Роман "Горький ветер свободы"

— Хочешь пойти на цирковое представление?

— Куда? — удивилась я.

— На цирковое представление, — повторил кастелян. — В город приехал бродячий цирк. Данте такие развлечения не любит, а я собрался идти и подумал, может быть, ты захочешь тоже пойти...со мной?

Я собиралась отказаться. Мысль о том, чтобы выйти за пределы армона, пугала. С другой стороны, можно ли всю жизнь сидеть в клетке? К тому же во взгляде Ренцо было сейчас нечто уязвимое, словно он побаивался моего отказа. И я подумала, почему бы нет? Я только что решила, что чувства к Данте пора обрывать на корню. Ренцо за мной ухаживает, это становилось всё более очевидно. Он хороший друг, у него отличное чувство юмора, он довольно привлекательный мужчина. Прямой, жизнерадостный, лёгкий. И он, в отличие от Данте, не является моим хозяином, а, значит, между нами не будет стоять этот барьер. С ним у нас могло что-то получиться.

И я пошла. И не пожалела. Не могу сказать, чтобы я так уж безумно любила цирк, но такая "вылазка" безусловно пошла мне на пользу. Я развеялась, отвлеклась от тяжёлых мыслей, просто прикоснулась к новому для себя пласту жизни в этом городе. А на следующий день Ренцо пригласил меня в местную чайную.

Вот тут я разволновалась и даже попыталась отказаться.

— Почему нет? — нахмурился Ренцо. — Мне показалось, что вчера вылазка в город тебе понравилась.

— Понравилась, — подтвердила я. — Но это другое. Пойми, дело не в тебе. Я просто не хочу, чтобы на меня пялились все кому не лень.

— С чего ты взяла, что все станут на тебя пялиться?

Я закатила глаза.

— Ренцо, не надо отрицать очевидное. Мои волосы и мой дракон. И то, и другое будет привлекать всеобщее внимание. Я совершенно к этому не готова.

— Но в цирке ведь не пялились, — напомнил он.

— Вообще-то пялились, — возразила я, — но не слишком сильно. Поскольку люди пришли туда, чтобы смотреть представление. А чайная и тому подобные заведения — это совсем другое дело. Туда люди, в сущности, для того и приходят, чтобы поглазеть на окружающих.

— Сандра, не переживай, — шепнул мне Ренцо. — На меня тоже постоянно пялятся девушки. Куда бы я ни пошёл. Честное слово! — воскликнул он, отвечая на мой смех. — Но я же не расстраиваюсь. Не опускаю руки. И продолжаю ходить и по чайным, и по тавернам, и по борде... в смысле, кабакам — и ничего! Пускай смотрят, я не гордый!

— С тобой вообще можно о чём-нибудь поговорить серьёзно? — осведомилась я.

— Нельзя, — невозмутимо сообщил он. — За серьёзностью обращайся к Данте.

Вряд ли Ренцо мог полноценно понять значение брошенного на него взгляда.

В конечном итоге я сдалась. И не пожалела. Да, на меня посматривали, но ничего совсем уж вопиющего не происходило. Особенно учитывая, что к определённой доле нездорового внимания я успела привыкнуть в армоне Данте. Зато мне по-настоящему понравилась атмосфера галлиндийских чайных, которые разительно отличались от арканзийских. Здешние заведения были значительно более похожи на северные, но с приятной местной спецификой. Просторные помещения с порядочным расстоянием между круглыми столиками оберегают личное пространство посетителей. Огромные окна, почти во всю стену, в изобилии пропускают внутрь солнечный свет. Столики нередко сервируют так, чтобы посетители сидели к окну лицом и могли наблюдать за происходящим на оживлённой городской улице.

А ещё мне понравился тот факт, что здесь было принято приходить в чайную в одиночку. И спокойно сидеть, глядя на прогуливающихся за окном горожан, или читать прихваченную с собой книгу. И постепенно я тоже стала приходить сюда одна. Решиться в первый раз было тяжело, но я переборола себя и не пожалела. Да, на меня косились, но никто не подходил, громких замечаний не делал, да и вообще особой враждебности в атмосфере я не почувствовала. А вскоре привыкла. Приходила с книгой и сидела, время от времени поглядывая в окно. Впитывая городскую атмосферу, которая, сколь ни удивительно (а может быть, и вполне закономерно), начинала мне нравиться. Работники и завсегдатаи чайной быстро стали воспринимать меня как "свою".

— Да, я хочу говорить с хозяином армона.

Довольно потрёпанная на вид девица, обладавшая явно не самым высоким статусом, но зато незаурядным самомнением, с лёгкостью выдержала тяжёлый взгляд привратника. Маленький ребёнок, которого она держала на руках, тихонько пискнул, но пока решил не плакать.

Привратник многозначительно оглядел девицу, пройдясь глазами сверху вниз, по распущенным волосам до плеч, блузе из дешёвой ткани, вызывающе приоткрывающей плечо, длинной расширяющейся книзу юбке и явно не новым башмакам.

— И как прикажете назвать вас дону Эльванди? — осведомился он, даже не стараясь скрыть сквозящую в голосе насмешку.

"Кто ты такая, чтобы с тобой согласился встретиться сам хозяин армона?" — говорил его взгляд.

— Передайте дону Эльванди, что к нему пришла Анита Ворно. — Слово "донья" предсказуемо не прозвучало, но если привратник и порадовался этому факту, то слишком поторопился. — Мать его ребёнка.

И гостья демонстративно приподняла повыше младенца, который пригрелся у неё на руках.

— Я провожу вас в комнату, где вы сможете подождать.

Теперь голос привратника звучал растерянно.

Я же поспешила прямиком в кабинет Данте.

— Как дела? — осведомилась я, входя в комнату и небрежно оглядывая книжные полки.

— Всё в порядке. — Данте нахмурился, почувствовав в моём голосе жёсткие интонации. — Что-то случилось?

— У меня — нет, — заверила я. — Скорее у тебя. Помнится, не так давно ты говорил, что вы с Ренцо не монахи?

— Наверное, говорил, — всё ещё хмурясь, отозвался Данте. — Если нужно, могу повторить. И что же? Тебя в этом что-то не устраивает?

— Меня?! — изобразила удивление я. — Ну что ты, меня решительно всё устраивает. Проблемы возникли не у меня, а у тебя.

— Это какие же проблемы?

— Проблемы в лице одной юной и предприимчивой дамы, которую твой лакей в данный момент провожает в приёмную и которая утверждает, что она — мать твоего ребёнка, — с непонятным мне самой злым удовольствием сообщила я.

— Что? — фыркнул Данте. — Ерунда. У меня нет детей.

— Неужели? И откуда, интересно знать, ты так в этом уверен? Учитывая, что, как сам говоришь, не являешься монахом?

Данте собирался что-то ответить, но в этот момент в комнату постучали. Лакей вошёл, прикрыл за собой дверь (чего обычно в таких случаях не делал) и тихо произнёс:

— Дон Эльванди, там к вам прибыла посетительница. Молодая женщина с ребёнком. Её зовут Анита Ворно, и она утверждает, что этот ребёнок — ваш сын.

Я внимательно наблюдала за Данте и видела, как по его лицу пробежала волна удивления, быстро сменившаяся привычным непроницаемым выражением.

— Анита Ворно... — медленно повторил он. — Что ж, зови её сюда.

Лакей с поклоном удалился. Я решила последовать его примеру, правда, без поклона.

— Ты куда? — осведомился Данте.

— К портнихе, — бодро заявила я. — Пойду закажу себе новое платье. У нас ведь скоро ожидается свадебное торжество?

— Стоять! — рявкнул Данте.

Я послушалась. Могла бы, конечно, рассердиться или обидеться на повелительный тон. Но я и без того была слишком сердита, и потому этот нюанс оставила практически без внимания. На кого именно я злилась и с какой стати? Отличный вопрос, и вразумительно на него ответить я бы не смогла. Что совершенно не мешало мне испытывать упомянутые чувства.

Вскоре лакей объявил:

— Анита Ворно.

Девушка вошла, по-прежнему держа на руках младенца.

— Здравствуй, Данте, — сказала она. — Очень рада тебя видеть после всех этих месяцев.

— Я слушаю тебя. — Из слов Данте можно было заключить две вещи: с Анитой он действительно знаком, но встрече, в отличие от неё, не рад. — Присаживайся.

Правила гостеприимства — прежде всего.

Сам Данте тоже сел, и я последовала их примеру, главным образом под давлением его тяжёлого взгляда.

— Вот, — девушка на миг скромно опустила глаза, — я пришла, чтобы познакомить тебя с твоим сыном. Правда, он замечательный?

Данте бросил довольно непродолжительный взгляд на ребёнка и снова пристально уставился на гостью. Та сидела, закинув ногу на ногу, и всем своим видом демонстрировала, что чувствует себя, как дома. И намерена продолжать чувствовать себя так в этом армоне на протяжении последующих лет шестидесяти.

— Замечательный, — подтвердил Данте, главным образом из вежливости. И, холодно сверкнув глазами, поинтересовался: — Сколько ему?

— Два месяца, — ответила Анита.

Данте задумался, явно погрузившись в вычисления. Судя по тому, как он помрачнел, расчёты сходились.

— Позвольте я угадаю? — расплылась в неискренней улыбке я. — Вы двое... — я щёлкнула пальцами, подбирая подходящее слово, — ...подружились ровно одиннадцать месяцев назад?

— Ровно-неровно, но приблизительно одиннадцать месяцев, — пробурчал в ответ Данте.

— Прекрасно.

Я снова подарила ему неискреннюю улыбку.

— Данте, неужели ты сомневаешься в том, что это действительно твой ребёнок? — "изумилась" Анита. — Да ты только взгляни, как сильно он на тебя похож! Не правда ли? — обратилась она ко мне.

— О да, несомненно, сходства просто масса! — поспешила воодушевлённо заверить я. — Данте, ну, сам посуди, — обратилась я к по-прежнему скептически настроенному мужчине. — Две руки, две ноги! Голова одна, и мозгов в ней пока так же мало, как и в твоей. И действует на одних инстинктах. Право слово, твоя точная копия!

Последние слова я произнесла достаточно тихо, но Аните и первых хватило, чтобы больше не искать поддержки с моей стороны.

— Значит, ребёнок мой? — изобразил любопытство Данте, проигнорировав мою реплику. — Хм. Очень интересно. И почему ты сообщаешь мне об этом только сейчас?

— Не решалась, — опустила глазки Анита.

Выглядело это донельзя ненатурально. Скромность не шла ей вовсе.

— Значит, не решалась, — кивнул Данте. — А как насчёт этого?

И он извлёк из ящика стола небольшой перстень с круглым коричневым камнем. Я одобрительно хмыкнула: мои слова насчёт нехватки мозгов можно было взять обратно. Есть камни созидательные; их, например, используют для повышения урожая, а также и в медицине, с целью ускорения регенерации. А есть, напротив, камни с противосозидательным эффектом, как раз такие, как этот коричневый. Именно на одно из применений таких камней намекал сейчас Данте. Зачать ребёнка, когда на палец одного из партнёров надето такое кольцо, совершенно нереально.

Однако у Аниты готов был ответ.

— Я просто сняла его тогда с твоего пальца, — повинилась она. — Видишь ли, ты был пьян и не заметил. А я подумала... В общем, ты мне так понравился, что я решила: если вдруг бог будет милостив и подарит мне ребёнка, то пусть он будет похож на тебя.

"Угу, с двумя руками, двумя ногами и пьяный", — подумала я.

— А потом я снова надела кольцо на твой мизинец, — с самым что ни на есть невинным видом сообщила Анита.

Вся эта история прозвучала так неискренне, что я уверилась в одном: шансов сделать актёрскую карьеру у Аниты не было. Но, впрочем, она, кажется, нацелилась на карьеру совсем другого рода.

— Подержи-ка пока ребёнка, милая.

Не дожидаясь моего ответа, девушка всунула младенца мне в руки. Сказанное сверху вниз "милая" вполне однозначно демонстрировало: "дракона" у меня на руке она хорошо разглядела.

— Донья Эстоуни — архивариус, а не нянька, — отрезал Данте.

— Ну и что? — Анита невинно похлопала глазками. — Она ведь здесь для того, чтобы выполнять твои распоряжения? Вот пусть немного погуляет с ребёнком, пока мы с тобой обсудим наши дела.

Кажется, Данте собирался поставить её на место, но я встала и со словами "И правда, пожалуй, мне стоит прогуляться" направилась к выходу.

Однако шла я достаточно медленно, чтобы услышать продолжение разговора.

— Давай начистоту, Анита. Чего ты хочешь?

Голос Данте звучал настороженно и, по-моему, устало.

— Ну, мне казалось... — в словах Аниты, напротив, было полно кокетства, — ...что ты как порядочный человек решишь узаконить наши отношения и дать ребёнку своё имя.

Ясное дело, ни больше, ни меньше. Я вышла из кабинета. С меня было довольно.

Я прижимала к груди крошечного младенца, и по моему сердцу разливалось щемящее чувство счастья. Материнский инстинкт, до сих пор дремавший в глубине моего сознания, внезапно пробудился и нашёл путь наружу, накрыв меня с головой. Ребёнок был настолько очаровательным, настолько хорошеньким, настолько совершенным. И, что немаловажно, это был ребёнок Данте. Пусть не от меня, пусть от другой, даже случайной, женщины. Всё равно это — его ребёнок. В его жилах течёт кровь Данте. И от этой мысли чувство нежности, которое я испытывала к этому крохотному созданию, перехлёстывало через край...

Чёрта с два. Возможно, правильная женщина на моём месте испытывала бы именно такие чувства. Моё же состояние было несколько иным. Я держала ЭТО в вытянутых руках и не знала, как с ним обращаться и что делать. Ребёнок плакал. Вопил на высокой ноте, и я понятия не имела ни по какой причине это происходит, ни как его успокоить.

— Бьянка! — радостно воскликнула я, увидев подоспевшую, наконец-то, горничную. — Какое счастье, что ты пришла! Помоги мне скорее! Как ты думаешь, чего он от меня хочет?

Бьянка осторожно приблизилась, обошла кругом, посмотрела на мальчика.

— Даже не знаю, — задумчиво проговорила она. — Может быть, он голодный?

— Чудесно! — процедила я. — Только, вот беда, у меня сегодня, как назло, с молоком перебои. Что будем делать, если он голодный?

— Так пусть мамаша его покормит, — рассудительно сказала Бьянка.

— Пусть, — согласилась я. — Но беда в том, что у мамаши в данный момент совсем другие дела. Надо искать кормилицу. Ты не знаешь, здесь в армоне у кого-нибудь есть грудные дети?

Должны же быть, по логике вещей. Слуг здесь проживает немало, многие из них семейные.

— А знаете, он не есть хочет, — заметила Бьянка. — Он же весь мокренький! Потому и плачет. Ему пелёнки надо поменять.

— Пелёнки. Поменять, — "глубокомысленно" повторила я. Всё бы хорошо, но я с трудом могла себе представить, как меняют пелёнки. Впрочем, начинать следовало с другого вопроса. — А где мы возьмём сухие пелёнки?

Ребёнок кричал всё громче, и от этого искать решение проблемы становилось ещё труднее.

— Дайте мне минут двадцать, я их у кого-нибудь найду, — оптимистично вызвалась Бьянка.

Мысль о том, чтобы ещё двадцать минут держать чадо на вытянутых (уж теперь-то точно вытянутых!) руках, в том время как оно продолжит вот так вот вопить на одной ноте, привела в ужас.

— А побыстрее решить проблему нельзя? — взмолилась я.

Бьянка оказалась человеком понимающим.

— Я сейчас что-нибудь приспособлю вместо пелёнок, — кивнула она и полезла в шкаф, где хранилось постельное бельё. — Сможете его пока распеленать?

— Попробую.

Распеленать ребёнка всё-таки должно быть легче, чем запеленать.

Я положила младенца на торопливо расчищенный Бьянкой столик. Освободить его от пелёнок действительно оказалось не так уж сложно. Оставшись голым и относительно сухим, ребёнок действительно успокоился. Даже улыбнулся мне, и было что-то такое в этой детской улыбке, от чего сердце действительно чуть-чуть защемило.