Один год из жизни профессора

-Чьих?

— А неважно. Как оказалось, против нас шпионят все. Вот и ловят по схеме: знаешь польский язык — значит, польский шпион. Я пока несколько утрирую, но боюсь, скоро так и будет.

— Послушайте, но шпионы же реально есть, Вы-то знаете...

— Конечно знаю. Причем большинство из них пофамильно и в лицо. И они меня знают. И я понимаю, что их реально интересуют, на что и на кого они могут рассчитывать и уж совершенно точно уверен в том, что колбасу они травить никогда не будут. Им такое даже в голову не придет.

— И что?

— А ничего. Я слишком уважаю свою профессию, чтобы такими глупостями заниматься, но желающие на подобное всегда найдутся. Вот и нашлись. Есть там один новый товарищ Министра внутренних дел. Из Пскова, кстати. Уж такой ретивый — слов нет. Взлетел в одночасье. Пожалуй, сейчас и поважнее своего министра будет. Приглашал меня намедни. Звал к себе, чего только не обещал. Все про целесообразность мне объяснял. Отказался, конечно. Я, может быть, в Ваших глазах и не слишком чистыми делами занимаюсь, но в такую похабщину лезть никогда не буду. Впрочем, желающие всегда найдутся. Удивляюсь только, как я оттуда вообще вышел. Насколько я понимаю, на меня уже такое дело накатали, что посадить можно сразу и навсегда. Если, конечно, не шлепнут при задержании. Такие, как я, да и начальники мои из Генштаба, сейчас не нужны. Более того — опасны.

— Но это же дичь какая-то. Люди у нас все же разумные. Да и Канцлер произвел на меня очень хорошее впечатление тогда. Наконец, есть международное общественное мнение...

— Это Вы про НКР, наверное? А знаете, что половина шпионов, якобы, оттуда? У меня с коллегами из Киева хорошие отношения, видимся регулярно, так они со смеху помирают. Говорят,

если верить вашим газетам, нас всех награждать должны каждую неделю. Да и не нужно им это. Им поляков и турок хватает выше крыши, наоборот рады, что с севера надежно прикрыты. А Канцлер... Власть — странная штука. Нам иногда трудно понять людей оттуда. У меня вообще складывается впечатление, что власть делает людей своими рабами и полностью лишает индивидуальных, личных качеств, особенностей характера. В результате один и тот же человек под влиянием внешних обстоятельств или потребностей власти может быть героем или чудовищем, утрачивая свой внутренний нравственный стержень. А времена наступают тяжелые. И не только у нас. Так что на эту нашу дурь никто и внимания не обратит, все своей будут заняты. А люди... Знаете, многим это не то, что нравится, но, по крайней мере, позволяет снять с себя ответственность за собственные невзгоды и ошибки, и возложить ее на кого-то еще. Очень хорошо работающая модель. По крайней мере, на какое-то время.

— И что же делать?

— Вот об этом я и хотел с Вами поговорить. Сам я сдаваться им не собираюсь. Уйду так, что и концов не сыщут. А вот с Вами сложнее. С одной стороны, трогать им Вас сейчас не с руки. Вы им больше дивидендов принесете, если будете продолжать придерживаться своей антифранцузской линии.

— Да она не то, чтобы антифранцузская...

— Ну, прогерманская, если Вам так больше нравится. Я, кстати, тоже считаю, что нам выгоднее с Германией дружить, какой бы она ни была. С соседями вообще дружить предпочтительнее. Ссориться можно с теми, кто подальше. И самое забавное, что в этом вопросе мое мнение полностью идентично взглядам тех, кто меня сейчас ловит. Такой вот парадокс и лишнее доказательство абсолютной надуманности всей этой кампании шпиономании. Но вернемся к Вам. В разум и здравый смысл этих ребят я не верю ни минуты. Могут прицепиться к Вам просто потому, что Вы со мной работали. Поэтому лучше бы, как минимум, на время и Вам уехать.

— Куда? У меня же тут университет...

— Университетов и кроме нашего много. Сейчас Вас во многих местах примут с распростертыми объятиями. Во Францию, конечно, не советую. Германские? Подумайте, но там может стать жарко. А вот НКР почему бы не рассмотреть?

— Все это слишком неожиданно. Да и не главное для меня сейчас. Скажите, а в отношении Ольги что-то удалось выяснить?

— Извините, профессор, я совсем с этой политикой зарапортовался. Главное упустил. Она в Берлине. Ей там удалось выйти на коллег из НКР, а те уже через Киев сообщили мне. У нее приключения были еще похлеще Ваших. Ее судно остановили итальянцы. Экипажу дали спустить шлюпки, и отпустили, забрали только судовой журнал, а пароход утопили. Зачем они это сделали — никто не понимает, судно шло в балласте. Разгрузились в Барселоне, а потом должны были зайти в Пирей и взять там какой-то груз на Одессу. К счастью, Ольгу внесли в судовую роль как члена экипажа, поэтому разбираться с ней отдельно итальянцы не стали. Два дня они болтались в море и догребли в конце концов до французских вод, где встретили рыбаков. И благополучно попали в руки французской жандармерии. Там разбираться начали вдумчиво и не спеша, но Ольга удрала у них прямо из участка. Как — потом Вам сама расскажет, но я совсем не удивлен. Мы ее неплохо учили, знаете ли. И дальше отправилась через всю Францию в сторону Германии. А французы в этот момент начинали переброску войск в Испанию. То есть патрули, усиленный режим и все прочие радости. К счастью, у нее был с собой совсем левый паспорт, по которому она уже прошла в свое время в Мадрид к Вам через Португалию. Норвежский, если мне память не изменяет. С деньгами вот было совсем туго. Но добралась! А в Берлине у нее старые знакомые еще с университетских времен. Там и затаилась. С нашими связываться побоялась — почитала, видно, тоже наши газеты и сделала выводы. Фотографию нам прислала вообще с какими-то туристами. В общем, все как всегда. Молодец.

— Ей что-нибудь угрожает?

— Не думаю. Французам охотиться за ней сейчас резона нет. Наши, если начнут копать, мало что узнают: у французов она в числе спасшихся с потопленного судна зарегистрирована не была. От экипажа — чухонцев этих — тоже мало чего добьешься. Так что следы утеряны. Вроде как погибла в море. Высовываться только не надо, и паспорт свой нигде не показывать. Но для нее это не проблема, еще что-нибудь себе найдет.

— Я могу к ней съездить?

— Хотите совет? Назначьте ей лучше встречу где-нибудь в провинции. Берлин, конечно, сейчас тоже еще та столица, но Вы — фигура заметная. Можете к ней кого не надо привести. А Вам нужно какое-нибудь место, где и Вас никто не знает, и она затеряется даже если у нее немецкие документы. А поезжайте-ка Вы, профессор, на Волгу, в Саратов. Там сейчас хорошо, овощи, фрукты, местных немцев после массового переселения — каждый пятый. Нормально будет. А я уж напоследок сослужу Вам службу — дам ей знать через знакомых в Киеве.

Договорились о дате встречи в Саратове на речном вокзале, выпили на прощанье и разошлись. Орлов был слишком опытным разведчиком, чтобы оставаться на ночь в блоке Германова. Береженого, как говорится....

Говорили, что кто-то потом якобы видел его в маленьком крымском городке, но то ли это был он, то ли просто похож человек, кто знает. Там любят селиться пенсионеры и отставники, которые предпочитают не распространяться о своем прошлом.

Эпилог

В том году всю осень Германов провел путешествуя по Волге. И так ему там понравилось, что, объехав несколько крупных городов, он в конце концов поселился в Казани. Стал там преподавать в университете, купил дом, говорят даже заново женился. А почему бы и нет? Среди казанских татарок встречаются очень даже симпатичные блондинки, а уж про климат и говорить не стоит — с питерским не сравнить. Одним из его самых близких друзей стал капитан сухогруза река-море "Волгарь-15". В дни захода этого судна в Казань оба любили посидеть вечерком за бутылочкой-другой. Вроде бы земляки, но вспоминали все больше какие-то совсем далекие страны. Молодая жена Германова этому не препятствовала, а, наоборот, часто присоединялась к этим посиделкам. Со временем профессор получил кафедру, среди студентов и начинающих преподавателей был известен своей строгостью — строить глазки ему на экзаменах было бесполезно, хотя было в нем что-то такое... Коллеги и местные любители порассуждать о политике считали его молчуном, комментировать дела в далекой Европе он не любил и от разговоров на эту тему уходил. Со временем приобрел репутацию если не сухаря, то человека закрытого и осторожного, и только те, кто постарше, вспоминали иной раз, что было что-то там такое в прошлом, и гремело некогда его имя. Но в истории таких героев много, а вот многие ли из них любят вспоминать о давно ушедших днях? Да и кому эти прошлые дела интересны? Награды свои одевал к фраку раз в четыре года, когда в университете по традиции проходил торжественный бал в честь тех, кто за минувший период защитил диссертации, и они добавляли еще больше загадочности его образу.

Семейная жизнь профессора протекала тихо. Нечастым гостям он любил показывать фотографии сына — уже довольно известного врача в Москве, и дочери, вышедшей замуж за моряка в далеком Владивостоке. Жена его о своем прошлом предпочитала не распространяться, а возникни об этом разговор легко переводила его на совсем иную тему. Со временем она пошла работать преподавателем истории в местную гимназию, крайне удивив ее директора дипломом берлинского университета. С профессором они понимали друг друга с полуслова, предпочитали проводить вместе все свободное время. Так и жили. Вполне счастливо.

Канцлер Балтийской федерации на своем посту трепыхался еще лет десять. Позднее этот этап его правления вспоминать не любили даже самые ярые поклонники его действительно незаурядной личности. Крови внутри страны в эти годы было пущено изрядно. Как оказалось, этот процесс только начни — не остановишься. Соседи посматривали несколько брезгливо и с удивлением. Но, во-первых, диктатура как способ правления в конце 30-х в Европе рассматривалась как нечто вполне нормальное, а, во-вторых, жесткий внутренний курс позволил Канцлеру не только стабилизировать экономику, но и справиться с внутренней политической оппозицией и с поднимавшими время от времени голову националистами разных толков. Так что кое-кто за рубежом еще ему и завидовал: нам бы так, да не выходит.

Кстати, контрразведчиков первой волны вырезали под корень всех, так что эпизод с Германовым и вспомнить потом было некому. Народ, флот и армию запугали изрядно. Энтузиасты типа Петрова 15-го повывелись как класс, поэтому, когда через полтора года политический бардак в Европе достиг такого состояния, что Канцлер решил-таки отбить у шведов Аландские острова, то операция флота БФ, к счастью для ее участников, завершилась толком не успев начаться: в условиях строго предписанного радиомолчания боевые корабли прикрытия не встретились в море с караваном десантных судов, а питерское радио уже бодро оповестило мир о предъявленном шведам ультиматуме и начале десантной операции. Шведы заранее заняли береговые укрепления и ждали атаку два дня, мокли и мерзли, так и не дождались, и потом долго плевались: эти русские даже ничего вовремя сделать не могут! И были вдвойне неправы. Во-первых, большую часть десанта и экипажей боевых кораблей составляли финны и прибалты, а, во-вторых, подменила оба (!) приказа кораблям с координатами точки рандеву именно разведка НКР, в качестве внештатного советника которой выступал бывший генерал Орлов. В Киеве уже давно с молчаливым осуждением наблюдали за политическими вывертами северных соседей и с удовольствием воспользовались возможностью сделать им маленькую гадость. Бытует, правда, мнение, что гадость оказалась не такой уж и маленькой.

Германов с женой и случившийся в это время в Казани капитан "Волгаря-15", узнав об этой истории, засиделись за полночь. Долго спорили о чем-то, вспоминали минувшее, смеялись и пришли в заключение к выводу, что надо благодарить Господа и тех, кто действует по указанию его и своему разумению, за благополучный исход. Война со Швецией теперь, из Казани, смотрелась как абсолютная и ненужная глупость. А то у берегов Восточной Балтики своих камней и островов мало, чтобы еще за какие-то Аланды кровь проливать? Разошлись вполне довольные друг другом.

Позднее многие рассматривали именно эту неудачу как начало заката карьеры Канцлера. Может они и правы. Но в отличие от многих других диктаторов ему удалось во время передать власть преемникам и благополучно закончить свои дни в Швейцарии. А преемники быстро и без лишних слов перевернули затянувшуюся на доброе десятилетие не самую красивую страницу в истории страны, сделали вид, что ничего тогда особенного и не было, и активно включились в процесс строительства демократической Европы. А Канцлеру со временем и памятники поставили, и центральные улицы в его честь назвали. Все как всегда.

На общем фоне кипящей европейской истории эпизод несостоявшейся войны БФ со Швецией просто забылся — ну кто сейчас помнит, что британский флот в РИ опоздал с высадкой десанта в 40-м году в портах Норвегии, пропустив вперед немцев?

В целом 40-е годы в мире НКР запомнились как время крайне турбулентное. Никакой конференции о пересмотре границ, предусмотренной Версальским договором, конечно, не состоялось. Слишком это деликатная тема, чтобы обсуждать ее публично. Где-то надавили и, как говорится, какие-то территории мирно отжали, где-то слегка повоевали. В целом же европейцам удалось пройти по краю новой большой войны и удержаться от нее, так что на континенте тогда кипел не один большой котел, а, если так можно выразиться, несколько маленьких. Все и остыло быстрее. Французам, чье влияние в целом резко пошло на убыль, пришлось ослабить хватку на горле германских государств, и немцы ударились в экономику. На пару десятилетий их девизом стало: "Будем жить лучше французов!". И добились своего. А сытую и благополучную нацию раскачать на какие-либо авантюры трудновато. Наверняка со временем историки придумают всем событиям этого периода вполне пристойные научные объяснения, забыв о том, что за всем происходящим в этом мире стоят конкретные люди. А настоящим героям слава не нужна.

6