Закон Жизни

А потом всё как-то вдруг, внезапно закончилось. Ветер ослаб, волны перестали кидать судно из стороны в сторону и начали уютно покачивали его. Тучи рассосались, и между ними даже начали пробиваться лучи Ока. Зуд в руке, так больше никак и не проявивший себя, пропал. Я чувствовал прилив сил, будто не стоял, рискуя быть смытым, а отдыхал всё это время. Только было очень холодно. Сейчас, когда появилась возможность расслабить мышцы, я понял, что дрожу. Кинул виноватый взгляд на Валерию, уж если мне холодно, то каково должно быть бедной девчонке. Но она стояла, как ни в чём не бывало, в полностью расслабленной позе. И ни синих губ, не стучащих зубов!

Тем временем, из трюма показались матросы. Правда, радости от миновавшей непогоды на их лицах не было. О причине не пришлось долго гадать: нескольких членов команды вынесли на руках.

— Что с ними? — спросил я ближайшего моряка.

Тот окинул меня высокомерным взглядом и сначала, казалось, хотел просто проигнорировать — но потом всё же буркнул в ответ:

— Груз сорвался. Придавило.

Только услышав это, я бросился вниз. Посмотреть, целы ли гномы и Рекс с Пострелом, которых держали в отдельном помещении для животных, вместе с волами и лошадьми.

К счастью, все наши оказались в порядке. Но олегчения это не принесло. Насупленные лица матросов и их злобные взгляды то и дело обращались к гномам.

— Это из-за ваших ящиков!.. — наконец злобно прошипел, не выдержав, один из моряков.

— Из-за наших? А кто их не закрепил, трещину вам в стену, а? — Тюрин был само спокойствие.

— Кто знал, что такой шторм будет!

— Кто знал, кто знал... Вы и должны были знать. И вините только себя, не сваливайте на других!

— Хватит лаяться! — голос капитана, незаметно подошедшего к спорящим, заставил всех замолчать, даже Тюрина. — У нас один труп и четверо раненых. При том, что команда и без того была не полная. Как дальше пойдём, а?..

Я оглядел хмурые лица и осторожно поднял руку, как примерный ученик:

— А может... Я помогу? Конечно, уметь я ничего не умею, но учусь быстро.

Все взгляды скрестились на мне, и что только в них не читалось. Но, в основном, это было удивление.

— Если... Уважаемые гномы позволят своему слуге на время присоединиться к команде.

— Он не слуга нам, а друг Рода, — Тюрин ответил всё так же бесстрастно. Но мне в его голосе послышалась лёгкая издёвка и нотки превосходства. И меня это радовало, хотя издевался он, казалось, над моим сородичем. Пусть сам я не являлся гномом, но подгорные жители казались мне порой куда человечнее людей.

* * *

"Почти у всех вещей и явлений на свете есть неприятное свойство: то их слишком много, а то — нет вообще". Так сказал Тюрин, после чего начал долго и витиевато материться по-гномьи, посылая на головы духов ветра падающие камни, на морское дно — глубокие трещины, а на Малыша проклятие вечной трезвости. Ведь полурослик, негодяй такой, нанял быстроходный, но зависящий от ветра бриг "Ласточка", вместо какого-нибудь парохода, того же стоявшего в Торне "Вулкана", пусть более медленного, но зато с паровой машиной!

Малыш на все обращённые к себе упрёки пожимал плечами, мол — я не я, шхуна не моя. К слову, предводитель гномов честно признал, что в иной ситуации лёгкий парусник был бы предпочтительнее. Но... Дурацкий штиль смешал все камни! И мы стояли уже который день, с бессильно обвисшими парусами, и были вынуждены слушать гномье ворчание и ругань. К слову, раздражёнными и обеспокоенными выглядели все из нашей команды, кроме Мерина, с головой погрузившегося в работу с моим мечом, и самого Малыша, как-то отыскавшего доступ к корабельным запасам алкоголя, или к сердцу, вернее — кошельку того, кто его раздаёт.

— Можем не успеть пройти перевалы до того, как их занесёт. Если ждать весны, клан Золотоого Молота тоже... — Тюрин повернулся — взгляд его был обращён к далёкому горизонту, где на темном вечернем небе отчётливо виднелась комета, и увидел меня. Гном прервался на полуслове, будто думая — говорить дальше, или нет, и начал усиленно пыхтеть трубкой, сверля меня взглядом.

Я пожал плечами, смотря гному в глаза:

— Прошу прощения, что случайно подслушал. Чужие тайны мне не нужны. Но... Я, если что, не настолько глуп, чтобы не догадаться, что вы куда-то спешите, и что это очень важно для вас.

Тюрин выпустил изо рта поочерёдно несколько колечек дыма, хмуря брови, и наконец продолжил свою речь:

— Человек, не подумай, что мы не доверяем тебе. Просто... Это не наша тайна. Она слишком много стоит, слишком важна для нашего рода. Рассказывать тебе это сейчас... Не готов.

— Хорошо-хорошо! — я примиряюще поднял руки и демонстративно сделал шаг назад. — Но вообще, я просто подошёл сказать: капитан считает, что штиль скоро кончится. Слышал, как он говорил помощнику, объясняя это какими-то приметами.

— Вот это было бы прекрасно! Радостная новость, — на лице гнома появился намёк на улыбку, суровые складки на лбу чуть разгладились. А серо-стальные глаза блеснули хитрым огоньком: — Ну и как тебе работа на корабле, а, юнга?..

— Да, в общем-то, не жалею... — сказал я чистую правду в ответ. Хотя всё оказалось совршенно не таким, каким я это представлял себе.

Я думал, что меня сразу отправят лазить по вантам, собирать-расправлять паруса... Ага, сейчас. Мне приходилось делать что угодно, но только не это. Я помогал конопатить борта, выкачивать воду из трюма, драить палубу. То таскал инструменты корабельному плотнику, то штопал паруса, то возился с канатами, то чистил местную картошку, слушая ворчание кока. А самое главное — выучил все эти "брамсели" и "стаксели".

Но я получил хоть какое-то занятие, за которое, пусть и со скрипом, капитан обещал заплатить. А самое главное — эта моя временная "работа" помогла, как мне кажется, немного приблизиться к пониманию окружающего мира.

Дело в том, что если раньше матросы меня демонстративно не замечали, то после того, как я вошёл в "команду", будто сломалась некая стена. Нет, это было вовсе не дружеское общение, в основном ко мне обращались с просьбами "принеси" или "сделай", другие юнги, их было ещё двое, шутили вместе с остальными и были прямыми конкурентами, пытаясь свалить на меня свою работу, но... Разница оказалась огромной. И, с другой стороны, гномы как-то вдруг внезапно отдалились, стали более сдержанными в эмоциях, и хоть не игнорировали меня явно, но держались обособленно.

И у меня в голове будто сложились отдельные фрагменты общей картины, и всё стало ясно. Ну или, по крайней мере, мне так показалось. То, как я появился в этом мире, как односельчане с трудом терпели Гурта, несмотря на то, что он обладал по идее очень нужной на деревне профессией, как так и не принияли меня, как раз за разом все люди, к которым выходили, пытались обмануть и ограбить, не проявляя и капли сочувствия. Как получилось с гномами — когда они вдруг, после некоей переломной точки, приняли меня за своего, хотя до того относились тоже очень осторожно. Как меня задирали в "Хромом пони". Как игнорировала команда корабля — причём, они так же игнорировали и гномов, и того мерзотного паренька-пассажира, с которым, к счастью, встречались мы теперь редко.

Объяснялось всё это очень просто, если предположить "кастовость" и "клановость" окружающего мира. Тут можно верить только "своим". Остальные — враги, или те, кто пытается надуть или воспользоваться, и проявлять к ним какие-то чувства, тратить на них какие-то ресурсы — глупо и противопоказано. Мне всё это казалось странным и непривычным, уверен совершенно точно, что в моём прошлом ничего подобного не было. Но здесь это в порядке вещей, и придётся привыкать...

Оглядевшись по сторонам и порадовавшись, что никто из команды на меня не смотрит и не спешит припахать к чему-нибудь, я заговорщицки склонился к Тюрину и Малышу. Валерия была где-то в трюме, либо с нашими, либо пошла проведать Рекса с Пострелом. Прекрасный случай узнать кое-что.

— Тюрин, Малыш... Маленькая просьба. Я говорил вроде, с памятью поблемы, не всё помню или знаю. Не просвятите насчёт одного вопроса?

— Да, конечно, спрашивай! — голос Тюрина звучал чуть удивлённо, но он с интересом смотрел, сдвинув трубку в угол рта.

— Мне бы по поводу клятв. Действительно ли, если ты даёшь клятву, никому не можешь об этом рассказывать?

Услышав это гном, казалось, чуть не выронил свою трубку.

— В себе ли ты, человек?

— Говорю же, не помню...

— Конечно, клятвы нельзя нарушать. Иначе Боги проклянут.

— Но если, допустим, я нарушил?

— Не советовал бы...

— Я не про себя. Я ещё не успел дать ни одной клятвы. Я так, гипотетически...

— Ги-по-те-что?!

— Ну, фантазирую. Что будет, если какой-нибудь человек, или не человек, нарушит клятву.

— Что будет... Плохо ему будет, конечно же.

— Как? В чём?

— Заболеет. Оступится, упадёт и убьётся. Утонет. Упадёт камень на голову. Всех вариантов не счесть...

— Всё это, описанное... Оно точно связано именно с нарушением клятвы?

— Связано, поверь, ещё как связано. Не рекомендовал бы связываться с этим со всем, вообще.

— А есть смягчающие обстятельства? Там, во сне проговорится, или по пьяни. Или, напрмер, нельзя рассказывать — но напишет.

Гном отрицательно покачал головой, нахмурившись.

— Не советую ничего из этого пробовать. Плохо кончится. Если твоя женщина поклялась что-то не рассказывать... Забудь про это. Или ищи пути, как узнать, но чтобы она оказалась не при делах.

На этом нас прервал окрик боцмана — мои руки опять требовались где-то на корабле. Благодарно кивнув гному, я побежал выполнять свои обязанности, больше погружённый в раздумья о том, как бы и где бы выбить всю правду о прошлом Валерии.

* * *

Это был самый обычный день, когда со стороны кормы, на горизонте, появился небольшой дымок. Он становился всё больше и больше, и вскоре стало понятно: нас на всех парах догоняет какое-то судно.

До последнего момента было непонятно — то ли у нас просто совпадают курсы, то ли двухтрубный красавец, с характерной раскраской и тремя пушечными палубами, явился именно по нашу душу. Все сомнения испарились, когда вслед "Ласточке" громыхнул выстрел, и совсем рядом, подняв в воздух фонтан брызг, плюхнулось ядро.

Конечно, капитан был не дурак. Он заранее попытался подстелить соломку везде, где только было возможно. Для начала, попытался убедить гномов избавиться, пока ещё не поздно, от своего груза. Из разговора я понял: он даже не в курсе, что там, знает только, что это нечто противозаконное.

Гномы встали за своё имущество горой, что неудивительно — судя по всему, везли они это хозяйство откуда-то издалека, и всё предприятие стоило немалых денег и мороки. Когда стало понятно, что может дойти до драки, и неизвестно ещё, кто кого заборет — то ли подгорные воители, которые как-то быстро вдруг смекнули, что к чему, и достали оружие, которое всегда держали где-то под рукой, то ли корабельная команда, которая была в своей родной стихии в открытом море и на собственном корабле, наверняка имела соответствующий опыт и какие-то козыри в рукавах.

К счастью, капитан не стал обострять — тем более, время поджимало. Поняв, что надавить не получится, он попросил гномов, Малыша и Валерию хотя бы скрыться от посторонних глаз в отсеке для контрабанды. Это моим воинственным спутникам показалось уже вполне приемлемым компромиссом, тем более, что они и сами понимали всю серьёзность ситуации. И вскоре они спустились с вещами в "секретный" отсек в трюме, после чего ведущий в него люк заставили ящиками. Последнее, с моей точки зрения, было перестраховкой, люк и так выглядел совершенно незаметным, но спорить я не стал.

Естественно, мои спутники остались во всеоружии, и в случае чего были в прямом смысле готовы прорубать путь наружу своими топорами, как и расстрелять любого, кто посмел бы сунуться к ним. Более того, вызвав лёгкое удивление капитана, Тюрин захватили с собой и Рекса с Пострелом. Мне то это было понятно — по собаке и птице вероятные преследователи могли выйти на нашу с Валерией историю.

Сам я, будучи членом команды, остался наверху. Выступал дополнительной гарантией и подстраховкой для остальных. Хотя, случись что, и реши капитан избавиться от меня — вряд ли смог бы что-то им противопоставить...

Спрятаться в "секретном" отсеке попросили также и "крысёныша" с его слугой. Но заносчивый щегол наотрез отказался, заявив, что не собирается ютиться где-то в подвале, как трусливая крыса, да и вообще бежать и прятаться недостойно его. Тогда капитан еле-еле уговорил его, чтобы тот хотя бы переждал в каюте и не высовывался.

Тут уже я не утерпел, и осмелился обратиться с предложением.

— Может, просто свяжем его, и запихаем в тайник? Он же всех подставляет!

Капитан посмотрел на меня такими глазами, будто я посягнул на что-то самое святое.

— Это невозможно.

— Почему невозможно? Я мог бы попросить своих спутников, они легко справятся...

Капитан не стал меня дослушивать, просто развернулся и ушёл, тут же переключившись на какие-то более важные дела.

Я заозирался по сторонам, и увидел первого помощника, который стоял рядом и слышал разговор. Обратился к нему и он, на моё счастье, соизволил снизойти с объяснением:

— Нас скормят рыбам, если сделаем что-то такое. Не сейчас, позже... Но скормят наверняка. Таких людей, как этот... — моряк явно сдержал какое-то крепкое и непристойное ругательство, — трогать нельзя. Даже когда они временно слабы.

— Но почему?

— Потому что хватит вопросов, матрос! Иди работать!

Не стал упоминать Малыша и их конфликт. Судя по всему, по логике окружающих — полурослик уже не жилец. Как, скорее всего, и все мы.

А потом стало не до разговоров. Прозвучал выстрел, и капитан отдал команду убирать паруса. Вариантов с неповиновением не предполагалось — мы не смогли бы ни оторваться от преследователя, ни отбиться, в случае, если завяжется морской бой.

На фоне длинного парохода, с двумя трубами и четырьмя мачтами, наше судёнышко казалось крохотной лодчонкой. Высокий чёрно-белый борт буквально навис над нами, и я, уже спускаясь по вантам, прекрасно разглядел выстроившуюся на палубе абордажную команду и стрелков, державших нас под прицелами своих винтовок — будто недостаточно было стволов торчавших из оружейных портов пушек. Ощущения были, будто мы живые мишени в тире, далеко не из приятных.

Как я понял из обрывков фраз капитана, говорившего что-то боцману, и его распоряжений, нам приказали лечь в дрейф и выстроиться на палубе. Когда мы сделали это, из-за парохода выскочил вёсельный баркас, на корме которого сидел закованный в сталь офицер с пышным плюмажем на шлеме. Стоящий рядом со мной матрос поражённо выдохнул:

— Это же сам Грант!

Я повернулся к нему, собираясь спросить, но с другой стороны прозвучало:

— Зачем адмиралу наш корабль? Проглоти меня акула, если понимаю, что происходит!