Джон Шеттлер - "Киров-2: Огненный котел"

— Это вопрос к Золкину, — сказал адмирал, кивнув головой в сторону своего друга.

— Вопрос к Золкину, вопрос к Золкину... Все всегда спрашивают у врача совета. Что же, я полагаю, что адмирал прекрасно идет на поправку и должен вскоре встать на ноги. Федоров, разберитесь с подлодкой, но не подпускайте ее слишком близко. Адмирал плохо спит из-за близких взрывов.

— Не беспокойтесь обо мне, Федоров, — сказал Вольский. — Все будет хорошо.

* * *

Федоров вышел из лазарета, ободренный мыслью о том, что вскоре адмирал поправиться и сможет принять командование на себя. Он направился на ГКП, размышляя о том, что делать с подлодкой. Они потеряли четверых. Он знал, что лодка оставалась поблизости, и, вероятно, планировала атаковать снова, если они задержатся здесь. Тем не менее, он решил, что знает, что делать. Несколькими минутами спустя он прибыл на ГКП, принял вахту и отправил отдыхать Роденко.

Карпов ушел на отдых несколькими часами ранее, еще до рассвета. Теперь он был готов заняться подлодкой. Ка-40 все еще находился в воздухе, однако топлива у него оставалось мало. Тем не менее, он решил проверить свою догадку и осмотреть залив Форнеллс, приказав Николину направить вертолет туда и задействовать инфракрасные системы. Как только данные начали поступить на корабль, они обнаружили похожий на нож корпус подлодки совсем рядом с устьем залива. Пытается прокрасться в этот самый момент, подумал он!

Вернувшись к посту штурмана, он снова взял материалы по U-73 и еще раз просмотрел их, ища информацию о капитане лодки Хельмуте Розенбауме, последнем на данный момент кавалере Рыцарского Креста, полученного за потопление "Игла". Итак, вот ты какой. Он посмотрел на первую фотографию Розенбаума, улыбающегося из-под капитанской фуражки — простого молодого человека. Еще одна фотография изображала его вернувшимся в Специю из боевого похода, небритого и с ярко блестящими от гордости глазами. Он прочитал пометку о его дальнейшей судьбе:

"Оставил командование U-73 в октябре 1942 и стал командующим 30-й флотилии подводных лодок, действующей на Черном море. Погиб в авиакатастрофе 10 мая 1944 года".

Федоров смотрел на фотографию, ощущая нечто жуткое от того факта, что знал его будущее. Это было пьянящее чувство, почти ощущение себя богом. Никто не должен испытывать такого, проумал он.

— Ка-40 докладывает о готовности уничтожить цель, — сказал Николин, глядя на Федорова.

Федоров отринул свои мысли и моргнул. Он мог приказать уничтожить лодку в одно мгновение и в одно мгновение убить всех, находящихся на ее борту. И в этом случае фотография, на которую я смотрю сейчас, подумал он, никогда не будет сделана!

Что-то внутри него противилось. Это был уже не холодный расчет войны и не вопрос выживания. "Киров" был далеко от берега и в безопасности от любой угрозы, которую могла представить собой эта подлодка. Как только вертолет вернется, они направятся за запад, и даже если дадут всего двадцать узлов, Розенбаум никогда в жизни их не догонит. Он снова посмотрел на фотографию, на гордые глаза этого человека, и принял решение. Розенбаум погиб в авиакатастрофе 10 мая 1944. Ему оставались последние годы жизни, и Федоров решил не лишать его их.

Он вспомнил слова доктора Золкина, сказанные всего несколько минут назад и понял, что тот был прав. "...жизнь лучше смерти, даже если это означает, что вы не выиграете себе еще один день и не отомстите врагу".

— Николин, — сказал он. — Ка-40 немедленно вернуться на корабль, предварительно подобрав все ранее сброшенные буи. Ничего не оставлять в воде, это ясно?

Николин удивленно поднял брови.

— Так точно, — ответил он и переда приказы.

Когда через час на ГКП вернулся Карпов, "Киров" уже направился на запад, оставив позади побережье Менорки, и направился в пролив между ней и самым большим островом Балеарского архипелага Майоркой. Корабль следовал курсом 270, намереваясь обойти остров с севера, а затем направиться через пролив на запад. Дальше будет лишь открытое море и возможность остаться далеко от берега и любых посторонних глаз. Они проследуют на юг, в Алборанское море — горлышко бутылки, которое оканчивалось пробкой — Гибралтаром.

Федоров ввел Карпова в курс дел и изготовился покинуть мостик.

— Вахту сдал.

— Так точно. Вахту принял.

Оставшись в одиночестве, Карпов подошел к Тарасову, также сдававшему вахту Величко.

— Есть какие-либо признаки этого гада?

— Мы обнаружили его в устье залива чуть более часа назад. Ка-40 находился прямо над ним, но товарищ капитан приказал не атаковать и вернуться на корабль.

На лице Карпова отразилось неподдельное удивление. Он собрался что-то сказать, но затем взял себя в руки. Федоров взял чертову подлодку в прицел, но эта чертова штука уцелела! И он ни словом ни обмолвился об этом, когда я пришел, чтобы сменить его! В голове метнулась шальная мысль дозаправить вертолет и отправить его обратно, чтобы отомстить за подлое нападение на корабль и гибель членов экипажа, но затем слово взял другой внутренний голос. "Ища мести, выкопай две могилы — два врага и для себя". Его упорство в исправлении одних проблем неизбежно порождало новые. И он согласился с решением Федорова.

— Хорошо, — сказал он, наконец, похлопав Тарасова по плечу. — Отдохните. Ваши уши будут нам очень нужны при прорыве к Гибралтару.

Затем повернулся к рулевому и скомандовал:

— Курс два семь ноль.

* * *

U-73 тихо прошла через узкое устье залива и вышла мимо скалистых берегов в открытое море. Розенбаум немедленно поднял перископ, дабы проверить, оставался ли враг все еще рядом. Он не видел корабля, но видел странный летательный аппарат, направляющийся на северо-запад, мигая навигационным огнями.

Он ощутил странное чувство и непроизвольно содрогнулся, глядя, как аппарат исчезает в седом рассветном небе. Смерть занесла свою руку над его головой, но отвела ее. Он ощущал себя живым, ощущал яркость момента, смысл жизни, глядя на горизонт. Вокруг было пусто, и лишь первые золотые лучи восходящего солнца играли на гребне мыса Кабальерия на северо-западе. Он понимал, что ему не догнать британский корабль, и что-то подсказывало, что не стоит даже и пытаться. Так что он спокойно вывел лодку в открытое море, а затем направился на северо-восток в Специю. Он так и не набрал свою "семерку" в этом походе, и был вынужден отменить атаку, призванную отомстить за гибель U-563 и Клауса Баргстена. Ну уж как есть, подумал он.

Он улыбнулся, убрал перископ и подумал о доме. Этот поход закончился. Он вернется в Специю, получит орден, а затем отправится на новое место службы — на Черное море, чтобы принять командование флотилией из шести лодок типа II!

Жизнь удалась.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

ИДЕАЛЬНЫЕ ПЛАНЫ

"Неверен здесь ничей расчет:

Спокойно ждем

Мы счастья, а судьба несет

Невзгоду в дом"

— Роберт Бёрнс

"Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить"

— Федор Достоевский, "Записки из подполья"

ГЛАВА 22

* * *

Сообщение поступило Сифрету во время короткой передышки в середине очень напряженного дня — 12 августа. Оно поступило прямо из Адмиралтейства, и было помечено грифом наивысшего приоритета, что означало, что он должен был немедленно ознакомиться и приступить к исполнению новых приказов. В это время у него было больше проблем, чем ему бы хотелось, так как итальянцы и немцы бросили на него все силы. В 08.00 последовала относительно слабая атака, которая была легко отбита бешеным зенитным огнем, который были способны выдать его корабли. В полдень, однако, последовал более серьезный налет силами около семидесяти самолетов. Все было ровно так, как указывала разведка после перехвата и дешифровки приказов, поступивших в итальянское 77-е авиакрыло, базирующееся в Эльмасе на Сарднии. Кроме того, среди перехваченных сведений были странные обрывки информации о неком столкновении севернее, у пролива Бонифачо. Что именно это было? Единственным светлым моментом ситуации было то, что итальянские надводные подразделения, реевшие в Тирренском море, словно стая черных ворон, внезапно ушли на север, и сейчас находились далеко от намеченного маршрута конвоя.

Было совершенно ясно, что вся операция привлекла к себе самое непосредственное внимание противника. Высказывались в том числе мнения, что немцы полагали возможной прямую угрозу высадки десанта в Бенгази, Триполи или даже на Крите, что побудило их привести все имеющиеся воздушные и наземные силы в этих районах в боевую готовность и направить им подкрепления.

Господи, подумал он, как будто мне мало хлопот с попытками защитить четырнадцать грузовых судов, везущих припасы на Мальту. Чего мне явно не хватает, так это десанта в тыл Роммелю. Он знал, что такие планы существуют, но на данный момент исключительно в теории. Так что он решил просмотреть новые приказы и понять, что случилось настолько срочного.

"СРОЧНО, СЕКРЕТНО. ВЫВЕСТИ СОЕДИНЕНИЕ "Z" ИЗ ОПЕРАЦИИ ПРИ ПЕРВОЙ ВОЗМОЖНОСТИ И СЛЕДОВАТЬ К ГИБРАЛТАРУ НА МАКСИМАЛЬНО ВОЗМОЖНОЙ СКОРОСТИ. ПОВТОРЯЮ, ВОЗВРАТ НЕМЕДЛЕННО".

Он нахмурился, отметив, как гармонично "при первой возможности" сочеталось с требованием вывести соединение "немедленно". Немцы и итальянцы делали все, чтобы помешать его продвижению налетами высотных и пикирующих бомбардировщиков, маловысотных торпедоносцев, атаками подводных лодок, минными полями, и даже какими-то новыми "воздушными торпедами", сбрасываемыми с самолетов, нарезавших круги вокруг конвоя в поисках целей. Итальянцы называли их "мотобомбас". Он слышал даже, что они собрали гидросамолет, начиненный взрывчаткой, и планировали направить его на радиоуправлении в один из его авианосцев. К счастью, он потерял управление, и благополучно перелетев через Средиземное море, рухнул в пустыне, оставив огромную воронку, не причинив, однако, никакого вреда. Итальянцы, подумал он, покачав головой.

Теперь адмиралтейство просто приказывало ему отвести ядро прикрытия и бежать домой в Гибралтар. Зачем? Он знал, что им в любом случае придется вернуться, так как они были уже близко к банке Скерки, где фарватер сужался настолько, что проводить его линкоры было бы неразумно в нынешних обстоятельствах. Было изначально запланировано, что Соединение "Z" повернет обратно в этот момент. Вопрос состоял лишь в том, как долго оно останется с конвоем прежде, чем передаст его адмиралу Берроу и крейсерам и эсминцами его Соединения "Х".

Он знал, что для транспортов худшее еще было впереди. Он заберет авианосцы, "Родни" и "Нельсон", и у них останется только Берроу.

— С "Родни" докладывают о проблеме с рулем, сэр, — доложил вахтенный. Сифрет знал, что на этот корабле в последний месяц появились проблемы, и он был способен развить не более пятнадцати узлов. Если Адмиралтейство требовало отправить их домой, у него не оставалось выбора. Нужно было разворачиваться прямо сейчас.

— Хорошо, — ответил он с тяжелым сердцем и отдал приказ: — Пожелайте адмиралу Берроу доброго пути и немедленно повернуть в Гибралтар. — Он посмотрел на часы. 16.00, за три часа до того, как он должен был сделать это.

В результате в следующие три часа авианосец "Индомитейбл" не получил три критических бомбовых попадания во время полномасштабного и хорошо организованного налета немецких "Юнкерсов-87" и "88", а также итальянских торпедоносцев "Z-1007". "Родни" также избежал трех близких промахов и тарана сбитого итальянского самолета, который должен был врезаться ему в нос. Приказ Адмиралтейства изменил ход истории — "Киров" изменил ход истории своим появлением, став причиной этого срочного приказа.

Корабли Сифрета шли на запад, навстречу заходящему солнцу, пока на "Кирове" спускали в воду водолазов к северу от острова Менорка. В то время, как U-73 произвела атаку, заставив Карпова вспенить море глубинными бомбами и поднять Ка-40, Сифрет получал плохие новости и маялся сомнениями. Корабли Берроу подверглись мощной атаке, крейсера "Нигерия" и "Каир" получили попадания торпедами, как и корабль, который они всеми силами надеялись защитить — американский танкер "Огайо". Он порывался разделить свои силы и направить "Родни" домой, чтобы удовлетворить Адмиралтейство, а "Нельсона" направить обратно на восток, чтобы прикрыть отход Соединения "Х". Тем не менее, поступили дальнейшие указания, четко разъясняющие ему варианты действий. Он должен был вернуться к Гибралтару максимально быстро со всеми силами, которые имел в своем распоряжении. Но всеже он ощущал себя обязанным отделить некоторые из кораблей сопровождения для помощи Соединению "Х", так что приказал дать сигнал семафором крейсеру "Харибда" и эсминцам "Эскимос" и "Сомалиец" отделиться и поддержать их. Это принесло мало пользы.

В следующие двадцать четыре часа были торпедированы еще два британских крейсера — "Кения" и "Манчестер", и четырнадцать кораблей конвоя утратили всякую защиту. Только пять их них смогли выдержать это жуткое испытание огнем и достичь Мальты. "Огайо" был спасен отчаянными усилиями экипажа, направлявшего огонь зениток, глядя, как корабль зарывается в воду едва ли не до палубы. Два британских эсминца встали по обоим его бортам, буквально таща танкер на себе.

Пять кораблей... Всего пять кораблей смогли прорваться, но этого было достаточно, чтобы спасти гарнизон и населения Мальты от голода, а жизненно важное топлива удалось откачать с "Огайо" в последний момент, прежде, чем изувеченный корабль затонул прямо у причала. Больше он никогда не увидит моря.

Пока избитые корабли британского флота направились обратно к Гибралтару, Соединение "Z" уже бодро шло домой в составе двух огромных линкоров, авианосцев "Индомитейбл" и "Викториес", двух легких крейсеров и двенадцати эсминцев. Авианосец "Фьюриос" и еще пять эсминцев прикрывали тылы. Их изможденные экипажи получили короткую передышку.

К своему огромному удивлению, адмирал Сифрет вскоре узнал о том, что они должны быть готовы к отражению попытки атаковать сам Гибралтар! Он должен был немедленно закрыть пролив для всех судов.

Что могло настолько поставить Адмиралтейство на уши, думал он? Он не был одним из немногих избранных, знавших детали случившегося в прошлом году. Да, по флоту ходили слухи о столкновении с новейшим немецким рейдером, "чудо-оружии" и жуткой гибели американской оперативной группы. Да, он собственными глазами видел поврежденные "Принц Уэльский" и "Король Георг V", когда те вернулись в Скапа-Флоу, и знал, что заслуженный линейный крейсер "Рипалс" не вернулся. Но это случилось год назад, и вражеский корабль был потоплен — по крайней мере, так гласило официальное заявление. Он ничего не знал о продолжающемся разбирательстве в Адмиралтействе и не знал кода "Джеронимо", запустившего нынешние события.

Так в чем же было дело? Была ли форсирована подготовка к операции "Факел"? Это было единственное, что имело для него какой-то смысл, так что он немедленно начал составлять планы по дозаправке своих кораблей, чтобы эсминцы могли немедленно установить дежурство в Гибралтарском проливе, когда они доберутся туда. И, возможно, стоило пригласить адмирала Фрэзера с "Родни" на разговор. Быть может, тот мог что-то знать.