Третья ипостась. Часть 2

Я положила ладонь на его руку, он нашарил ее окровавленными пальцами и крепко ухватил, я переплела с ними свои пальцы. Он что-то бормотал, очень тихо и бесконечно долго. Я не священник, но мне показалось, что он исповедуется, слишком длинной и путанной была его речь. Но вот шепот его совсем стих, содрогания прекратились, вторая рука, до сих пор напряженно прижимавшаяся к животу, бессильно опустилась, черты лица разгладились, и стали даже почти приятными. Такое ощущение, что именно выражение лица уродовало его, исключительно жестокая гримаса, искажавшая черты практически неузнаваемо.

Я посидела рядом еще несколько мгновений, потом потрогала шею, запястье, приложила ладонь к груди. Ничего не билось и не пульсировало. Вздохнув, я решительно поднялась, подхватила свою саблю и побежала назад, туда, где все еще кипела битва за город. Свои обиды я ему простила.

Даже если встречавшиеся на пути слуги, одинокие гвардейцы или стражи и были как-то удивлены, виду они не подавали, проносясь мимо как реактивные по своим собственным, не менее важным, чем мои, делам. Я бежала туда, где откололась от остальных, надеясь найти их по следам. В том, что следы будут, я не сомневалась, очень уж беспокойные они ребята, и оказалась совершенно права. Следов было не меряно.

Трупы, трупы... трупы. Совсем они взбесились, что ли? Разве можно так буйствовать! Оставь вот их на минуту!

Я неслась через забрызганные кровью коридоры, терзаемая рвотными позывами, а конца и края побоищу не было видно. Более того, вылетев к лестнице, я поняла, что штурмовой отряд зачем-то потащился наверх, в Башню. Насколько я знала, на самом верху, куда, собственно, и вели следы битвы, почти под шпилем Башни располагался огромный круглый балкон. Я не знала, каково его практическое назначение, и какую он выполнял функцию, кроме постоянной угрозы обвалиться и произвести как можно больше разрушений, пока не поднялась наверх.

Лестница привела меня на площадку, огороженную высокими толстыми стеклами, и около каждого было установлено какое-то довольно сложное устройство. Они напоминали керосиновые лампы, но гигантские! Вместительные емкости, наверное, с горючим веществом, большой плетеный фитиль. Таких устройств было шесть, как и стекол, возле которых они стояли. А периметр самой площадки оказался октаэдром, потому-что она имела еще две стороны — выходы, расположенные друг напротив друга. Больше всего это сооружение напомнило мне маяк. Только вот зачем он здесь, в сотнях километров от ближайшего моря?!

Но, как бы то ни было, вылетев на эту площадку, я через один из выходов выскочила на сам балкон, и сразу забыла о предполагаемом назначении маяка. Думаю, финал битвы за город происходил именно здесь.

Не успела я появиться, как сразу же была грубо схвачена за руку и оттащена куда-то в сторону. Я начала было отбиваться, но в ухо мне рыкнул знакомый голос, я обернулась и увидела, что это Кирилл скрутил меня, почти полностью обездвижив. И тогда я слегка расслабилась. Интересно, почему он стоит здесь и ничего не делает?

Оглядевшись, я поняла, что так вот, почти прижавшись к бортику балкона и стеклянным стенкам маяка, стояли все — повстанцы, гвардейцы, стражи, несколько человек в богатых, но разодранных одеждах, даже Королева была здесь, и все они с разным выражением лиц наблюдали за двумя фигурами, которые, собственно, и сражались между собой.

Апрель и Гарс. Принц Аурелий Торвенгейм и герцог Вермон. Два друга детства, по какой-то причине ставшие врагами. Я посмотрела за перила и поразилась: даже там, далеко внизу, на широкой площадке перед парадной дверью и на вытоптанных газонах никто не сражался уже, люди замерли, ошеломленно наблюдая, чем закончится схватка.

Я снова посмотрела на сражающихся. Как это часто бывало, исход одной битвы решал, чем закончится война, так и здесь, эта схватка была заключительным штрихом во всей этой эпопее. И тогда я вспомнила другую драку между этими двумя. Тогда принц, охваченный своим приступом безумия, дрался как одержимый, а герцог только оборонялся, но весьма успешно. Сейчас Апрель тоже не был спокойным, но и Гарс выкладывался по полной. Ледяная волна страха окатила меня, вызвав лихорадочную дрожь во всем теле. Даже мне, не слишком опытному бойцу, было заметно, что Апрель начинает уступать.

А потом увидела его глаз. Никакой чистой бирюзы, даже о легкой серой дымке речи не шло, это было совершенно черное нечто, в этот раз поглотившее не только радужку, а даже всю склеру. Это было похоже на глаза Пуша, только их жемчужная чернота пестрела множеством оттенков, в глазу же принца клубилась только тьма. У меня возникло такое чувство, что на этот раз и я не смогу развеять ее своим светом.

Поединок продолжался, и я все яснее видела, что герцог превосходит соперника, а вскоре это стало слишком очевидно. Видимо, зря принц в детстве торчал в библиотеке, лучше бы побольше упражнялся! Вот Гарс явно не терял время, сволота, наверняка готовился к этому моменту всю жизнь. Я задергалась в сильных руках племянника, но он стиснул меня так, что и дохнуть стало невозможно. Да что же это такое, неужели ни один не двинется? Неужели они позволят его убить?...

И тут произошло нечто странное. Гарс вдруг оступился. Это была такая нелепая ошибка, однако даже самый опытный воин от нее не застрахован. Но эта ошибка повлекла за собой тяжкие последствия. Тяжелый двуручник принца неумолимо опускался на очень удобно подставленную шею противника, я видела, как дернулась его рука, пытаясь предотвратить удар, но сделать ничего уже было нельзя. Это неуловимое движение наполнило меня надеждой. Он пытался сопротивляться где-то там, как и в прошлый раз. Главное, чтобы никто больше не заметил его состояния, по крайней мере, кроме меня и паладинов.

В абсолютной тишине раздался громкий хруст с влажным прихлюпом, тяжелый меч от силы удара со звоном рубанул каменные перила, на застывшее лицо принца брызнули густые темные капли. Отрубленная голова герцога пролетела над перилами и исчезла в темноте. Тело его тяжело рухнуло к ногам победителя. Краем глаза я увидела стиснутую Сорайей хрупкую фигурку Тивизы, рыжая обмякла, а рука воительницы плотно зажимала ее рот. Только по глазам лучницы, выпученным сверх всякой меры, можно было понять, что творится в ее душе — они стали цвета тучи, с минуты на минуту готовящейся разразиться ливнем — сплошной водоворот ужаса и боли. Права, права Сорайя, сейчас нельзя издать ни одного звука, не рискуя подвергнуться нападению. Апрель стоял, низко опустив голову, и я знала, что тьма не покинула его. Не так все легко и просто. Он всего лишь выбирает новую жертву.

Когда принц поднял голову, первой, с кем он встретился взглядом, была Королева. Я видела, как бледное лицо стало восковым, красивая некогда женщина вдруг постарела на несколько лет, она задрожала, беспомощно и испуганно обернулась, но за спиной ее была лишь пустота. И вдруг...

Вдруг черты ее лица страшно исказились, она засмеялась абсолютно сумасшедшим смехом и повернулась лицом к перилам балкона.

— Получите же, что заслужили, безумцы, безумца на троне! — проорала она в небо, и не успел никто отреагировать, как она ловко перемахнула через перила и рухнула вниз, на каменные плиты двора, с высоты этажа примерно девятого жилой многоэтажки.

Несколько мгновений тишина стояла просто гробовая. А потом...

Потом я поняла, что первый пошевелившийся будет немедленно атакован сидящим в принце монстром, его болезнь или что там это такое, будет раскрыта, и наступят времена еще более черные. И будь что будет, пусть я привлеку к себе лишнее внимание, чем допущу это. Я спасала не их сейчас, не окружавших меня людей, от ярости монстра. Я спасала любимого от душевных мук, не желая допустить, чтобы он убил кого-то еще, повинуясь приказам чудовища.

Я угрем выскользнула из захвата Кира и несколькими скользящими шагами приблизилась к нему. Я приложила ладонь к его глазам, как тогда, но тело его не спешило расслабляться. Более того, он вдруг положил руки мне на плечи, крепко вцепился в них скрюченными пальцами, и я сполна ощутила на себе его силу. Черт, как же больно! Такое ощущение, что пальцы сейчас проткнут мою кожу и проникнут в плоть. Не работает! Не работает! Наверное, в этот раз точно передоз, ведь он сейчас раздавит меня голыми руками. Потом я вспомнила. Он же сам научил меня.

— Апрель! Любимый, иди ко мне! — тихо-тихо прошептала я. — Мой милый принц, иди ко мне! Я здесь... я рядом...

Я не знала, что еще говорить, поэтому бормотала всякую ерунду, и он на самом деле расслабился. Сначала разжались судорожно сжатые пальцы, его руки дрогнули и перестали ломать мои плечи, а потом обняли меня слегка, я рискнула убрать свою руку и по маковку окунулась в бирюзу. Нет, дымка никуда не делась окончательно, тень ее была заметна, но в остальном...

Я прижалась к нему, он уже крепче обнял меня одной рукой, второй помахал людям далеко внизу, и в следующую секунду до нас донесся торжествующий рев — народ приветствовал нового Короля.

Глава 14

С О М Н Е Н И Я

Мы не остались в Городе. Я, Таша, Тивиза и Гварла на следующий же день уехали в Резиденцию. Пуш чуть не довел служанку до инфаркта, ведь она раньше не видела таких домашних питомцев. Но коронацию мы застали.

В большом тронном зале, оказавшемся, как ни странно, совсем нетронутым, принца и остальную толпу поджидали Рубис и какой-то представительный мужчина среднего возраста, с небольшой, но полностью седой бородкой. Так вот куда пропал гигант, наверняка это очень важный человек, ведь его сопровождение было доверено одному из сильнейших воинов Рура. Подойдя к седобородому, Апрель преклонил колено, и мужчина возложил ему на голову золотой венец, который я не раз видела на Короле. Понятно, это тот самый "делатель королей", Тивиза называла его граф Лересс. Не было сказано ни одного слова, но поднялся Апрель уже Королем. И теперь вот остался в столице, верша свои королевские дела первостепенной важности. А я ведь знала, что это неизбежно, и только осознание данного факта не позволяло мне утонуть в черной депрессии.

О первых распоряжениях Короля я уже знала. Он приказал снести с лица Города дома всех десяти лордов Плеяды и навсегда упразднил этот орган. Вместо этого учредил новый — Совет безупречных, который будет состоять из самых уважаемых и мудрых людей государства, и не обязательно даже аристократов. Главой первого Совета был назначен граф Лересс, что совершенно никого не удивило.

Меня охватывала всепоглощающая нежность, стоило только подумать о нем. Мой реформатор! В принципе, на этом нежность заканчивалась, дальше было все нецензурно.

Скотина! Гад! Я ругалась так всю дорогу до старого замка. Нет, ну это надо же! Я еще не сказала ему окончательного "да", а он прямо там, на балконе, объявил меня будущей Королевой.

— Ты согласилась! — упрямо талдычил он.

— Хочешь восстания в первый же день своего правления? — вопила я, но он только усмехался и призывал меня успокоиться и думать только о приятном.

А чтобы мне было, о чем думать, утащил в сторонку и поцеловал так страстно, что я и правда забыла обо всем другом. Как жаль, что на большее нет времени, да и места приличного тоже не найти.

И вот теперь мы, то есть я с вышеуказанными персонами, в сопровождении отряда из двадцати человек и лично Треда Рубиса, почти уже подъехали к нашему временному пристанищу. Вскоре дорога вывела нас к дикому парку, окружавшему замок, и восточная башня выросла перед глазами, все с такой же разрушенной крышей и облупившимися стенами. Я судорожно вздохнула, потому что меня сразу закружило в водовороте воспоминаний. Именно здесь я поняла, что люблю его. Для меня это место всегда будет самым памятным.

Нам повезло, что сюда не нагрянули никакие наемники или мародеры, все было так же, как в тот вечер, когда мы покинули это место, обнаруженные покойным Королем.

За всю дорогу я не проронила ни слова, и сейчас, когда гвардейцы осмотрели замок и подтвердили, что все чисто, я соскользнула с Пуша и пронеслась в свою бывшую комнату. Захлопнула дверь и обессилено прижалась к ней спиной. Все, я одна, в первый раз за уже очень долгое время. Сползла на пол, будто меня не держали ноги, но это был приступ не физической слабости — я вовсе не устала. Меня окатывал страх, волна за волной, словно беспокойство по поводу штурма столицы служило своеобразной плотиной, удерживающей другие тревожные мысли, а теперь вот она рухнула, и в мозг хлынул накопившийся беспокойный рой.

В любую минуту могло произойти неизбежное. Каждое мгновенье бомба или что это была за хрень, она могла взорваться или нагадить каким-нибудь другим способом. И мне не на кого было жаловаться — я так решила сама и ничуть не жалела об этом решении. Только вот... да, от этого вовсе не легче.

Я кое-как доползла до кровати, взобралась на пышную перину и разрыдалась. В этот раз немного полегчало.

Я успела отдохнуть и успокоиться, когда обо мне, наконец, вспомнили. Какие тактичные у меня подруги! Предложение Тивизы привело меня в восторг — вспомнить старые добрые времена в замечательном кристально-чистом озере с водопадом.

Вместо Сорайи теперь бултыхалась Таша, и надо сказать, подруга плавала лучше нас всех, вместе взятых. Она мелькала где-то у дна настоящей серебристой рыбкой, а мы с Тиви завистливо наблюдали за ней с нашего камня.

Тиви... только в этом месте она немного вышла из того ступора, в который ввело ее предательство, а потом и гибель Гарса. У меня чуток отлегло, ведь я опасалась иного. Где как не здесь они проводили так много времени вместе, где зародились ее чувства к нему, где она имела возможность быть к нему ближе, в противовес столице, где Гарс в первую очередь являлся надменным аристократом, тогда как в Резиденции парень вел себя как обычный шалопай его возраста. Тивиза, однако, возразила, что как раз из-за этого именно здесь она может отрешиться от всего произошедшего во дворце, именно здесь воспоминания о нем приобретали характер тихой скорби, в отличие от обдирающей душу ярости, терзавшей ее в Городе.

— Не хочу возвращаться туда! — качала она головой. — Так и придется выпросить у принца этот замок, и жить тут, выращивая овощи и охотясь.

Воспользовавшись очередным заплывом Таши, я не удержалась.

— Тиви, скажи, а ты не жалеешь?... — она сразу поняла меня.

— Я знала о том, что принц мой жених с самого начала, отец всегда об этом говорил с удовольствием, — она пожала плечами, — и когда я с ним познакомилась, не могла понять, как отношусь к нему. Какие-то теплые чувства, но любовью это не было. И мы решили сделать так: подождать, ведь время у нас было, посмотреть, как и что, и если мы не встретим никого, кто бы... тогда и подумаем об этом серьезно. А потом... я увидела его позже, чем остальных, он куда-то уезжал по делам семьи, но когда наши глаза встретились, я поняла, что это произошло — я влюбилась. Я понимала, что все это невозможно, что такой парень как Гарс, герцог Вермон, никогда не обратит внимания на замухрышку типа меня. Ведь я никому не сказала, кем являюсь, только принцу. А он обратил. И теперь я не могу понять, пал ли он совсем низко и сделал ли это потому, что уже знал, кто я, или остатки чести все же были в нем, и он на самом деле узнал только потом?