Волшебник Кеи Захват Хассании

А теперь онемевшее лицо сестры и закаменевшая поза подсказали, что ей ещё страшней, чем ему тогда, ведь не монолитный сваренный балкон стоит под ногами, а четыре жалких верёвочки держат на весу... Ждать больше нечего. Пора... И он дал команду "вперёд", крича вниз, но глядя теперь только перед собой: "Спокойно... спокойно..." и так бесконечно, успокаивая одновременно и самого себя...

Крылья в движении расправились. Отклоняя ноги в стороны, вверх-вниз, проверил реакцию на рули и понял, что они работают нормально, теперь оставалось только держаться направления, взятого чуть правее главного, чтобы не вывалиться прямо на тропу. "Тут лететь всего-то — метку" — сидела клином мысль, выбивая другую: "Ну и дурак! Куда понесло?!" Но тело автоматически повторяло: "Спокойно... Всё нормально..." и постепенно разжимались, словно тисками сжатые, собственные руки...

Трава приближалась и он медленно начал вписывать в ход мыслей команду "Вверх", не словами, конечно, а представляя себе линию перемещения тела... Сестра внизу закостенела в коллапсе... Лицо, всегда задорное, сейчас напоминало маску Ужаса, но она выполняла всё, что требовалось — висела... Мелькнула мысль о том, что вряд ли кто-нибудь из других рисующих смог бы вот так мужественно терпеть ужас на приличной уже высоте, но Мишка её отбросил, как несвоевременную... Дифирамбы потом...

Ориентир, который он себе наметил с высоты горы, давно уже куда-то сместился и пропал из поля зрения, сейчас они летели вдоль неглубокой долины, подчиняясь изгибам её склонов, плавно поднимаясь вместе с подъёмом рельефа, но это как раз устраивало внутреннего штурмана, сидевшего внутри... Лишь бы вперёд, а там "видно будет". И видно было. Подъём переходил в изумительной красоты альпийскую террасу, с поднутрёнными краями наподобие цирка, в нижней части которой голубым драгоценным камнем светилось озеро, манившее с высоты чистотой и ясностью.

— Фарис!.. Ты видишь?.. Озеро?... Фарис-Та!... Ты в порядке?... Фарис!

Сестра не слышала... В своём полуобморочном состоянии она уже не понимала, что с ней происходит и, стиснув зубы, не ждала ничего хорошего, мечтая только об одном, чтобы эта пытка скорее закончилась...

Жесткий удар по голове оказался для пилота настолько неожиданным, что пальцы заметались, непроизвольно дёргая рычажки клапанов, от чего ровный ход полёта сбился в рваное рыскание в разные стороны и опасные наклоны вдоль оси, угрожая переворотом — самым опасным виражом из всех, что могли произойти. Почувствовав рывки, девочка истерически закричала, силы её и так уже были на том пределе, где разум переставал управлять телом, сжав рукоятки, чтобы открыть оба клапана, Мишка направил линию полёта на озеро, снижая скорость и заставляя тело принять всё более вертикальное положение...

Только теперь он увидел причину аварии, летящую на повторный заход. Большая, просто огромная от ощущения испуга, птица смело атаковала непонятное ей существо, возможно, защищая своё гнездо, или отстаивая права на место охоты... Угадав, где находится голова страшилища, она стремилась лишить врага главного — зрения. Эту истину инстинктивно знают все птицы. Вид кривого клюва и мощной лапы заставил Мишку на время бросить стержень руля и колдовством пробить в теле птицы маленькую пещеру, обдавшую его напоследок тёплым вонючим воздухом и вихрем черных перьев...

На лоб просачивалась кровь от первого удара, мешая смотреть, пришлось срочно давать волшебным костям команду подъёма, нарушившееся равновесие сил заставило их пару вращаться, все больше отклоняясь к вертикали, скорость почти упала и боком они шмякнулись в воду, обдавшей таким ледяным холодом, что сразу захотелось двигаться и жить. Чья-то посторонняя сила медленно приподняла за веревки обоих путешественников и бережно уложила на береговые камни... Это Фарис бессознательно внесла свою лепту, управляя костью... Ей просто хотелось на сушу....

Мокрые верёвки отвязывались плохо и не сразу удалось распутать цепкую паучью хватку. Непонятным образом всего четыре конца сами сплелись в целую ловчую сеть, а у Мишки даже кинжала с собой не оказалось, чтобы их резать. Освободившись, он первым делом сдёрнул с плеч рюкзак и вынул карту мага, самое ценное, убедившись, что она практически не намокла.

Фарис-Та тихо скулила и он, сняв с неё кости, чтобы не улетела случайно, начал успокаивать, прижимаясь лицом, гладя по волосам и шепча ласковые слова...

— У те-те-бя к-к-ровь...

— Не страшно... Фарис, миленькая... Всё... Мы сели... Успокойся...

— Я б-больше не-не по-полечу... Никогда...

— Нет, нет... Успокойся... Никогда, моя девочка...

— И не д-ду-май даже... Ни-к-ку-да больше...

Несвязные фразы с заиканием на каждом слоге давались с большим трудом... После слов она разревелась и начала трястись в ознобе, только теперь Мишка заметил, что они промокли насквозь и продрогли оба. Поставил высокое кольцо защиты, сделал топчан, сорвал с себя лётный костюм и уложил Фарис на него... Лучи Сияющего ещё не прогрели воздух, день только набирал силу и для тепла пришлось поставить несколько светильников, разогнав их максимально...

Постепенно озноб прошел и кинув взгляд на восток, Мишка неожиданно встретился взглядом с косматой мордой живого существа, вполне осмысленно таращившейся на него самого, вдавив нос в прозрачную преграду с наивной непринуждённостью дикаря.

Это и был дикарь. С торчащими космами волос, одеждой из шкуры какого-то животного, обувью в виде обмоток из той же шкуры и оружия, напоминающего уродливо переточенный, ржавый обломок кинжала, висевшего на поясном ремешке. Часть волос, заплетённая косичками, была украшена обрывками цветных лент.

Убедившись, что существо ничем не угрожает, даже рюкзаку, оказавшемуся внутри кольца, Мишка посмотрел на Фарис... Она спала, съёживщись под тонкой кожей костюма, он был здесь не нужен, поэтому перелетел к дикарю, который совершенно неожиданно приветствовал его по— иритски, с положенным по этикету преклонением колена.

— Ты ирит?

— Давно быть ирит, господин, потом воин, потом раб, а теперь не знать, кто...

— Как это ты не знаешь? Ты забыл, кем родился?

— Зачем забыл? Родился ирит, а стать не знать, кто.. Прости, господин, я плохо помнить язык...Он сильно удариться?..

— Кто?.. Он?.. Это она... Моя сестра... Нет, она не ударилась, мы упали в воду...

— Да, господин, мой видеть... Ты убить чёрный орёл, который давно мучить нашу поселение, год, много лет... Я хотел отрезать его когти, это амулет, но найти только много перья и кусок крыла...

— Да, я его сильно ударил... У вас поселение? Сколько вас тут?

— Десять и пять мужчин, два десять женщин, ещё дети есть...

— И все были рабами?

— Нет, господин, дети родиться свободными! Мы не хотим рабство...

— Ты можешь принести ей тёплую шкуру или одежду?... И ещё пить...

— Да, господин, мой быстро бежать...

— Только не надо никого приводить, пусть она спит...

— Да, господин...

Мягкая обувь не гремела и разведчик оценил это преимущество... Развесил костюм на просушку, пересилив себя, окунулся в ледяную прозрачную воду, смыл кровь и грязь, но, услышав хруст камней, снова натянул волглую одежду, не желая выглядеть бо"льшим дикарём, чем аборигены... Дикарь, вопреки просьбе, пришел не один, с ним был пожилой мужчина и две женщины, выглядевшие гораздо аккуратнее своего соплеменника, которые также бухнулись на колени в знак приветствия... Чтобы накрыть Фарис надо было раздеть её и, не желая выпячиваться сверх меры своими чудесами, Мишка снял защиту, а женщины раздели бормотавшую как в бреду девочку и укутали её, с удивлением ощупывая кожаные комбинезоны и рыбью кожу лётного костюма...

Мужчина оказался старшим, но не вождём, здесь гуляла вольница, сбежавшая из ада рабства и не желающая подчиняться никому. Однако, иногда надо было принимать общие решения и он взял на себя эту миссию. Тип лица бывшего воина Мишка хорошо запомнил, пока ещё жил в Сара-Тоне. Гирбат Богатый нанимал самых северных воинов, гарпегов, славившихся жесткостью и дисциплиной для охраны Дворца и двум клановым мальчишкам ни разу не удалось заговорить с ними.

Гордые, коренастые, мощные, рыжеволосые, вечно украшенные зубами, когтями, лапами или, хотя бы, хвостами лично убитых хищников, сами они частенько были лишены части своих органов — пальцев, ушей, носа и украшены шрамами, которыми кичились. Говорящий, причём, по-иритски гарпег, одетый в смесь своей клановой и хассанской одежды сам по себе был фигурой неординарной. Судьба крепко обтесала каменный организм, правая рука была искалечена, следы порезов виднелись по всему телу на открытых участках. Однако, глаза, неожиданно, блеснули добротой:

— У твой совсем нет оружие? Ты не бояться хищников, ирит?

— Не все вокруг хищники или враги, Старший, к тому же то, что режет и колет — не всегда лучшее оружие...

— Ты мудр... прости, не понимать твой звание...

— Кларон.. Кларон королевства Сарпания...

— Это почти принц?

— Нет, не совсем... Принц — это сын короля, а мой отец — простой воин...

— Он тоже кларон?

— Нет, Старший, он был простым воином, потом стал мэтром, сейчас он начальник гарнизона, скадр...

— Значит сын выше отца?

— Значит так... У вас разве так не бывает?

— И у нас бывать, кларон... Мой сын, когда стать вождь клана, забыть свой долг и послать меня в битва, где я стал раб... очень давно... Ты наверно голоден, кларон?

— Нет, не очень... Я не уйду, пока она не проснётся... Пусть спит...

— Мой не понимать, твой летать сверху?

— Почему это так важно?

— Это место, кларон, очень закрытый, сюда нельзя заходить...

— А что мешает?

— Здесь не видно... Там обрыв.. И там обрыв... Хассан хотел ходить, мы бросать камни, теперь никто не хотеть ходить...

— А там?

— Там сначала холм... Потом тоже обрыв...

— А вода?

— Какой вода?

— Вода в озере... Откуда? Если везде обрыв...

— Ой, ты хитрый, кларон... Ты всё быстро понимать, да?

— Там есть пещеры? И по ним можно пройти, да, Старший?

— Или утонуть... Ты правильно понимать, кларон...

— Здесь очень красиво, да?

— Нам не надо красиво... Надо свободно... Никакой джардух хассан ходить нет! Мой бояться другой дорога, который я не знать...

— Я понял, старший, ты прав.... Ты должен знать... Да... Мы прилетели оттуда... Без дороги...

— Твой одежда умеет летать?

— Разве летучая мышь летает шкурой? Она лезет вверх и прыгает, тогда летит... И птица так делает...

— Ты убил чёрный орёл... Без оружия?

— У меня другое оружие...

— Вот как... Мой думать, это колдовство?

— Да, Старший...

— Я раньше думать, тяжёлый тхарат... Думать ты прятать его...

— Нет, Старший, он бы мешал лететь... И натягивать нельзя...

— Да, кларон, ты прав.. Тхарат — плохой оружие. Долго тяни, мало убивай, тяжёлый кинжал лучше...

— Смотря, где, Старший... Вам бы тхарат пригодились... Сверху хорошо...

— Откуда твой знать? Разве ирит есть тхарат?

— Раньше не было, теперь есть...

— И ты уметь кидать иглы, кларон?

— Не очень хорошо, но умею...

Странное направление беседы кончилось тем, что Дикарь, получив указание, пулей сгонял куда-то и принёс обычный хассанский лук, из которого Советник не слишком удачно, но поразил кусок шкуры, повешенной на куст... Похоже, что вопрос с луками волновал гарпега сильнее чем защита дороги. Или это было взаимосвязано?

— Я понимать... Твой хороший воин... Мы не так держать, надо верх-низ, и перчатка, да?

— Конечно, перчатка, иначе руку отобьёт...

— Вах! Я говорить! Плохо, у нас мало тхарат, мало игла... У нас нет дома тхарат... Только тяжёлый кинжал... И верёвка...

— Вам кто-то угрожает?..

— Грозить?... Да... Хассан... Там, много...

— Больше сотни?

— Больше десять сотни, кларон... Зачем он там, не понимать... Здесь нет враг, нет добыча, Он два дня стоять, хассан как мышь, везде бегать, шарить, искать, мой бояться...

— Это их тхарат?

— Зачем тебе знать, кларон... Мой не надо ещё один враг...

— Я знаю это войско, мы туда и летели...

— Твой — туда?!.. Совсем ничего не понимай.. Ирит — друг хассан?

— Враг! Ещё какой враг, Старший!.. Жадный, подлый... Значит там внизу дорога?

— Дорога? Какой дорога? Гнилой тракт?

— "Гнилой"?

— Мой так называть... Самый поганый место под небом... Я таскать камни, давно... Много ирит умирать... Гнилой вода, гнилой трупы, гнилой тракт... И хассан умирать тоже много... Одна падишах жить...

— Нет, Старший, я спрашивал про дорогу на север...

— Север? Домой... Снег... Нет, кларон, тот дорога дальше, где начинаться болото, туда, на Светило, половину день бежать...

Это означало, что они отклонились вправо достаточно далеко. А ещё говорило о том, архаик не стал ожидать на тропе, а отвёл войско в укрытие. Но его намерения остались пока неясными, хотя очевидно, что ждать сейчас можно исключительно пакостей... Вопрос только — каких? Разумеется, хассан уверен в превосходстве силы своих вояк, зная от предателя, сколько в городе защитников. Он предполагает, что пограничный гарнизон будет потрёпан в бою, мало того, прекрасно знает, что для охраны его "товара" потребуются все имеющиеся в наличии воины и граница фактически останется пустой.

Дураку ясно, что самым логичным было бы сейчас и напасть исподтишка, выманив и пленных, и их охрану подальше от башен и горных укреплений, оторвать от своих, от подмоги, а потом атаковать внезапно, пользуясь неудобным для защиты рельефом местности. Вдоль всей дороги тянется горный кряж с одной стороны и заболоченные берега реки с другой... Мало того, здесь, под боком, магистральная дорога, по которой, возможно, уже движется помощь... Да и "товар" может неожиданно взбунтоваться и встать на сторону архаика, если они сговорились... И если так, то вся Мишкина хитрость окажется всего лишь непростительной недальновидностью. Но пока что гарнизон стоял в Долине, а архаик — торчит здесь...

— Господин!... Она проснуться...

Сестрёнка очнулась отдохнувшей. Молодой организм быстро зализал психологическую травму. В кругу незнакомых и страшных на вид лиц она смущалась, льнула к брату уверенная в том, что именно её он спас от страшной птицы с жуткими когтями. Собрав вещи, кларон уничтожил свои временные постройки и все пошли к жилищам.

Маленькие хижины из тростника и кустарника, крытые травой, почти сливались с зеленью вершины, чуть в стороне мир обрывался в необычайно красивую долину, вся гора плавала будто гигантская лодка в голубоватом туманном море, обильно пропитанном лучами Сияющего и казалось, они заняли место обитания богов. Только тот, кто был внизу, знал, как обманчива эта прекрасная бесконечная зелень, маскирующая болотную жижу и прячущая мириады острых жал беспощадного гнуса. Но для Фарис-Та божественная панорама была прекраснее всего, что она видела раньше. Поев, она принялась за работу и начала зарисовывать одну из характерных скал на фоне озера. Вытирая носы, вокруг неё на безопасном расстоянии застыли самые лучшие в мире зрители — дети, которые до этого носились стайкой между всеми хижинами и придавали селению мирный и добрый характер...