Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Осторожно, Макс, смотри под ноги, — Белыч остановился, — на Петровича крысюки здесь напали.
Сказал он это очень вовремя — как будто выгадывал момент, когда я наступлю на трупик одного из грызунов. Под ногами мерзко чвякнуло, я оступился и упал на Петровича.
— Твою мать! — Корень смачно выругался. — Пошли наверх, к воротам. Осмотрим будки.
Я направил фонарь чуть выше ближайших ворот, и прямо над ними на сером бетоне проступила полустертая надпись светло-желтого цвета:
Х-17/2
— Петрович! Следопыты, блин, Чингачгуки! Глаза есть, видеть — нету? Здесь же ясно написано!
— Ага, написано, — Корень зачаровано смотрел на трафаретные значки.
Искомые ворота оказались четвертыми слева.
— Петрович! — Неожиданно из темноты раздался голос проводника. — Что это за место? Зачем нужно было строить такой комплекс? Что здесь делали?
— Не знаю. На то и существуют державы, чтобы оставлять после себя загадки. Про Объект 825 ГТС в Балаклаве слышал?
— Нет, а что это?
— Подземный завод и база подводных лодок. Способен выдержать прямое попадание стокилотонного ядерного заряда. Обеспечивает одновременное нахождение до четырнадцати подводных лодок. Предусмотрен скрытный подводный выход лодок на дежурство. Общая площадь около семи тысяч квадратных метров. Вырублен в скале. Впечатляет, ага?
Белыч что-то неопределенно промычал.
— Писали где-то, что такой же подводно-подземный комплекс, только больше в два раза, строился на Кольском полуострове. Не знаю, может врали. Меня больше удивляет — зачем нужно было строить здесь такое шоссе? Почему не протащили железку? Вот это на самом деле странно. Ладно, фигня все это. Руины. Нас выведешь — исследуй хоть до усрачки, а сейчас вперед! Макс, не зевай, у меня скоро откат начнется, нужно отыскать помещение для релаксации. Через часок придется меня на руках носить. Вам оно надо?
Петрович был абсолютно прав — следовало поспешить. Мы поднялись на пандус, перелезли через перегораживающий вход электрокар, и вошли в ворота исчезнувшей лаборатории.
Лаборатория. Бюро пропусков.
Сразу за воротами, помеченными как "Х-19/2", потолок существенно понижался, теперь до его верхней точки было метра четыре, вдоль стен висели гирлянды из толстых кабелей в металлических рубашках — и никаких следов разрушения! Казалось, что вот-вот из-за очередного поворота нам навстречу вылетит желтый погрузчик, сверкнет фарами и пронесется мимо. Мы шли по узкой пешеходной дорожке, теперь свет наших фонарей не рассеивался в окружающей темноте — многократно отражаясь от блестящих стен, он освещал дорогу метров на двадцать вперед. Но стоило обернуться, как взгляд натыкался на сплошной покров густой черноты, вызывающей в сердце какой-то потусторонний, иррациональный страх.
Пару раз оглянувшись, я решил, что с меня экспериментов достаточно и теперь я буду смотреть только туда, где есть свет.
Дорога под нами ощутимо пошла вверх, вильнула вправо и мы снова остановились перед очередными воротами. В этих снизу была прорезана узкая и низкая дверца. Чуть перекошенная, она висела на одной петле; вторая петля, выдранная из паза, лежала на полу. Здешняя архитектура с обилием препятствий начинала утомлять. Знал бы я тогда, сколько еще ворот и дверей мне придется открыть в этом подземелье!
— Вот никак не могу сообразить: как же они эвакуировались отсюда? — Корень растерянно оглядывался вокруг.
Признаться, меня тоже заботил этот вопрос. Пока что нам не встретились следы поспешного бегства персонала — никаких брошенных коробок, рассыпанных бумаг, забытой спецодежды — ничего! На действующей овощной базе бардака и то больше!
— И следов разрушения не видно, — добавил Петрович. — А ведь говорилось о взрыве.
— Может, взрыв был на нижних уровнях?
— Не знаю, Макс. Не знаю. Посмотрим.
— Это о каких таких нижних уровнях речь идет? — вмешался любознательный Белыч.
— Мы спустимся до двенадцатого, — задумчиво пробормотал Петрович, — как минимум.
Кое-как протиснувшись сквозь повисшую дверцу, мы опять остановились в раздумье: перед нами открылось два пути — первый заканчивался у раскрытого зева грузового лифта перед опущенным шлагбаумом, второй, образованный дорожкой для пешеходов, обрывался у тройного турникета перед еще одним пропускным пунктом. Над стеклянной кабинкой вахтеров висела когда-то светящаяся вывеска с обычным в таких местах предупреждением: "Стой! Предъяви пропуск!". В стене справа — небольшое, забранное решеткой из сантиметрового прутка, полукруглое окошко, закрытое изнутри картонкой, рядом деревянная, крашенная зеленой эмалью дверь с табличкой "Бюро пропусков".
Белыч остановился, посветил фонарем в стороны, на потолок за турникетами, подсветил внутренности вахты.
— Жарка впереди. Даже, кажется, две. На потолке вижу два обгоревших пятна и копоть. Но может быть и одна. Они не всегда в одно место бьют.
Он достал из кармана болт и, зайдя немного вбок, бросил его почти вдоль турникетов с той стороны. Жарка обнаружилась, когда болт рикошетом отскочил от стены и покатился по полу. Аномалия располагалась посреди холла за пропускным пунктом и на первый взгляд ничем нам не грозила.
Перепрыгнув через преграждающие проход планки, мы оказались на территории лаборатории Х-19/2.
— Мы все-таки дошли, Макс! — Корень устало оперся на стойку турникета. — Сейчас нужно найти место под штаб-квартиру и немного выспаться. По очереди. Хоть по паре часов. Долго нам здесь еще бродить, чувствую.
— Так чего далеко ходить? Давай бюро пропусков взломаем, там и остановимся часа на четыре.
— Бюро? — Корень посмотрел на зеленую дверь, оставшуюся за спиной. — Это дело. Там и список телефонов должен быть и номера кабинетов абонентов. При вдумчивом подходе можно от лишней беготни избавиться. Найдем коменданта, начальника охраны или еще какого-нибудь АХО-шника. У этих по штатному расписанию должны планы помещений быть. Полные, а не наши куцые обрывки. Повезет, так и эвакуационные выходы найдем. А, Белыч, ты, как эксперт по Зоне, что скажешь?
— Знаешь, брат, я по подземным объектам как-то не очень. Говорил же — не люблю я их. Тоскливо здесь, аж выть хочется.
Проводник уже стоял возле двери, которую предстояло взломать. Он подергал ее за ручку, полотно осталось неподвижным.
— Сволочь, она наружу открывается, не продавить. Ну что? Выбиваю?
— Нет, стой! Она целая нужна. С той стороны грузом подопрем — хрен какая собака влезет. Аккуратно нужно. — Корень присел, посветил в замок, довольно хмыкнул, — Макс, там где-то возле вахты моток стальки валялся. Будь добр, посмотри.
Я искал проволоку, пока не наступил на неё. Петрович скрутил из неё какую-то фигушку, сунул в замочную скважину, немного покрутил, заставил при этом меня то приподнимать дверь за ручку, то придавить её к полу. Не знаю, помогли ли мои танцы без бубна, но через минуту Петрович поднялся, отступил чуть в сторону — так, чтобы между ним и дверным проёмом оставалось полотно, приказал нам приготовиться и легко открыл дверь.
Корень стоял в тени, и его не было видно, Белыч сидел подо мной на одном колене, сжимая в здоровой руке свой видавший виды ПМ, а я, возвышаясь над ним, вскинул на прицел Сайгу.
Из ярко освещенного проема на нас вывалилась черная мумия! Рот её был перекошен в страшном крике, руки вытянуты вперед, скрюченные пальцы, казалось, вот-вот ухватятся за ствол моей Сайги, длинные светлые волосы, перехваченные резинкой в "конский хвост", лохматым опахалом махнули перед моим носом и мы открыли беспорядочную стрельбу. Скорее от испуга, чем по необходимости. Вспышки выстрелов добавили света, а звуки больно ударили по привыкшим к безмолвию барабанным перепонкам. Краем глаза я успел заметить, как колобком за наши спины выкатился Корень, сразу принимая позицию для стрельбы с колена. Расстреляный из двух стволов мертвец отлетел внутрь помещения, и только потеряв его из вида, мы прекратили стрельбу.
— Н-дя, — протянул за спиной Петрович, — не повезло бабенке. Померла страшно, да еще и после смерти отморозки над телом надругались.
— Чего? — мы с Белычем одновременно повернулись к нему.
— Ничего, бойцы! Когда в следующий раз будете мертвых гасить, делайте это потише, ага? А то ушам больно.
Раздвинув нас локтями, он прошел в бюро пропусков. Мы с проводником смотрели друг на друга и глупо улыбались.
— Эй, вандалы! — послышалось изнутри, — Уберите её отсюда. И вообще, пока стрелять не научитесь — занимайтесь чистотой!
В помещении обнаружилась еще одна мертвая тетка — судя по обвисшему на усохшем теле пиджаку пятьдесят шестого размера — обладавшая при жизни солидным запасом подкожного жира. Теперь-то они обе выглядели одинаково: черные, тощие. Только та, которая "напала" на нас, лишилась одной руки и сломалась пополам. Пришлось смирить свою гордыню, унять отвращение, и выносить обеих и укладывать их у лифта.
Эти усилия были вознаграждены обладанием уютным помещением с многочисленными цветочными горшками, заполненными сейчас какой-то трухой вперемешку с пересохшей землей и песком.
Пол ровным слоем покрывали мелкие клочки изорванных документов, рассыпавшихся при прикосновении в мерзкую бумажную пыль — самоотверженные тетки уничтожали перед смертью секретные документы. Во всяком случае, так этот феномен объяснил Корень. Но вот до уложенных под стекло на столе бумажек их проворные пальчики не добрались! А там были: внутренние телефонные номера лаборатории с графами "отдел", "офис N", "Лицо"; короткий список ответственных лиц — от заведующего до телефониста; инструкции по выписке пропусков; календарь за 2009 год; два образца выписанных пропусков на имя Иванова Ивана Ивановича; расписание дежурств лифтеров грузового лифта; пространная статья о способах похудания; пара ксерокопий развернутого паспорта с подчеркнутыми строчками, обязательными к внесению в пропуска и десятидолларовая купюра.
Корень от радости потер руки, а Белыч незаметно — как ему казалось — смахнул червонец в карман.
В остальном обстановка внутри бюро ничем не отличалась от многих сотен других государственных лавочек. Традиционные два стола: на одном из них семнадцатидюймовый монитор с ЭЛТ, занимающий добрую его половину; компьютер, напрочь лишенный всех приводов и USB-разъемов; два крутящихся черных — уже немного порыжевших — кресла на колесиках, засыпной сейф, шкаф, ранее забитый очень важными бумагами, которые ныне имитировали ковер под ногами. Все очень функционально и просто. В дальнем углу нашелся китайский термоспот с разбитыми кнопками. Внутри — ни капли воды. Два телефона, висевшие под окошком, молчали.
Петрович на правах босса присел за стол изучать подстекольные списки, велев мне с Белычем навести порядок.
Когда выбрасывали цветочные горшки, я негромко спросил проводника:
— Когда срываться будешь?
Он остановился и непонимающе уставился на меня:
— Чего?
— Мы с тобой у ручья договаривались, что когда доведешь нас до лаборатории, можешь уходить, я мешать не буду.
— А! Вспомнил! — он уселся на пол, — Нет, брат, никуда я не пойду. Смотри сколько причин: я ранен, мне капает хорошая зарплата, с вами интересно, ну и главное — на выходе ждет Балдерс, который наверняка захочет со мной побеседовать. А у говоривших с ним будущее как-то не задается. Вот и получается, брат, что пока вы с наёмником не разобрались — нет мне резону одному оставаться.
— Логично, — а что я мог еще сказать?
И мы продолжили наш незапланированный субботник.
В нагрудном кармане пиджака мумии-"толстушки" я обнаружил полупустую пачку "Вог", с ментолом, зачем-то, о чем сразу позабыл, сунул ее во внутренний карман своей кожанки.
Через двадцать минут комнатка сияла казарменной чистотой, дверь снова была закрыта и подперта сейфом.
Я расположился на свободном столе, проводник, изображавший смертельно раненого — на втором кресле. Петрович заметил, что его распоряжения выполнены, оторвался от бумаг и сказал:
— Бинго! Эврика! Как там еще? Короче, судя по нумерации, администрация располагалась на третьем уровне. Охрана со своими начальниками — на втором. Значит, распорядок дня такой: сейчас отбой, спим четыре часа, потом подъем, оправиться, зарядка, пробежка, умывание и завтрак... Чего сморщились? Что-то не то говорю?
— Петрович, у тебя там политзанятия не предусмотрены? Может, вместо всего этого накатим? — Белыч поставил на колени свой рюкзак, и ласково его погладил по зеленому боку.
— А есть?
Белыч застенчиво улыбнулся и, извлекая из недр своего сидора бутылку с прозрачной жидкостью, заявил:
— И снова у нас нет повода не выпить! За явленные нам чудеса, за сохраненное здоровье, за удачу, до сих пор не изменившую нам, за здоровье... Чтоб спалось хорошо!
Мы расположились за столом, который я уже всерьез рассматривал как свою лежанку и Корень, наполнив разнокалиберную посуду, произнес:
— Чтоб радиация вышла вся без остатка! — мы сдвинули свои "бокалы", — И чтоб другая не всосалась!
Выпили. Удивительно, но никаких неприятных ощущений подозрительная водка не вызвала. Закусив первую дозу подсохшей булкой, Корень распределил остатки жидкости из бутылки по стаканам. Теперь Белыч посчитал, что настала его очередь тостовать спутников:
— Желаю вам, братья, тонну здоровья, километр удачи, сто пудов счастья и тысячу лет беззаботной жизни! За вас, короче!
Моя очередь произносить тосты так и не наступила. Ладно, переживу как-нибудь!
С голодухи и от нервного напряжения вокруг меня как-то вдруг поплыли стены, я еще недолго слышал, как о чем-то переговаривались мои собутыльники, потом, неловко повернувшись, я уронил единственный светивший фонарь, наступила полная темнота и я начал отрубаться. Забытье, однако, наступило не внезапно, я погружался в него как в топкую трясину, иногда выныривая на поверхность, чтобы услышать очередную белычеву сентенцию: "нет, Иван Петрович, так себя в Зоне вести нельзя! Не прощает она этого!", или Корнеевский монолог о жизни: "... не понимает он, что я для него же стараюсь и жилы рву!", на что слышался ответ: " А представь, Петрович, мы ведь сидим в самом центре Зоны! Вокруг запредельная радиация, сумасшествие разных физических полей, чудовища и аномалии! А мы в такой глубокой заднице, километр под землей, темнота, как в Марианском желобе — он вдруг попытался очень фальшиво напеть:
— Все равно, сидим себе, бухаем,
Есть у нас два ящика вина,
Ах, она такая-растакая
Ядерная Зимушка-зима!".
Я ещё успел подумать о том, чьи же это рваные жилы имел в виду Петрович? И, сломленный непосильной для мозга задачей, уснул окончательно.
План "поспать часа четыре" оказался невыполним. Это выяснилось по пробуждении, когда, открыв глаза, я сначала испугался, что ослеп окончательно, потом вспомнил, где я лежу и как здесь оказался. Немного отпустило и я, нащупав в кармане ПДА, включил его. Часы показывали шесть утра, и стало окончательно ясно, что вчерашняя затея с застольем сорвала нам график и добавила Белычу в карман еще как минимум пятьсот баксов. В помещении было прохладно — градусов восемь, может быть десять. Вчера я этого не заметил.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |