Степное солнце

Ясные зеленовато-коричневые глаза обратились к ученику.

— Что хочет услышать мой господин? — почтительно склонилась голова с коротким ежиком черных волос.

— Этот старый лис сказал правду, хоть зима и тормозит торговлю, но остановить слухи не в силах даже пурга и снега. И словам тех, кто говорит это, я доверяю.

Сердце ученика забилось чаще.

— Я знаю, что ты держишь связь со своим племенем, — сложив руки на животе, задумчиво произнес учитель.

Что же, не зря этот человек был мудр и входил в дом царя.

— Я могу делать это лишь летом, в арад мой ходят немногие, и лишь один может передать весточку от матери.

Аталон задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла.

— Вы считаете, что Трид сдастся сразу, если... придут корабли из-за Злых Вод.

Брови учителя грозно сошлись на переносице.

— Не забывай, кто ты ныне! Выражайся правильно, а не как варвар из степи. Ты согласился сменить даже имя, Адарин, так будь добр, называй Желтое море так, как и положено.

— Простите, учитель, — смиренно склонил голову ученик.

Молчание, повисшее в комнате, растворилось в потрескивание дров и завывании ветра за стенами дома.

— Я видел, как убивает Тьма, — голос учителя был глух и, казалось даже, чуть подрагивал. — Да, я прежде всего ученый, и ко многому отношусь с большой долей сомнения, но Тьма... Есть в этом мире боги, может быть они совсем иное, не то, что кажется нам. И уж совсем не понятны нам их планы и логика, но они вложили в руки горстки людей немереную силу, не дав возможности что-либо ей противопоставить, кроме Копья твоего народа.

Мужчина опять замолчал, он закрыл глаза и мысли его, судя по выражению лица, были далеки от этого дома и от этого берега.

— Да, сдастся, если не будет варваров с копьем. И не потому, что струсит, а потому что сопротивление будет лишь бравадой перед ликом неминуемой смерти, если облить горючим маслом и поджечь муравейник, будет тот же самое, чистая смерть, и я боюсь лишь одного, что труды моей жизни пойдут прахом от огня, который можно и нужно предотвратить.

— Но как же, учитель? Мы же станем рабами, — ученик не сдержался, вскочил на ноги.

— Самое страшное — это не рабство, а смирение с этим. Не погибнув сейчас, мы дадим шанс — знание и силу тем, кто вступит в борьбу с властью Темных.

Может быть для мудрого старца эти слова и были истиной, но не для Имка, что сам назвался ныне Адарином, и сердце которого вдруг зашлось от непонятной тревоги, той, что приходит, когда что-то уже свершилось, что-то страшное, и ты уже не в силах ничего изменить, но пока даже не знаешь об утерянном безвозвратно.