Крыса в чужом подвале. Часть вторая.

Керн убрал клинок и показательно, щелчком, вогнал в ножны.

— А что с тобой Кэрри? Похоже, братец плохо тебя учил, раз ты не в лучшей ситуации, чем он сам. Всегда говорил и говорю, дело женщин постель, кухня и пеленки. Причем постель первенствует. А ты приятель осади малость назад! Это же девушка! Погляди, какая красотка! А сиськи!? Что скажешь? Ух, хороши!

Кэртису очень хотелось отомстить. Он с ехидством выпалил.

— Сиськи сиськами, она манду проиграла.

— Это правда? Кэрри? Детка?

Хенч злобно глянул на керна.

— Заткнись, падаль! — предупредил вожак апелатов.

Но Кэртис не унимался. Ему просто ужас как хотелось отыграться за унижения.

— Уговор каков? Проиграет — подставит! Все свидетели.

— Кэрри у тебя серьезные неприятности, — Циркач рассмеялся ничуть не заботясь как отнесется к его смеху Хенч. — Или приятно-сти? Пари есть пари.

— Но Циркач..., — попробовал спорить вожак апелатов.

— Ты же знаешь, долги надо отдать, — в голосе Циркача и насмешка и приказ. — Ты вот не послушался меня и к чему это привело. Так что..., — он кивнул Костасу. — Можешь тащить её в сарай. Косицу только не вздумай ей срезать! Женю!

Дверь дома приоткрылась. Выглянул Пирс. Незамедлительный мах руки. Увидев опасность Пирс дернулся спрятаться. Рондел, разбрызгав глаз, вошел через глазницу в мозг. Охотник свалился через порог.

— Чувствую руку, — восхитился Циркач и приказал одному из своих. — Собери швырялки, я погляжу.

Его приказ тут же выполнили.

— Как ты с ними управляешься? Они паршиво сбалансированы? Дерьмо не оружие!

— Практика, — ответил Костас.

Пожонглировав ронделями, Циркач выбросом кисти метнул один в дверь. Клинок вонзился в доску и слабо задрожал.

— Ладно. Вижу, толковый человек. Не мудак.

Циркач вернул оставшиеся рондели Костасу. Тот забрал оружие.

— Айда парни, угощу. Да и разговор есть. А ты... сено твое.

Девушка не верит, что с ней поступят не благородно. Но что такое вера? Всего лишь наши заблуждения в чужих истинах и в своей правоте.

Рука Костаса сжала сзади её шею. Сжала больно не вздохнуть, не взбрыкнуть.

— Пустииии, — тянет Кэрри, не в силах шевельнутся. — Ой! Ой!

Чем громче она ойкала, тем сильнее сжимались пальцы Костаса.

— Шею не сверни, — посоветовал Циркач.

Костас повел Кэрри к сараю. Та мелко перебирая ножками, послушно шла.

Хенч сунулся за оружием помочь девушке.

— Тпру, парень! — пресек Циркач попытку вмешаться. — Говорил не повожай девку. Нечего ей с мужиками валандаться. Вот и до валандалась.

Вожак апелатов застыл не в силах ослушаться приказа. Циркач с великим удовольствием наблюдал за внутренней борьбой. Ослу-шается или нет. Если рискнет, хрен с ним может и отобьет свою сестрицу. Хенч не рискнул. Циркач многозначительно глянул на своего ближайшего подручного. Как после этого верить попам? Человек подобие Создателя? Червяку он подобен. Вше прыгучей!

— Ну, так что парни? — снова обратился к окружающим Циркач. — Или вы теперь не пьете за чужой счет? Вас тоже приглашаю ше-ны керны. Есть у меня пара вопросов ко всем. И к нему тоже, — и рассмеялся. — Как освободится.

16.

Злой ли, добрый, наполненный звоном булата или утопающий в садах, лежащий в руинах или поднимающийся к небу по строи-тельным лесам, Мир такой, каков есть и всецело принадлежит мужчинам. Это простая истина, не требующая никаких доказательств. В нем, в Мире, действуют правила мужчин, установлен порядок мужчин и главенствует сила мужчин. И правила, и порядок, и главенст-вующая сила могут видоизменяться, но суть остается неизменной. Мир был, есть и будет Миром мужчин. Женщины должны помнить об этом. Те, кто считает возможным тягаться с мужчинами на равных, глубоко заблуждаются в своих устремлениях. Равенство мнимое! И хорошо если заблуждение обойдется безнаказанно или искупится малой мерой жертв. В большинстве случаев женщине напомнят, жестоко напомнят кто она. Можно вздыхать о несправедливости, всхлипывать о подлости, молить богов об отмщении, но ведь это Мир мужчин! И он таков! Правда, приходится признать, и мужчины признают, самое прекрасное, что есть в мужском Мире — женщина. Мать, сестра, жена, дочь, возлюбленная.... Разве недостаточно?

Кэрри изредка вздрагивала. Ей хотелось плакать, реветь, выть, но она пересилила слабость. Не дождется! Подумаешь, важность! Не он, так другой бы ей ноги раздвинул! Но другого она, возможно и простила, но его... Его нет!

— Убью, — произнесла она легко, будто говорила о чем-то обыденном. Настолько легко, что ей веришь. Она так и сделает.

— Верю, — согласился Костас. Её желание понятно и объяснимо.

— Не сейчас. Позже. Когда смогу!

Она отомстит. Действительно отомстит. Но не ему. Как охотничий пес, пройдет по его следу вспять. Доберется до Метахи. Начнет с деда, обещавшего присмотреть за Элиникой и не дать в обиду. Потом очередь дойдет до самой Элиники. Женщины жестоки. Невооб-разимо жестоки. И жестокость их одного корня с инстинктом материнства. Переступить все и всех, но выносить, выходить потомство, пустить в жизнь. Но как часто бывает, материнство не реализовалось и ждет своего часа, а жестокость: подлая, вседозволяющая, страшная, на поверхности, готовая воплотиться в явь.

— Ммм... — выдохнула она, не сдержав клокочущую ярость.

Её неистовство Костас почувствовал кожей, потом принял сознанием.

— Понадобится, буду искать тебя всю жизнь! Слышишь?

Кэрри было бы легче, ударь он. Значит права, значит так и следует поступить!

— Слишком долго, — посочувствовал Костас и вогнал дирк ей под сердце.

Девушка дернулась и вытянулась. Жажда мести так и осталась желтой крапинкой в застывших глазах, направленных вверх.

Костас сел, взялся за рукоять выдернуть оружие, но так и оставил торчать в остывающей плоти. Что он испытывал сейчас? И испытывал ли вообще? Почему там внутри него спокойно? Не колыхнулись ни гнев, ни жалость, ни иное свойственное человеку чувство.

Он поднялся, стряхнул солому с одежды и с волос. В значительно подросший ершик набилось трухи. Оторванный в борьбе с Кэрри ноготь, цеплялся за одежду. Откусил его и сплюнул.

Рассуждать о вариантности прошлого бессмысленно. Если бы да кабы! Он специально отпустил Кэрри из захвата, едва они скры-лись в сарае. Урок преподан, осталось сделать выводы. Она могла заплакать. Могла просить и умолять. Могла забиться в угол. Могла, в конце концов, попробовать сбежать. Кэрри предпочла ринуться в драку. Выхватила припрятанный стилет и атаковала, брызгая слюной и грязно ругаясь.

— Мабун паршивый! Говноед! Я тебя мерина вонючего...

Схватка закончилась в два касания. Она опять не победила. Но сошла бы ей с рук и эта глупость, утихомирься она хоть на мгнове-ние. Не утихомирилась.

Приведя себя в порядок, Костас вышел во двор. Сторожевой недобро глянул в его сторону. Бежать удумал? Беги. Вытащил стрелу из колчана, дунул на оперение. Ну и?

Костас отправился в дом.

Циркач расхаживал по залу, дожидаясь пока в зале выпьют. Пили не по первой. У многих раскраснелись лица, спало напряжение, пошли разговоры и перешептывания. Самое время для беседы.

— А теперь я задам пару вопросов и каждый из вас подумав, ответит мне. Если кому есть что ответить, — Циркач дождался тишины. — Я ищу человека. Звать его Гроу. Обычный человек. Наш человек. На морде шрам, — он показал на себе место и размер шрама. — Встретишь, не забудешь. Доброжелательный, любит потрепаться о том о сем. Компанейский. Выпить не дурак, повеселиться охоч. Особенно если за него заплатят. На баб падок. Нормальный мужик словом. Так вот видел ли кто его? Когда? Где? Может, слышали о таком человеке. От кого? Теперь подумайте, пока пью эту кружку, и потом говорите. Если ответ достоин награды, вы её получите. Сейчас и здесь.

Циркач медленно со вкусом выцедил кружку ржаной браги. Одобрительно помотал головой — хороша! Ставя кружку на прилавок, нарочно громко стукнул.

Зал молчал. За отведенное время встречу с таким человеком не припомнили.

— Что никто ничего не знает? — продолжал Циркач.

Кэртис несмело встал с места.

— Не могу утверждать, о нем ли речь...

— Все равно говори!

— Мы ужинали в Брюхе Капуцина, фускарии в Коромыслах, в Ирле. Там по соседству, двое мужчин заспорили. Они сидели ко мне спиной и лиц я их не видел. Один отговаривал другого. Дескать, не с твоей резаной рожей светиться.

— А что в ответ?

— В ответ мужчина, которому говорили, рассмеялся. Сказал вряд ли к каждой шлюхе здесь приставлен равдух. Да и ребята обидят-ся. От угощения отказался.

— Так и сказал? — Циркач изобразил нечто среднее меду кудахтаньем и хихиканьем.

— Да, — согласился Кэртис. — Смех точь-в-точь как у него.

Циркач немного знал Гроу и по делам, и в жизни доводилась сходиться. Плохого не скажешь, но и сильно не захвалишь.

— Еще что?

— Все. Они разговаривали очень тихо и только под конец повысили голос. Потому я и услышал. А потом облаву виглы устроили. Хватали всех без разбору. Они через задний выход ушли. Нас тоже загребли, но разобрались и отпустили.

— Те, что разговаривали в трактире, были среди задержанных?

— Не видел. Слышал только, Куцепалый двоих виглов завалил.

— Куцепалый?

— Ага. Куцепалый.

Циркач на секунду задумался.

— Держи, — и он швырнул Кэртису тощий кошель, не больше десятка триенсов. — Кое-кто хочет видеть этого человека и как можно скорее. А сведения о нем желает слышать первыми из всех новостей империи.

— Задолжал что ли? — спросили с заднего стола.

— Более чем полагается честному человеку. Есть кому сказать по существу вопроса? — голос Циркача прозвучал плаксиво и растя-нута. Ирльский судья да и только! В зале тихонько рассмеялись.

Весело всем кроме Хенча. Циркач ехидно улыбнулся, сидящему как на иголках вожаку апелатов.

— Радуйся, что вы не угодили к егерям или спафарию. Помнишь Севра? Фиса с него шкуру с живого снял и в кипящем жире сварил.

По залу прокатился возмущенный гул. Севр кто? Браконьер. А смерть принял тяжкую, не по грехам и деяниям.

— Сам видел потому и говорю.

Рану Хенча врачевали по-простому, на скорую руку. Без всяких лекарских премудростей. Штанину разрезали, стрелу протолкнули сквозь мышцу. Вышедший наконечник отломили, остатки с оперением вытащили. В рану насыпали золы.

— Может прижечь? Для надежности? — спросили у Хенча.

— Во двор дуйте! — воспротивился Дарно. — Будет здесь паленым вонять! Подумают, на кухне чего подгорело!

Золой и ограничились. Рану перевязали разрезанным вдоль полотенцем. Как дополнительно дезинфицирующее и противоболевое налили кружку браги.

— От хмеля жизнь, как в святых книгах, — одобрил лечение Циркач. — Кусок хлеба сам за тобой бегает и всем ты друг и брат.

Хенч покривил губы. Улыбнулся? Ишь ты, улыбчивый какой.

— Ладно не переживай лишнего. Рано или поздно кто-то их подминает, дружище, — напомнил Циркач о Кэрри.

Услышав подначку, Хенч в сердцах стукнул кулаком по столу.

— Этим ты дырку сестрице не заштопаешь, — насмешливо успокоил его Циркач. — Пора бы парню угомонится. Эй, снимите его с девки и тащите сюда? И сестренку нашего друга прихватите. Только пусть обмоется.

И опять в зале хохотки и смешки. Весело в основном людям Циркача, апелаты больше хмурились и морды воротили в стороны.

Никто не успел еще с места сдвинуться выполнить приказ, вошел Костас.

— Легок на помине, — Циркач махнул рукой подзывая к себе. — Сто лет проживешь.

— Не проживет! — Хенч вскочил с лавки и, хромая, кинулся на Костаса. В руке шабер. Вороненая сталь почти не различима в полу-мраке.

— Ты чего удумал, дурила? — насмеялся над ним Циркач.

Костас на встречном движении ударил Хенча в колено. Треск ломающейся кости заглушил громогласный крик. Хенч выронив оружие, покатился по полу. Держась за изувеченную ногу, подвывал. Циркач поморщился.

— Ловко ты с ним. Эй, Дарно, убери дурака куда-нибудь, пока ему шею не свернули. Гутти пойди глянь что с его сестрицей, может он и ей ноги вывернул. Лекаря позови. Хотя я думаю лекарь вряд ли поможет. — И снова рассмеялся. — Особенно ей.

Смешливый человек Циркач. Он когда людям пальцы выламывал-выкручивал, тоже веселился. А что? Не ему же! Не его черед вы-пал.

Хенч шевельнулся и попытался с пола достать Костаса.

Пробив лобную кость, острие подтока вошло по самое древко. В помощь вожаку подскочил один из апелатов. Через головы сидя-щих, потянулся мечом достать Костаса. Где там! Яри в кружение чиркнуло сталью в воздухе. Апелат отвалился на спину, закрывая рану на шее и сипя перерубленной гортанью. Второго, только схватившегося за оружие, Костас ударил носком сапога. Его фуэте* поаплодировал любой ценитель савата*.

Кэртис подхватился на подмогу Костасу. Как-никак вместе сюда прибыли. Лигом рванул юношу за ремень, усадил на лавку. Чтобы не особенно геройствовал, въехал кулаком в печенку. Кэртис скривился хватаясь за бок.

— Ну-ка, орлы! — призвал к порядку Циркач, зашевелившийся в беспокойстве удалой люд. — Крылья прижмите, пока я вас сам не общипал!

Движение в зале успокоилось. Один-два рычали, но больше для видимости. Циркач довольно расплылся в улыбке. Им в рожу плю-нули, а они утерлись и сидят, вроде так и надо.

— Поторопился, — укорил Костаса Циркач. — Не плохой был мужик. Только вот теперь уже был. Ладно, хлопцы, допивайте и прова-ливайте, а я с человеком на дорожку поговорю.

Провожая взглядом уходивших посетителей и уносящих тела Хенча и своих товарищей, жестом пригласил Костаса за стол.

— Садись, потолкуем.

Костас сел напротив него. Дарно поставил перед ними кружки с пивом. Настоящим ячменным, прибереженным для особого слу-чая. Такой случай как раз и наступил. Не всякий день в деревню наведываются люди Матуша.

— Что скажешь?

— Кошель с Пирса, — потребовал Костас.

— С этим разберемся, — заверил Циркач. — Для начала спрошу, нигде не встречал человека с таким шрамом, — и опять показал мети-ну на себе.

Костас в ответ отрицательно мотнул головой.

— И не слышал? — разочарованно продолжил Циркач.

Ответ повторился.

— Ты, братец, не многословен. Это не плохо. Хочешь к нам?

Снова отрицание. Циркач прищурил глаз. Приложился пару раз к кружке, шумно глотая хмельной напиток.

— Как говорится жизнь долгая и все в ней меняется. Будешь в столице, найди шена Матуша. Симодария. В Трапезитском кастроне лавку держит, — опытным глазом зацепил, не пропали слова, запомнились. — Сейчас в городе не спокойно, глориоз с эгуменосом того гляди схлестнутся. Тогда и наступит наше времечко. А до той поры Матуш тебе работенку посильную отыщет. С голоду не подохнешь. Нынче без рекомендаций в стольном граде невпротык. Никто не возьмет. Если только в паракеноты*. Радости в каждую вонючую щелку лезть!? Опять же, вредная работа. Нервная. А хороших людей сильно побеспокоишь, ловкие парни за них вступятся. Ловчей тебя.

— Я запомнил, — подтвердил предложение Костас. Имя Матуша он слышал в трактире в Ирле, куда ходил с карнахом. Судя по все-му, разыскивают не человека, а именно сверток, тот, что в его сумке.