Наученный горьким опытом с Лавгуд, Гарри не дернулся, увидев приближение темной фигуры боггарта, преодолевшего барьер. Вероятно, он просто слишком измотан для эмоций, может, не хочет пугать детишек — он сам запутался в своих мотивах и спокойно произнес:
— Встаньте кто-нибудь передо мной. Я справлюсь с чем угодно, кроме своего дементора.
Добровольцев оказывается двое. Они разом шагнули вперед, и Гарри, не сдержавшись, фыркнул: Эдвард Вуд и Лукас Нотт — друзья, едва не ставшие врагами, и по-настоящему засмеялся, когда боггарт, поколебавшись, разделился на два сгустка, становясь змеями: слизеринского и гриффиндорского окраса.
— Не приближ-ж-жайся к людям, убив-в-вай неж-ж-живых, — приказал он на парселтанге, и змеи, послушные его воле, скрылись в толпе у стены. А Гарри удивился самому себе, поняв, что сию секунду испытал чувство благодарности к новому учителю Защиты за его эксперименты, из-за которых он теперь в курсе своих возможностей со змеями «любого происхождения».
Зверь снова остановился, и Гарри захотелось орать в голос, посылая все мыслимые и немыслимые проклятия в адрес бездарного манипулятора, не озаботившегося соблюдением приличных мер безопасности Хогвартса и прилегающих территорий. К счастью, именно в этой вспышке ярости ему удалось почерпнуть достаточное количество сил. Он велел малышам не лезть, стоять смирно и ждать его на месте, и после нескольких глубоких вдохов начал колдовство. С первым заклинанием из палочки вылетело два зеркальных лезвия в форме бумеранга, расчетная амплитуда которых очерчивала идеальную окружность очередного проулочка, заодно скашивая и большую часть инфери, скопившихся по пути их следования за ограждающим барьером. После второго с палочки заклубилась небольшая серебристая тень, мгновенно вприпрыжку рванувшаяся вперед. Третье — и хлесткий взмах выпустил в небо огненную птицу. С последним заклинанием — слабой версией его обычно убойной ударной волны — Гарри, с трудом удержав равновесие, практически вывалился за защитное пламя. Несколько раз споткнувшись, прежде чем обрести подобие привычной решительной походки, он бросился в неизвестном направлении, одновременно прошипев нечто невнятное.
Компания у стены вытаращенными глазами ловила каждый нюанс разворачивавшейся картины, зрелище которой действительно потрясало. Только при встрече лезвий на втором круге намерения и действия Поттера стали для них очевидны. Сквозь прореженную толпу стали видны два склоненных черных силуэта и белевшее между ними небольшое тело. Они не рвали его на части: каждый нашел в нем что-то интересное лично для себя. Раскрытая пасть одного приближалась к обнаженной плоти ноги, цепко удерживаемой полуистлевшими костлявыми руками. Другой медленно наклонялся к лицу, откинув капюшон. Через мгновение дементор опрокинулся на спину, когда еще один призванный Гарри Патронус влетел ему в грудь, а инфери начал рвать на части огненный сокол, камнем упавший с неба ему на спину. Схватив неудавшуюся жертву за шиворот и вздернув его на ноги, Гарри быстро пробормотал: «Энейверт», — и поспешил обратно.
Именно эту картину сохранили до конца своей жизни в памяти невольные свидетели. Это был Гарри Поттер. Сравнявшийся цветом лица с собственной футболкой, но с интенсивно блестевшими глазами. Сопровождаемый зверями и мелькавшими яркой расцветкой в сплошной черноте змеями. В постоянном движении, автоматически перемещавший спасенного за свою спину от любой потенциальной опасности. В окружении сверкавших клинков, которые продолжали разрезать дождь над его головой. И хотя он не пользовался ничем более серьезным, чем заклятье ватных ног и заморозки, это был величайший маг всех времен и народов, пусть они пока и не знали, что видят именно его.
Гарри наклонился к серебристому комочку и, прошептав пересохшими губами: «Приведи помощь», — шагнул сквозь пламя.
Находясь в относительной безопасности, он присел на корточки и быстро проинспектировал состояние, как оказалось, слизеринца, вся личность которого опознавалась младшими представителями факультета ёмким: «Блетчли, с четвертого». Мальчишка все еще пребывал в сомнамбулическом состоянии после пережитого потрясения, но видимых повреждений не наблюдалось — ничего такого, с чем не справилась бы мадам Помфри и парочка мерзких зелий. Сейчас довольно и того, что, придерживаемый за воротник, он вполне четко шагал в заданном направлении. О себе Гарри подобного сказать не мог: последний всплеск адреналина схлынул, и теперь его способность соблюдать вертикальное положение сохранялась исключительно благодаря стене, вдоль которой он двигался, привалившись плечом и оставляя за собой идеально вытертую полосу.
Патронус умудрился вернуться всего через несколько минут, показавшихся Гарри вечностью. Хаотично и стремительно обежав группу и не найдя себе новую цель, он последний раз подпрыгнул, растворяясь в груди Гарри. С облегчением вздохнув и ощутив некоторый прилив сил, Гарри выпрямился и прокричал в сторону приближающихся вспышек заклинаний:
— Осторожно! Тут дети!
В поле зрения появилось взволнованное лицо Невилла.
— Порядок?
— От помощи не откажусь.
Облегчение сыграло с ним дурную шутку, и следующие события запомнились ему чередой размытых кадров: Невилл, подставлявший свое плечо; Дин, разжимавший хватку его пальцев на мантии Блетчли; Шеймус, отвесивший пару подзатыльников незадачливым искателям приключений, и их возмущенные ответные выкрики.
Потерянное ощущение реальности вернулось к Гарри под аккомпанемент щелчков пальцев Эрни, который сосредоточенно вглядывался в его лицо. Парень нашел себя сидящим за прилавком «Сладкого Королевства», а малышей — заталкиваемых в экстренном порядке в проход. С его пульсирующей мигренью, он практически счастлив, что им хватило мозгов умерить свои протесты и молча делать, что велено.
— Порядок, — сказал Гарри, отводя руку МакМилана, маячившую перед глазами.
— Уверен? — скептически спросил тот.
— Да. Как эвакуация?
— Мы последние.
— Тогда сообщите парням, что они могут максимально сузить сферу, — Гарри облокотился о стойку локтями и переплел пальцы рук, сжав их так сильно, что у него побелели костяшки. — Иначе я сейчас в обморок грохнусь.
Эрни понимающе кивнул и быстро ретировался в указанном направлении.
— Наколдуйте мне кто-нибудь шоколад.
— Какой?
— Тугоплавкий…
Понял его только Дин, сразу же приступивший к делу и протянувший ему брусок в сверкающей фольге.
— Гарри, наколдованная пища долго не продержится: нельзя превратить один предмет в другой навсегда — только на определенный срок, — урезонил его Энтони, чей пост переместился ко входу магазина. — Мне кажется, что будет не очень приятно, когда еда в лучшем случае вдруг исчезнет из желудка, а по худшему варианту — превратится во что-нибудь несъедобное.
— Думаешь, я не знаю об этом? — невесело хмыкнул Гарри. — Проверено на собственном опыте в далеком голодном детстве. Но сейчас мне надо остаться...
— Слушай, может, кто другой?..
— Как только совсем уберем купол, станет значительно лучше, на крайний случай есть анимагия. И потом мне останется лишь закрыть проход паролем и понавесить предупреждающие чары. Вы же нагородите все, что сможете, на всем протяжении тоннеля с другой стороны по ходу движения. Позже замкнём защитные чары на себя. Вот только я уже выдохся под этим фоном, мне надо подкрепиться, а шоколад весь смели. Надеюсь, к тому моменту, как действие заклинания истечет, я успею добраться до Больничного крыла.
— Еще что-нибудь хочешь? — это уже Дин.
— «Ред бул», — и, подумав, добавил, — целую упаковку.
— Тебе Падма велела отдать, — сказал Шеймус, вытаскивая из кармана пузырек с укрепляющим зельем.
— И да будут Патилы благословенны, — провозгласил тост Гарри, опрокидывая в себя отвратительное пойло.
Минут десять спустя Гарри в одиночестве стоял на площади, отстраненным взглядом наблюдая за нетерпеливо перебирающим лапами Зверем, и размышлял: не стоит ли просто из мер предосторожности разрушить все здание. Логически решение было бы более чем оправдано — в тайну теперь посвящено слишком много народа, следовательно, опасность для замка велика, как никогда. К тому же предупреждающие чары и магические ловушки можно незаметно обойти, а вот пропустить то, как будут разгребать завал над люком — совершенно невозможно. Правда, сделать этого сам он сегодня уже не сможет. Оставалась надежда, что он сумеет тихо передать предостережение сообщнику, настолько страдающему паранойей, что подобный поступок никого не удивит.
— Ну что, пора домой, мальчики?
Зверь закинул голову, протяжным воем приветствуя новую битву. Его огненная шерсть ощетинилась, вставая дыбом, и увеличившиеся языки пламени угрожающе загудели. Сохатый загородил крупом обзор Гарри, тоскливо измерявшему взглядом расстояние, и заглянул в глаза, поощряя.
— Уверен, что вынесешь меня, Боливар? — усмехнулся парень, благодарно похлопывая изящную шею.
Олень тряхнул головой, оскорблено фыркнув, и Гарри без лишних разговоров одним плавным движением вскочил ему на спину.
Тело зверя разрасталось, пропитывая атмосферу жаром, мерцая, рассыпая оранжевые искры, норовя взорваться и обратить в пепелище всю округу, включая собственного хозяина. Охнув, Гарри упал на спину Сохатого. Это была его сила: он чувствовал, как она переливается из него в зверя, чтобы, расправив гигантские огненные крылья, взмыть ввысь птицей, более не скованной узами плоти, и как легко было отпустить ее. Промокшая насквозь одежда высыхала прямо на глазах — Гарри буквально видел исходивший от нее пар; капли дождя таяли, не коснувшись земли; воздух стремительно нагревался и, насыщенный влагой, раскаленной жидкостью стекал в легкие. Инфери в страхе перед огнем отшатывались с дороги, сделав обратный путь в Хогвартс на удивление легкой задачей. До своего прошлогоднего срыва Гарри никогда не чувствовал, как его пронизывало волшебство, но и тогда, и сейчас это были жалкие остатки. На мгновение он сам испытал ужас, представив, что способна сотворить его магия, если отпустить ее всю целиком.
Температура повышалась, выжигая кислород и воду. Двигаясь в кильватере испускаемого зверем жара, Гарри ощущал, как становилось нечем дышать. Он вбирал легкими пыльный сухой воздух, словно внезапно оказался в пустыне, а дрожащее перед глазами марево усиливало иллюзию до пугающей реальности. От жара мутилось в голове, и возникшая в поле зрения громадина замка в первую минуту показалась ему миражом.
Когда впереди замаячил черный прямоугольник двери, вдохнуть было уже совсем невозможно. Поттер с неимоверным облегчением спешился и взобрался вверх на несколько ступенек парадной лестницы, стремясь уйти от климатической аномалии обратно в промозглую, ветреную осень. Гарри улыбнулся и закрыл глаза, позволив себе на мгновение забыться и решить, что беспокоиться больше не о чем, чтобы, едва снова посмотрев на мир, ощутить легкий укол паники — пейзаж перед глазами расплывался. Впрочем, он быстро сообразил, что виной слегка смазывающему изображение серо-оранжевому ореолу были еще недавно четкие фигуры защитников, которые сейчас, теряя плотность, звездной пылью оседали на едва видимой ауре. Блеск проявлялся все отчетливее, пока, вспыхнув, не втянулся полностью в тело Гарри. Чистейшая магия потекла по венам, наполняя его восторгом. На него нахлынула непонятная и неуместная игривость, и, еле сдерживаясь от желания восторженно завопить, он запрокинул голову, с наслаждением подставляя лицо под мелкий дождик, и готов был поклясться, что отродясь не пробовал ничего вкуснее ледяных капель, стекавших по пересохшим губам в рот.
Теплая ладонь опустилась на плечо Гарри, мягко, но настойчиво, увлекая за порог. Скосив глаза, он увидел сосредоточенное лицо Невилла и подчинился, позволяя тому захлопнуть тяжелую створку. Сквозь закрывающиеся двери до Гарри донеслись отдаленные хлопки аппараций, а глаз уловил мельтешение аврорских мантий.
Глава 15
Подтянув к себе ноги, чтобы не мешать сновавшим туда-сюда людям, Поттер сидел у стены в Больничном крыле, уткнувшись лбом в колени и закрыв руками голову. Мадам Помфри и вызванные на подмогу колдомедики из Святого Мунго носились по расширенному пространству Больничного крыла, уже в открытую огрызаясь на путавшихся под ногами магов. Насколько Гарри сумел понять из пробивавшихся к его сознанию обрывков разговоров, с появлением журналистов хаос достиг своего апогея. Пострадавшие и их родители, спасенные беженцы и просто любопытные посетители — все одновременно говорили, возмущались и кричали. Шум стоял невообразимый: от него голова медленно, но верно начинала раскалываться, а если приплюсовать к нему истощение, то состояние Поттера с уверенностью можно было диагностировать как действительно крайне паршивое.
Он слишком долго действовал на чистом адреналине и теперь в состоянии покоя имел удовольствие прочувствовать все прелести последствий подобного всплеска. Гарри был исчерпан до такой степени, что в том отупении, куда он постепенно проваливался, уже не раздражали ни постоянные прикосновения, какие обычно приберегают для приобщения к святыне, ни лживые заверения директора, адресованные журналистам и представленному в полном составе Совету Попечителей. Дамблдор громогласно распинался о том, как оперативно собирался он лично при поддержке остального учительского состава, едва окончившего внеочередное учительское собрание, оказать помощь жителям деревни, когда внезапно стали поступать оцепеневшие от шока дети и раненые маги. Как педсоставу срочно пришлось вместо сражения заниматься их размещением. И как трудно ему было пойти на этот шаг. Но, выслушав многократные свидетельства раненых и детей в более вменяемом состоянии о великолепной слаженной работе откомандированного для защиты отряда авроров при неоценимой поддержке взрослого населения деревни и даже некоторой помощи со стороны старших студентов, он скрепя сердце был вынужден согласиться с подобным решением и заняться не менее важными делами.
Появление Гарри привело директора в состояние преувеличенного энтузиазма. Дамблдор прилюдно мягко пожурил своего Золотого мальчика, едва не грозя ему при этом пальцем, как малолетнему младенцу. Гарри отметил для себя озадаченные взгляды очевидцев его действий, которыми сопровождалось замечание директора, что он должен беречь себя и не участвовать в событиях, к которым он еще не подготовлен ни морально, ни технически. «Везение не всегда будет приходить тебе на выручку, мой мальчик, а я не перенесу, если потеряю тебя из-за глупой случайности». Несмотря на ярость, всколыхнувшуюся при практическом упоминании его необдуманных действий в Министерстве и губительных последствий его глупости для чужих жизней, Гарри покорно склонил голову, что послужило для старика достаточным сигналом к окончанию спектакля. Все еще пребывая в своей ипостаси доброго дедушки, Дамблдор не преминул потрепать его по холке, отметив, как он рад, что мальчик внял его советам и больше не лезет в пекло. И хотя он и видит, что Гарри отлично себя чувствует, настоял, чтобы его осмотрела мадам Помфри. Конечно, как только она освободится. К окончанию пространной речи директора взгляды очевидцев выражали явственное отвращение и омерзение. Гарри почти улыбнулся, заметив хищный блеск в глазах нескольких обративших на это внимание представителей журналистской братии.
