбалась внуку герцогини и неукоснительно следовала совету Нейла 'быть послушной дочерью и не вспоминать о драконах'. Выходило, по ее мнению, неплохо. Светское общество Мидлхейма приняло новую дебютантку благосклонно, почти все ее вечера были расписаны, скучать Кассандре тоже не приходилось, а что до поклонников, так, слава богам, их у нее не так уж много! 'Потерплю месяц — и в Даккарай,— равнодушным взглядом скользя по атласной ленте в руках сестры, мечтала Кассандра.— Это все, конечно, весело, но я хочу летать. Хочу и буду! Что бы там Нейл ни говорил!' Вспомнив ехидные подколки товарища, младшая дочь барона неслышно фыркнула: Нейлар эль Хаарт не упускал случая проехаться и по ее успехам в обществе, и по незадачливым поклонникам.
— Гляди, еще во вкус войдешь,— хохотал он, откинувшись на ствол старого дуба и многозначительно играя бровями.— Балы, прогулки, ухажеры... Оглянуться не успеем, как — раз! — еще вчера рядом со мной на ветке ногами болтала, а сегодня уже, с кольцом на пальце, под руку с законным супругом гостей встречаешь. И где там те драконы?..
Кассандра, привычно отмахиваясь от друга, смеялась тоже.
— Не дождешься,— говорила она.— Я учиться хочу, а не кольцо на палец. Чушь какая!
Нейл, притворно ужасаясь, всплескивал руками:
— Как?! Ладно еще графский сын, младший, ни титула, ни состояния, но второй-то кандидат тебе чем не угодил? Такая блестящая партия, такое почтенное семейство!.. Герцогиня эль Вистан — разве не звучит? По мне, так очень!
И, не обращая внимания на сердитые гримасы подружки, он тут же бросался на все лады расхваливать внука герцогини. Кассандра плевалась, Нейл веселился от души, и в следующий раз игра повторялась снова...
— Кэсс!— голос сестры спугнул воспоминания.— Ну что, теперь понятнее? Я четыре листочка поправила, теперь попробуй сама.
Девушка, подавив тоскливый вздох, покорно взяла в руки скользкую атласную ленту.
— Главное, не торопись,— с улыбкой глядя на нее, проговорила Кристобель.— Спешить некуда, Ивовый день еще только послезавтра. У тебя обязательно получится!
— Не сомневаюсь,— скрипуче отозвалась Кассандра.— Вопрос — что именно?
Она склонилась над столом. Сделала несколько стежков, посмотрела и покачала головой. Нет, это бесполезно. Невозможно научить человека тому, к чему у него нет ни малейшей способности! Кассандра, потянувшись за новым мотком шелка, украдкой бросила взгляд на нянюшку. Та уже потихоньку начинала поклевывать носом. 'Как уснет — попрошу Крис мою ленту закончить,— без тени раскаяния подумала девушка.— Это позорище из дому выносить нельзя'. Она вдела в иглу новую нитку, красную, чтоб уж наверняка, и посмотрела в окно. Вечер. Интересно, Нейл придет к ограде хотя бы сегодня? Уже третий день как в воду канул, одни записки только, в которых вечное 'завтра'.
'Завел себе приятеля и пошел кататься, хоть с собаками его по всей столице ищи,— сердилась Кассандра, вонзая острие иглы в истерзанный атлас.— А еще надо мной смеется! Ни стыда, ни совести!..'
По длинной, тонущей в мягком полумраке зале плыл ароматный дым. Горели свечи в узорчатых канделябрах, яркими змейками извивались в руках гибкие трубки расставленных прямо на полу пузатых шааширов, глухо побулькивали узкогорлые колбы, неслышно сновали меж расслабленно возлежащих на подушках гостей молчаливые и расторопные слуги. Тяжелые бархатные занавеси, всегда задернутые, чуть подрагивали у карнизов от сквозняка — в подвале дома, весь второй этаж которого занимала курильня, был оборудован вместительный ледник. Снабженный многочисленными воздуховодами и, по слухам, невероятных размеров мехами, он обеспечивал прохладу и днем и ночью, что по нынешней жаре в столице уже почиталось за чудо. Если же вспомнить, что на первом этаже располагалась весьма недурная таверна, способная принять почти две сотни человек, а на третьем — салон свиданий, один из самых известных в городе, то не было ничего удивительного в том, что попасть сюда вот так запросто, что говорится, с улицы, не представлялось возможным. Дом Лусетиуса на Парковой аллее знал всякий, а если не знал, так слыхал о нем многажды. Пиран Лусетиус, выходец из самых низов, пятнадцати лет от роду пешком пришел в Мидлхейм, имея за душой всего пригоршню меди, а уже к тридцати годам развернулся так, что даже бывалые купцы Лессина только разводили руками. Несколько десятков скобяных лавок, целая рыболовецкая флотилия, пара доходных домов на севернойокраине — каково для безродного мальчишки из трущоб?
