— Что вы, госпожа Серения! — кажется, не на шутку испугался собеседник. — Ни к чему беспокоить вашего супруга такими пустяками! Попробую других купцов поспрашивать. Может, у них масло лучше будет?
— Давно бы так, — слегка смягчилась женщина. — Иди да помни, я жду только до послезавтра.
Быстро кивая, незадачливый родственник торопливо направился к выходу, а хозяйка постоялого двора, пристально оглядев Гу Менсина, приветливо улыбнулась.
Старший урбы ответил тем же, вот только его улыбка получилась какой-то робко-заискивающей. Выдав витиеватый комплимент заведению и его очаровательной владелице, толстяк почтительно осведомился, во сколько обойдётся содержание мулов в сарае с громким наименованием "конюшня" и ночлег женщин и детей в обеденном зале?
Уладив денежный вопрос с Гу Менсином, женщина обратила внимание на терпеливо дожидавшуюся своей очереди Нику.
— Вы тоже с ними? — хозяйка постоялого двора кивком головы указала на старшего урбы, направлявшегося к двери в сопровождении знакомого конопатого раба.
Не представляя, какой смысл она вкладывает в словом "вместе", и задетая отсутствием в вопросе обращения "госпожа", девушка надменно вскинула подбородок.
— Нам по пути.
— Вы, что же, одна едете? — вскинула аккуратно подкрашенные брови Серения. — Госпожа.
— Так получилось, — скорбно вздохнув, путешественница опустила глаза, и предупреждая дальнейшие расспросы, выдала вариант легенды, опробованной на десятнике пограничной стражи. — Двоюродный дядя умер в дороге, перед смертью попросив Гу Менсина проводить меня в Радл к родственникам матери.
— В Радл? — недоверчиво переспросила собеседница.
Ника вновь почувствовала себя, как на экзамене. Чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, она, вспомнив какую-то книгу, решила немного изменить ситуацию, и вальяжно усевшись на лавке, положила руки на стол.
— Да.
— Откуда же вы, госпожа? — заинтересовавшись, спросила хозяйка заведения, присаживаясь рядом. — И как ваше имя?
— Ника Юлиса Террина, — представилась девушка. — Из Канакерна.
— Откуда? — вновь удивилась Серения. — Это же самый край земли.
— Ещё нет, — рассмеялась путешественница.
— Вам нужна комната? — полувопросительно, полуутвердительно проговорила женщина, явно задумавшись о чём-то своём.
— И баня, — кивнула Ника.
— Вот чего нет, того нет, — развела руками владелица постоялого двора.
Настал черёд удивляться гостье.
— Простите моё любопытство, госпожа Серения, но почему? Лагерь стоит на оживлённой дороге, постояльцев должно быть много.
— Пожар у нас случился два года назад, госпожа Юлиса, — скорбно поджала губы женщина. — Вот с той поры всё никак не отстроимся. Я пришлю рабов с лоханью и тёплой водой.
Она виновато улыбнулась.
— Хоть так помоетесь.
— Спасибо, госпожа Серения, — поблагодарила девушка, вставая и перебрасывая край накидки через плечо.
Комнаты для постояльцев располагались в самом настоящем бараке, ибо назвать по-другому длинное строение из тонких брёвен с промазанными глиной швами и крошечными, едва кошке пролезть, окошечками, путешественница не могла. Но больше всего её поразили боковые стенки из плетёных тростниковых циновок. Подобного дизайнерского решения видеть ещё не доводилось.
— Вам совершенно не о чем беспокоиться, госпожа Юлиса, — постаралась сгладить первое впечатление владелица постоялого двора. — Циновки двойные, очень прочные и крепко приколоченные по краям. Сами посмотрите.
Ника огляделась, воспользовавшись дневным светом, бившим через широко распахнутую дверь. Пол из плотно подогнанных плах, массивный табурет, широкая кровать, чистый матрас, приятно пахнущий свежей соломой. Цилиндрическая подушка со следами лёгкой засаленности, толстое шерстяное одеяло и никаких насекомых на виду. Комната выглядела более чем прилично. Но стены... Не поленившись, она тронула аккуратно выструганную планку, прижимающую циновку к стене.
— Никто вас здесь не побеспокоит, — продолжала увещевать Серения. — Соседи — люди уважаемые, солидные, ведут себя тихо.
Девушка прислушалась. С левой стороны доносилось чуть слышное бормотание. Путешественница нахмурилась. Вряд ли она будет чувствовать себя здесь в безопасности. Но и тонкие стенки фургона тоже защита довольно слабая.
— Сколько это будет стоить?
— Пять риалов с конюшней и горячей водой, — тут же выдала полный прейскурант хозяйка заведения.
— Такие деньги берут в лучших гостиницах Гедора, — покачала головой Ника. — Если вы не сбавите хотя бы до четырёх, я лучше переночую в своей повозке.
— Я понимаю, как тяжело молодой девушке из приличной семьи в дальней дороге, — понизила голос до шёпота Серения. — Поэтому так и быть — четыре.
Она по-доброму улыбнулась.
— Только не говорите об этом другим постояльцам.
— Клянусь Фиолой, я буду молчать, — с подчёркнутой серьёзностью пообещала путешественница, недоумевая про себя, что же её так насторожило в лице женщины.
Приняв деньги, хозяйка протянула ей привычную пластинку-ключ и вдруг спросила:
— Вы имеете какое-то отношение к тем имперским Юлисам, госпожа?
— Мой отец был двоюродным племянником сенатора Госпула Юлиса Лура, — подтвердила Ника свою родословную.
— Так в Радл вы к ним направляетесь?
— Нет, — покачала головой девушка, закрывая замок. — К родственникам матери.
Ей показалось, что в глазах собеседницы мелькнуло разочарование. Постоялица подумала, что, возможно, хозяйка провинциальной гостиницы желает поднять свой статус среди местного общества, козыряя в разговорах фактом знакомства с представительницей радланский аристократии? Или хочет потешить своё тщеславие тем, что имперской знати будет известно о её существовании? Как там у Гоголя в "Ревизоре"? " Скажите там вельможам, что есть такой Пётр Иванович Бобчинский"... или Добчинский? Да какая разница!"
Путешественнице вдруг сделалось ужасно смешно. Чтобы погасить улыбку, она торопливо заговорила:
— Госпожа Селения, я впервые в Империи, и простите, если мой вопрос покажется вам неуместным:
— Что вы хотите узнать, госпожа Юлиса? — доброжелательно улыбнулась собеседница.
— Разве легионеры могут жениться?
— Пока служат — нет, — покачала головой женщина. — Так мы с Нумецием Маром пока семьёй не записаны. Ему ещё три года осталось... Вот тогда свадьбу справим, по всем правилам в трибы запишемся, и детей он усыновит.
— Приятно видеть, как вы доверяете своему мужчине, — польстила гостья.
— А как же иначе, — гордо выпятила увядшую грудь собеседница. — Пока он воинов лозой гоняет, я тут всем командую. Без меня ему с гостиницей не справиться.
Ника обратила внимание, что женщина вновь назвала своё заведение "гостиницей", как это принято в крупных городах Западного побережья.
Пока Риата с помощником из местных рабов перетаскивала корзины в комнату, Серения с удовольствием поведала, что многие из легионеров стараются подыскать себе подругу ещё на службе. — Надёжный, солидный мужчина жену с умом выбирает. Чтобы хозяйственная была, бережливая, дом могла вести, мужа при случае ублажить и детей рожала как положено...
Девушке оставалось только понимающе кивать с самым глубокомысленным видом. Перед тем, как расстаться, она попросила у хозяйки заведения светильник.
— Окно в комнате очень маленькое, а мне ещё нужно помыться.
— Я прикажу принести, — пообещала Серения.
У путешественницы имелась своя лампа, но она подумала, что за такую высокую плату надо пользоваться всем набором услуг.
Передав Риате ключ и приказав дожидаться в комнате, Ника отыскала фургон урбы. Женщины уже занимались хозяйственными делами: кто стирал, кто чистил одежду, а их сильно уставшие за дорогу мужья отправились в большой зал отдыхать. Судя по доносившимся звукам, веселье там уже начиналось.
Только сладкая парочка сидела у конюшни, беззаботно обнимаясь под полупрезрительными взглядами скособоченного на правый бок старого раба в хитоне, состоящем, казалось, из одних заплаток. Беззастенчиво прервав идиллию влюблённых, девушка узнала, что Гу Менсин и Анний Мар Прест ещё не вернулись из лагеря, и это хорошо. Значит, дитрибун не прогнал их сразу, а захотел поговорить. Поздравив артистов с удачей, путешественница попросила их присмотреть за её повозкой, подкрепив слова парой потемневших оболов.
Спрятав монеты в кошелёк, Корин Палл клятвенно заверил, что с фургоном ничего не случится. От души на это надеясь, Ника поспешила в свою комнату. Едва Риата задвинула засов за вошедшей госпожой, в дверь постучали. Тот же конопатый раб принёс глиняный светильник, похожий на чайник с длинным носиком. Правда, огонь пришлось добывать самим. Попаданка так и не смогла толком научиться правильно бить кремнем по кусочку железа, доверяя эту процедуру невольнице. Зато более высокая хозяйка без труда поставила лампу на узкую полочку над кроватью.
Когда они распаковывали вещи, вновь раздался негромкий стук, и знакомый голос вкрадчиво произнёс:
— Госпожа Серения прислала лохань для госпожи Юлисы.
Здоровенный раб со свирепой, заросшей чёрными волосами физиономией в одиночку втащил низкую бочку литров на сто пятьдесят из светло-жёлтых, плотно подогнанных дощечек и с грохотом опустил на деревянный пол. Из-за его широкой спины выскочил молодой невольник.
— Вот, госпожа! — гордо заявил он, растягивая пухлые губы в улыбке. — Мойтесь, пожалуйста.
Заглянув внутрь, девушка с удовлетворением убедилась, что там почти чисто и сухо.
— А вода где?
— Пусть ваша рабыня пройдёт со мной на кухню, — тем же тоном предложил парень. — А чтобы вы скорее управились, госпожа Серения ещё и свою служанку пришлёт.
— Иди, — приказала путешественница Риате, отметив слишком дерзкий для невольника взгляд бородатого великана. Тот, как будто оценивал её, причём не очень дорого. Видимо, почувствовав нежелательное внимание к себе, здоровяк вышел.
Оставшись одна, Ника на всякий случай закрыла дверь на засов.
Ждать пришлось недолго. Её рабыня вернулась вместе с невысокой, сухощавой женщиной с острым, птичьим лицом. Поставив вёдра у лохани, она молча застыла, ожидая распоряжений.
— Можешь идти, — нахмурилась постоялица, не имея никакого желания раздеваться при посторонних. Ни к чему кому попало видеть запрятанное в разных местах оружие и тем более пояс с золотом.
— Госпожа Серения приказала помогать вам, госпожа, — не поднимая глаз, тихо проговорила невольница.
— Мы и без тебя обойдёмся, — раздражённо фыркнула девушка.
— Я не могу нарушить волю госпожи, — испуганно втянула голову в плечи рабыня.
— Тогда принеси ещё воды, — тут же придумала ей занятие путешественница.
Ника не собиралась долго рассиживаться в лохани, как японский самурай. Не то, чтобы она не любила понежиться в ванной, просто место не слишком подходящее да и время. Так что просто приняла лёгкий душ, используя вместо лейки ковшик в руке рабыни. Как всегда долго возились с волосами, вымачивая их в ведре. Потом она настояла, чтобы Риата тоже ополоснулась. Тогда-то и понадобилось лишнее ведро. Когда рабыни вдвоём выносили грязную воду, девушка поинтересовалась у местной невольницы, нельзя ли заказать еду в комнату? И с огорчением узнала, что в этой гостинице данная услуга не оказывается. Если постоялец хочет есть, то должен идти в зал.
Желудок путешественницы жалобно мяукнул. Вот только одевать провонявший потом пояс с золотом и закреплять кинжалы ужасно не хотелось. Ника уже собралась оставить их в комнате, но в последний момент передумала. А когда Риата с видом бесконечно уставшей скаковой лошади стала обвязывать ленты, удерживавшие ножны за спиной, раздражённо буркнула:
— Пусть будут. Сама знаешь, народ здесь всякий.
— Да, госпожа, — потупив взор, тяжело вздохнула невольница.
Если в комнате успела угнездиться темнота, озаряемая только серым квадратиком окна да слабым огоньком масляного светильника, то снаружи ещё сияли на западе последние отблески вечерней зари.
Надвинув на глаза край накидки, девушка застучала подошвами сандалий по деревянным мосткам, проложенным от гостевого барака до обеденного зала. Между ними располагалась срубленная из массивных брёвен кладовая, надёжно запертая на внушительного вида бронзовый замок, и кухня, откуда умопомрачительно пахло хлебом и жареным мясом.
Проходя мимо распахнутой двери, путешественница с раздражением подумала, что отсюда до её комнаты не больше тридцати шагов.
"Неужели так трудно принести мне поесть? — ворчала она про себя, ощущая сосущую пустоту в желудке. — Я бы стразу расплатилась. Даже добавила бы обол за хлопоты. А посуду можно забрать и потом".
Обеденный зал гостеприимно встретил новую посетительницу густым полумраком, шумом и вонью. К счастью для Ники, большая часть клиентов сгрудились в противоположном конце помещения. Судя по нечленораздельным воплям, свисту и звукам ударов, там кто-то выяснял отношения на потеху толпе, состоящей из полупьяных мужчин.
"Ой, зря я сюда припёрлась! — мысленно охнула девушка. — Уходить надо, пока вместо фасоли чем другим не накормили.."
Но тут к ней подошла средних лет рабыня в застиранном переднике поверх такого же старого серого хитона.
— Кушать будете, госпожа?
— Пожалуй, нет, — усмехнулась, качая головой Юлиса. — Слишком у вас тут... шумно.
— Не беспокойтесь, госпожа! — энергично запротестовала женщина. — Никто не посмеет обидеть постояльцев нашего господина Нумеция Мара Тарита! Клянусь Карелгом и Фиолой! Присаживайтесь!
Радушно улыбаясь, она сделала приглашающий жест.
Поскольку на одном конце лавки сидел мрачного вида старик, безучастно запивавший лепёшки разведённым вином, а на втором стоял какой-то парень, стараясь рассмотреть поверх голов подробности всё ещё продолжавшейся драки, путешественница решила переступить через лавку, подобрав подол платья и надеясь, что огоньки масляных светильников и факелов дают слишком мало света, чтобы рассмотреть нож у неё на лодыжке.
Серения не зря хвалила своё заведение. Подавальщица с уставленным мисками подносом появилась очень быстро. Когда Ника распробовала первую из жареных колбасок, по залу прокатился глухой гул разочарования, и сгрудившиеся в дальнем конце начали расходиться, рассаживаясь за столы.
Бесцеремонно расталкивая посетителей, низкорослый, широкоплечий раб, с густой бородищей и спутанной шевелюрой, похожий на фантазийного гнома, без видимых усилий тащил к выходу перекинутое через плечо тело мужчины в рваном хитоне.
— Слаб Пирм Эмил против Дулнака, — раздался рядом чей-то громкий голос.
Примерно в метре от неё за стол, возбуждённо переговариваясь, уселись два молодых человека, лет двадцати двух — двадцати пяти. В одинаковых серых туниках с зелёной полосой по подолу, с одинаково коротко обрезанными волосами и странными, похожими на мозоли, пятнами на плохо выбритых подбородках.
Путешественница вспомнила, что видела похожее у Румса Фарка, но не придала значение, приняв за родинку или шрамик. Но сейчас в памяти всплыла давным-давно прочитанная книга, и она подумала, что это скорее всего след от кожаного ремня, удерживавшего шлём. А остальные воины, которых ей приходилось встречать, носили густые бороды, и у них данная отметина так в глаза не бросалась.
