Линия разлома 2

Они не готовы были лично вмешаться, и лично накостылять жгущим автобус подонкам. Хотя если бы кто-то вот так же стал жечь или потащил на баррикаду их собственную машину — они бы за это голову проломили. И хотя они своими глазами видели, во что превратилась соседняя Украина, в какой ад ее опрокинул Майдан, такой же, какой явно намечался здесь. Они все это видели, знали, понимали. Но лично встать на пути отморозков — они были не готовы.

Это — болезнь. Анемия общества. Скорее всего, она даже не из девяностых, она родилась много раньше, когда вроде как предприятия принадлежали "гегемону", рабочему классу, но одни гегемоны перебрасывали через забор добрый шмат мяса или рулон рубероида, а другие гегемоны — знали про это и видели, но молчали. И лишь когда начинался какой-то скандал в трудовом коллективе — вот тогда как будто прорывало плотину: с обеих сторон лилась такая грязь, такие обвинения, что впору было десять лет расстрела назначать. И сейчас... большинство общества видело, как меньшинство, причем на тот момент меньшинство абсолютное — ведет себя как... фашисты, наверное, а как еще сказать. Но дать окорот — оно не решалось.

Просто стояло и смотрело, как горит на главном проспекте страны общий автобус...

— Потушите?

— А чего... потушим.

— Продолжайте тушение — сказал Степнов — дождитесь милицию.

Он повернул назад... и вдруг заметил, что у пожарного Маза явно спускает колесо. Кто-то ткнул ножом...

В этот момент — кто-то ткнул его сзади... он даже не понял, что произошло... бронежилет отразил удар. Лишь только оказавшись у машины, он вдруг понял, что кто-то ударил ножом и его в спину. И если был не броник...

Он ввалился в машину, Наумович — тут же тронулся с места, непрерывно сигналя. Скорость была пешеходная, но как они прошли это место... стало просторнее...

— Что там?

— Автобус подожгли... гады. И еще... пожарной машине колесо пробили.

Степнов думал, стоит ли говорить о том, что его ударили в спину ножом, но решил не говорить. Еще подумают, что он испугался

Наумович кивнул, мрачный как никогда. Откровенно говоря, Степнов никогда не видел своего наставника таким мрачным — они совсем недавно отдыхали с женами на даче (точнее, Степнов пригласил свою девушку), Наумович пел под гитару, шутил, и все было прекрасно.

Стоп...

Тут, в начале площади — стояли грязно-зеленые Мазы внутренних войск, несколько штук. Дальше — прямого хода не было, машины пропускали, но в час по чайной ложке.

Наумович припарковал машину. Точнее — просто бросил. Тут же — были еще их машины, бойцы первой бригады внутренних войск — одевали снаряжение для борьбы с массовыми беспорядками. Степнов обратил внимание, что у них нет оружия. Совсем. Только дубинки, каски, щиты... у офицеров — купленные в России Осы. И это при том, что на снабжение принят нелетальный патрон калибра 9 мм, а кроме того — в России закуплены короткие полуавтоматические карабины КС-К способные стрелять резиновыми пулями и резиновой картечью. Почему их здесь нет, почему они не розданы? Разве их не для этого покупали?

Он прислонился к теплой радиаторной решетке Маза, чувствуя усталость...

Вернулся Наумович, с ним — был Турко с уже расчехленной камерой.

— Идем за ВВ, работаем по обстановке. Наша задача — изолировать район, не допустить журналистов и зевак. Понял?

— Так точно.

— Пошли.

Монолит — до конца выстроен не был, он строился только сейчас. Сразу бросилось в глаза — протестующих много, намного больше, чем первоначальные двести человек — их больше тысячи! Это не значило, что с ними невозможно было справиться — просто работа разведки вызывала опасения...

— Ку-д-да...

Наумович — на ходу перехватил спешившую к месту съемочную группу — оператора и журналистку

— Нельзя туда!

— We have rights! — возмутилась журналистка, кстати, привлекательная.

— Туда нельзя. Опасно. Дейнджер. Ферштейн? Отведи их до гостиницы! — Наумович обратился к Степнову — и хвоста там накрути. Мы будем справа.

— Пошли...

Размеры и сила Степнова — позволяли ему конвоировать и оператора и журналистку одновременно. Он довел их до гостиницы Минск, заметив, что с балконов снимают — и затолкал их в холл.

— Сидите здесь. На улицу не выходить. Опасно.

Тут уже стоял усиленный наряд милиции, несколько машин. Опасались то ли грабежей, то ли еще чего.

— Капитан! — крикнул Степнов — ко мне! Почему выпускаете иностранных граждан на улицу? Как они там оказались.

Капитан пожал плечами... выглядел он каким-то больным.

— Просочились как то.

— На время беспорядков перекрыть все выходы из гостиницы. Пусть отсюда снимают.

— Ой, а вы из КГБ? — затараторила симпатичная журналистка — может, зайдете к нам. Я бы хотела взять интервью у вас.

Судя по ее взгляду — оплатить интервью она могла сразу же.

— Не выходите на улицу. Опасно — повторил Степнов.

В этот момент — там, где были беспорядки — гулко загрохотало...

— Закрой выходы! — Степнов бросился туда, где грохотало.

Бежать было тяжело, возможно — из-за бронежилета. Он заметил ярко-синюю кепку Наумовича... но она мелькнула и пропала...

Как только Внутренние войска построили монолит — строй из щитов, и изолировали место проведения несанкционированной акции — сотрудники КГБ тут же заметили, что в толпе студентов, во вторых рядах находятся люди, которые явно управляют всем действием — их можно было опознать по активности и по белым шапочкам — каскеткам.

Тут же — попытались вытащить их, используя стандартную тактику. Для начала — нужен был хотя бы один. Группу задержания — строили так, как это было принято: шесть человек, затем трое, затем один. Один — держит стоящего впереди за ремень, при необходимости и двое, те что на флангах — отбиваются дубинками и помогают, чем могут. Фигура называется "Клин". Тот что идет впереди и принимает на себя всю ярость народной любви — хватает задерживаемого, держит как может — после чего те кто сзади вытаскивают тех что спереди за ремни обратно в монолит — на сей раз вместе с задержанным. Задержанного — передают в тыл монолита и конвоируют к группе разбора или в автозак или еще куда. В данном случае — роль группы разбора исполняли сотрудники КГБ, они должны были вывезти задержанного в штаб-квартиру КГБ, которая была тут совсем недалеко — для допроса. Под это дело — выделили автомобиль и трех сотрудников.

ВВшники — определили, как им казалось, слабое место строя и попытались использовать Клин — но сразу это провалилось, потому что строй митингующих оказался неожиданно крепким. ВВшнику, шедшему первым в клине — брызнули на забрало шлема какой-то дрянью, одновременно и краской, и каким-то раздражающим веществом — дальше он идти просто не мог. А в следующую секунду кто-то, из тыла митингующих, используя видимо самодельные пращи из ремней — начали бросать самодельные взрывные устройства с гвоздями и мощные петарды, которые неизвестно откуда взялись в центре Минска в первые дни осени.

ВУ — взорвалась прямо рядом с КГБшниками, ничем не защищенными, Следом — взорвалась еще одна и еще — эти начали рваться в тылу ВВ, гвозди и осколки — попадали в ноги. Степнов подбежал как раз в тот момент, когда сотрудники КГБ перегруппировывались, поняв, что дело плохо.

— Направо! — прокричал Наумович. У него были порваны брюки близким взрывом и кровавая полоса — шла через тыльную часть ладони, но он не обращал на это внимания.

Они побежали направо... и тут вдруг упал Турко... с камерой, а потом — еще один сотрудник. Наумович и Степнов — оказались рядом, они оттащили Турко, чтобы оказать ему помощь. Тот — был белый как мел, глаза закатывались. Наумович сунул руку под бронежилет... кровь.

— Тащи его к скорым...

Наумович побежал дальше... а Степнов — вспомнив армейские уроки — взвалил потерявшего сознание Турко на плечо и потащил к перемигивающимся огням скорых. Но тащить было все тяжелее и тяжелее... он был зол на себя, он не понимал себя — не так давно, он на спор поднял на пятый этаж тяжеленный комод один, помогая соседям. Но синие огни мигалок — расплывались как вода на стекле, превращаясь в бесформенную мутную синь, потом — мир закружился — и он рухнул прямо посреди площади. Тяжелое ранение длинной заточенной спицей — он получил еще в толпе у горящего автобуса и пожарного МАЗа со спущенной шиной...

Еще через минуту — пулей снайпера будет тяжело ранен и Наумович. Когда сотрудники КГБ с группой бойцов ВВ попытаются обойти митинг и отрезать протестующих от зданий — по ним откроет огонь неизвестный снайпер — точнее, неизвестные снайперы, как потом выяснится. Их будет двое, позиция одного из них — гостиница Минск. Там жили журналисты, в том числе — и литовские журналисты.

Примерно в то же самое время — один из офицеров Внутренних войск выстрелил в лицо протестующему из полицейской Осы. Он умрет на следующий день в больнице и станет одним из пятерых убитых в ходе "кровавого дня знаний", как это назовут в Европе. То, что у сотрудников правоохранительных органов будет убитый и аж тридцать один раненый, в том числе с пулевыми ранениями — никого интересовать не будет.

Это будут первые жертвы — но, увы, далеко не последние...

03 сентября 2020 года

Беларусь, Минск

Сквер близ Проспекта Независимости

Памятник дважды Герою Советского Союза С.И. Грицевцу

Это место — было в самом центре города, рядом с Проспектом независимости, главной улицей города и страны и сильно охраняемой трассой. Массовые беспорядки — были подавлены грубой силой и воцарилось тяжкое безвременье — с проверками документов, с сотрудниками в штатском, с ходящими по городу слухах о нападениях и обстрелах. Все понимали, что ничего не закончилось, что болезнь просто перешла в хроническую стадию, и что влада, обычно крепкая как монолит минских домов эпохи позднего Сталина — почему то чувствует себя неуверенно. Это просто чувствовалось, это нельзя было объяснить словами. Поэтому — на город опустилось свинцовое покрывало молчания, и молчание это было страшнее любых криков — как затишье перед бурей. Все понимали, что Батька уже стар, что он может и не удержать власть, и что на этот раз — слишком многое поставлено на карту. Теперь белорусский Майдан — это не просто локальное событие, это очередной раунд страшного боксерского матча между Россией и США, между НТС и ФСБ. В Украине — был первый раунд этого матча и обе стороны — чувствовали себя проигравшими. США — потому что Украина превратилась из геополитического приза в тянущую на дно гирю, потому что Россия проиграла, но сделала победу Запада пирровой, причем цена этой победы только возрастала и возрастала. Россия — потому что она проиграла и это отлично понимала. И второй раз — проиграть просто не могла...

Среднего роста и среднего возраста, неприглядная женщина, одетая прилично но незаметно — свернула в сквер, осмотрелась по сторонам. Сквер был удобным местом, поэтому справа — стояла большая Газель с высоченным кузовом — фургоном без рекламы — новенькая, как будто только с конвейера сошла. Это либо местная ментовка, либо КГБ, либо, что еще хуже — русский спецназ. Про последний — ходили самые невероятные слухи, начиная от того, что на земле Беларуси уже высадилась целая дивизия этого самого спецназа и заканчивая тем, что ночные перестрелки в городе — дело рук этого самого спецназа. Короче все было как обычно — никто ничего не знал, но в попытке сделать вид, что знают — выдумывали все более невероятные слухи...

Куратора она увидела сразу — он был одет в костюм — двойку и дешевые ботинки. На голове — очень короткая стрижка, что делало его похоже на быка русской мафии. На глазах — крутые черные очки.

— Привет, Лайла... — сказал он

— Что я тут делаю? — зашипела она — по городу не пройти.

— Козырь, остающийся в колоде — не перестает быть козырем, верно?

...

— Ты спрятала пистолет?

— Да.

На площади — стреляла она, используя Рюгер-Амфибию двадцать второго калибра с глушителем — ничего крупнее у нее не было, а двадцать второй — позволял стрелять как в тире. Пистолет она спрятала.

О другом снайпере (который вышел на работу из посольства США на Старовиленской 46) — она и вовсе ничего не знала.

— Хорошо...

— Надо уезжать.

— Почему?

— Потому что этот — не Янукович, вот почему.

— Тише...

Куратор крутил в руках телефон... пишет, с...а.

— Видишь, что делается? Тут чуть что — и в землю втопчут!

— Не втопчут. Ты же на свободе

— Надолго ли?

— Пока делаешь то что тебе говорят — навсегда.

Словно подтверждая опасения Лайлы — справа подошел милиционер, козырнул. Еще один — стоял в метрах пяти.

— Прошу прощения, документики...

Нет... не успеть.

Куратор — достал какое-то удостоверение, показал, не поднимая руки. Милиционер еще раз козырнул

— Извините, служба

Покосился на Лайлу — но так, как человек с удостоверением ничего не объяснял — решил за лучшее ретироваться....

— Как видишь, проблема решаемая.

Ей вдруг пришло в голову, что ее куратор — может, в самом деле быть сотрудником белорусского КГБ. И весь этот заговор — инспирирован изнутри, а после того, как уберут Батьку — и ее уберут...

— У меня нет такого удостоверения.

— Оно тебе и не нужно. На, держи.

Она приняла сотовый телефон, повертела в руках.

— Что это?

— И вот это. Надень очки.

Она надела... очки конечно не унисекс — но очки как очки. Тут мало кто разбирается в тонкостях очковой моды.

— Справа — клавиша уровня звука. Посмотри на что-то, затем телефон торцом к этому предмету и нажми клавишу звука. Два раза.

Она сделала как было сказано. И чуть не подпрыгнула — в очках она увидела яркий луч, указывающий на памятник...

— Выключай.

— Что это?

— Лазерный целеуказатель. Он много мощности жрет, поэтому аккумулятор должен быть постоянно заряжен.

— Для чего он мне?

— Для дела. Скоро будет митинг на Площади независимости. Затеряйся в толпе, сделай вид что звонишь по телефону и подсвети трибуну.

— Когда?

— Когда прозвенит звонок. Тебе позвонят.

— Я имею в виду — когда митинг?

— Десятого. Журналистов туда пустят, им нужен будет пиар.

— А потом — что?

— Потом — уходи. Садись на самолет или поезд или автобус. Все равно.

— Мне это не нравится. Я — снайпер.

— Тебе заплатили деньги. Ты можешь, конечно, попробовать и с винтовкой или пистолетом. Но в таком случае — выбираться будешь сама.

— Какие мои гарантии?

— Гарантии....

...

— Лучшая гарантия, Лайла — это жизнь. Запомни это.

05 сентября 2020 года

Беларусь, близ Минска

Учебный центр Внутренних войск "Воловщина"

— Стройся, стройся! Бегом!

Черные коробки команд — одна за другой выстраиваются на плацу — его только недавно заново заасфальтировали. Рычат, не в силах залаять из-за намордников огромные немецкие овчарки, кинологи — проводники заставляют их стоять смирно. Яркий свет фонарей, наскоро сколоченная трибуна...