Роман Злотников Генерал-адмирал Война

Так что подписание торговых соглашений, подготовленных нашими миссиями, прошло на ура. Тем более что оно сопровождалось выделением новых кредитов взамен потраченных на вооружение. Но уже на совершенно других условиях.

Во-первых, новые кредиты являлись связанными, то есть все получаемые в их рамках деньги можно было использовать только на закупку товаров, произведенных на территории Российской империи, и на оказание услуг лицами, находящимися исключительно в русском подданстве. В ответ на обиженный вопль о несправедливости подобного требования было резонно указано, что кредиты, предоставленные на других условиях, уже потрачены, причем не слишком-то разумно. Нет, повышение обороноспособности — дело нужное и важное, но нашего первоначального предложения вполне хватало для ситуации, сложившейся к настоящему моменту. И в военном отношении, и для создания базы обучения личного состава с последующим перевооружением техникой нового типа. Зачем же было заказывать еще? А теперь всё, поезд ушел — договоры заключены и даже деньги уже перечислены.

Впрочем, немного на попятный все-таки пойти пришлось, и в договорах о кредите появился пункт о том, что какую-то их часть, от двадцати до тридцати пяти процентов в зависимости от страны, можно будет потратить на закупку товаров у национальных производителей. Но никаких зарубежных поставщиков!

Во-вторых, непременным условием выдачи кредитов, вынесенным в отдельный договор, было предоставление России территории под военную базу. Оно возражений не вызвало, ибо новые государства все еще побаивались немцев — как тех, чьей столицей была Вена, так и тех, чья столица называлась Берлин.

Еще одним непременным условием, включенным, правда, не в договор о кредите, а в торгово-промышленный договор, являлась перешивка всех железных дорог под русскую колею. Современные железнодорожные технологии пока не доросли до метода быстрой замены колесных пар, и товар на границе государств с разной шириной железнодорожной колеи обычно просто перегружали из вагона в вагон, что заметно удорожало и тормозило поставки. Мы же собирались обеспечить русским товарам режим наибольшего транспортного благоприятствования везде, где только возможно.

Свою роль Николай отыграл великолепно, несмотря на всю опасность личного появления на территории бывшего враждебного государства... Да пожалуй, еще даже не бывшего — мира с Австрией мы пока не заключали. А большинство вооруженных людей, стоявших в почетном карауле и составлявших значительную долю восторженных толп, которые приветствовали его на улицах столиц новых государств, еще некоторое время назад являлись солдатами и офицерами вражеской армии. Кто его знает, что за мысли у них там бродят и правда ли они патриоты своих новых стран, а не старой родины. Но слава богу, обошлось. По информации Бурова, удалось заранее узнать о дюжине планировавшихся покушений, но в основном дело не заходило дальше говорильни. А три действительно серьезных удалось предотвратить. Более того, уже после отбытия Николая в Венгрии, Чехии и Хорватии были разыграны целые газетные шоу, в которых он был представлен как мужественный человек с чувством долга. Так, венгерские газеты сообщили, что, когда русскому императору доложили о том, что на него готовится покушение и для сохранения его жизни требуется отказаться от встречи с жителями Будапешта, он ответил словами Марка Аврелия[36]: "Делай что до́лжно, и пусть будет то, чему суждено!", после чего спокойно уселся в открытый автомобиль... Вообще-то так и было на самом деле. Ну, почти так. Ибо к моменту доклада Николаю люди, готовившие покушение, были уже обезврежены. Однако вероятность того, что выявлены не все из них, оставалась — уровень новоиспеченных служб безопасности новых государств был пока крайне невысок. А что поделать — им пока не хватало ни опыта работы, ни проверенных и подготовленных кадров.

Как бы там ни было, все закончилось хорошо. Николай посетил все шесть новых столиц и еще по одному городу в каждом из государств, дал с полсотни обедов, принял десятки депутаций от разных городов и провинций, сфотографировался с несколькими тысячами человек.

А 25 декабря взорвалась "бомба"!..

Все это время люди Бурова, а затем и подключившиеся к ним люди Сазонова вели активные переговоры с Веной, которая в тот момент оказалась в весьма интересном положении. Дело в том, что после развала Австрия стала практически беззащитной. Все войска бывшей Австро-Венгерской империи до развала сражались на фронтах очень далеко от Вены и ее окрестностей — в Карпатах, в Румынии, — либо осуществляли оккупацию Сербии. Непосредственно на территории Австрии войск почти не было. А после случившегося армия Австро-Венгрии распалась. Солдаты и офицеры, призванные с территорий новообразованных государств, разъехались по домам, то есть дезертировали, вследствие чего подавляющее большинство частей и подразделений утратили боеспособность, а входившие в их состав австрийские немцы попали в плен. Более или менее боеспособность удалось сохранить только двум группировкам австро-венгерской армии — румынской и сербской. Румынской — благодаря тому что там имелся хотя и немногочисленный, но крепкий хребет из союзных германских частей, а сербской — благодаря тому что оккупационные войска в Сербии в основном состояли из австрийских немцев. А что — и вроде как в армии, и не на фронте, да еще в поверженной вражеской стране. Чем плохо-то?.. Ну да титульная нация всегда устраивается лучше других. Кроме, возможно, таких лохов, как русские, всегда лезущих первыми и к мартену, и месить бетон при минус сорока, и на амбразуру... Но после распада Австро-Венгрии сербская группировка почувствовала себя очень неуютно. До родной Австрии — две-три границы. Местные сербы, еще недавно при взгляде на высшее существо, которым, несомненно, является любой немец, прятавшие глаза, начинают смотреть не просто дерзко, а так... даже примериваясь. Да и под боком страшная русская армия, остановившая свое наступление только вследствие перемирия, до нее по прямой всего верст двадцать-тридцать, это тоже не очень-то способствует душевному равновесию. Ибо насчет того, что произойдет сразу по окончании перемирия, ни у кого из австрийцев — от рядового солдата до командующего оккупационной армией — сомнений и разногласий не было... Ну и самой Вене под прикрытием нескольких десятков тысяч верных штыков тоже было бы поуютнее, чем без них. Так что сделанное русскими предложение отвечало интересам всех сторон и договориться следовало только о деталях.

Поэтому, когда 25 декабря русский император Николай II появился над Белградом на личном самолете в сопровождении еще сорока самолетов, двадцать восемь из которых были транспортниками, наскоро переделанными из бомбардировщиков, и в каждый набилось по десятку казаков его личного императорского конвоя, все необходимые договоренности уже были достигнуты. Требование императора "освободить Сербию и Черногорию" было просто рекламным трюком: австрийские части, получившие наши гарантии, что их беспрепятственно пропустят через Венгрию, уже приготовились к выдвижению... Но фурор в мире это произвело просто невероятный. Император! Лично! Один (ну, почти, остальные участники были столь незначительны, что их присутствие не заслуживает упоминания)! Освободил целую страну, оккупированную вражеской армией! Что бы там ни было на самом деле, но слова Николая "Россия обещала Сербии защитить ее свободу — Россия сдержала свое обещание", сказанные через неделю на совместном заседании прибывшего с Корфу, где оно находилось в эмиграции, сербского правительства и всех сумевших к тому моменту добраться до Белграда членов сербского парламента, были высечены на огромной, семь на восемнадцать метров, мраморной доске, укрепленной на стене Калемегдана[37]. На двух языках — русском и сербском, причем текст на русском шел первым.

Как мне сообщил Канареев, получивший эту информацию по своим каналам, после триумфа Николая в Белграде глава английской дипломатической миссии на Балканах Джордж Натаниэл Керзон, первый маркиз Керзон Кедлстонский, с горечью заявил: "Более нам на Балканах делать нечего. После всего произошедшего здесь все смотрят в рот русским. Это поколение для нас потеряно". Если честно, я порадовался. Впрочем, расслабляться не стоило. Недаром лорд Керзон употребил выражение "это поколение"... А расслабиться мне и не удалось. Во-первых, Николай, которому я сообщил о ноте союзников, спихнул ответ на меня — пришлось проинформировать сэра Артура Бальфура и месье Аристида Бриана[38], что я не вижу оснований для их претензий: войну нам объявило государство со столицей в Вене и никаких договоров о мире мы с ним пока не заключали. Что же касается новых государств, то ни они нам, ни мы им никакой войны не объявляли и, соответственно, мир с ними подписывать не собираемся, только установить дипломатические и торговые отношения. В чем, кстати, готовы всемерно способствовать и нашим союзникам. Возразить на такое аргументированно было трудно, поэтому господа союзники умылись. Я же понял, что если раньше с ними надо было держать ухо востро, то теперь бдительность следует даже не утроить, а удесятерить.

...Декабрь у меня прошел в жутких волнениях за племянника, разъезжающего по Балканам под дулами возможных террористов (ну дык и Первая мировая война началась с убийства на Балканах, хотя, естественно, это был повод, а не причина), и в боданиях с союзниками на переговорах с Германией.

Еще когда переговоры только намечались, я подготовил обращение к армии от лица Николая. В нем заявлялось, что Россия сделала для победы в войне, которую не она начала, всё, что смогла, и более не видит причин для ее продолжения; обязательства перед союзниками, взятые нами на себя, мы исполнили достойно, и теперь Франция имеет возможность потребовать и получить отторгнутые от нее по результатам Франко-прусской войны провинции Эльзас и Лотарингию. Сама Россия присоединила к себе свои исконные, со времен Киевской Руси являвшиеся ее частью и населенные славянами земли, а также взятием проливов обезопасила свои города и селения на берегах Черного моря, издревле называвшегося Русским, от неожиданного появления в оном вражеских кораблей, как это случилось в 1914 году с "Гебеном" и "Бреслау". Великобритания же в достаточной мере устранила исходившие от германского флота опасности для ее торговли. Давний враг России — Австро-Венгерская империя — освободила стонавшие под ее пятой братские славянские народы, Германская же империя впечатлена стойкостью русских солдат и мощью русского оружия. Но решение о прекращении войны есть коллективное решение всех сражавшихся в ней сторон, так что до заключения договора о мире, которым и до́лжно заканчиваться войнам, все обязаны находиться в полной боевой готовности.

После этого в войска было спущено распоряжение об отпусках. Двадцать процентов солдат и треть офицеров — все наиболее отличившиеся в боях — должны были отправиться в отпуска сроком на полтора месяца, включая дорогу. Через три недели следующие двадцать процентов и еще треть офицеров — наиболее отличившиеся из числа оставшихся — уходили уже на месяц. Еще через две очередная пятая часть нижних чинов отбывала на три недели. Ну а если по возвращении первой и второй партии отпускников признаков скорого прекращения перемирия не будет наблюдаться, в отпуск на две недели съездят и оставшиеся сорок процентов личного состава. За почти два с половиной года войны люди устали от нее, им надо было дать передышку, а то можно было дождаться всяких неприятностей типа стихийных братаний и массового дезертирства — того, что началось в 1917 году в той истории, которую здесь знал только я. Хотя вероятность этого пока была небольшая: уж больно ситуация у нас тут отличалась от "моего" 1917 года. Во-первых, в этой России не было ни одной политической организации, даже подпольной, которая выступала бы за поражение в войне. И вовсе не усилия полиции были тому причиной. Нет, полиция и жандармерия у нас тут работали вполне себе неплохо, потому и с подпольными организациями в Российской империи текущего образца дело обстояло не очень. Сложно с ними было, прямо сказать, бедно, пустовато... Но о поражении в войне никто не рисковал заикнуться из-за настроений подавляющего большинства подданных — любому заикнувшемуся моментально свернули бы рыло. Мгновенно. Люди просто не могли понять, как это — желать краха и поражения собственной стране. Даже если ты скрываешь свои предательские мысли под очень "европейскими" и продвинутыми выражениями типа "правящий режим" или "клика Романовых". Ты, гад, против страны идешь?! Н-н-на!.. Во-вторых, у многих амбициозных деятелей была надежда на обещанные Николаем перед самой войной реформы. Естественно, работа комиссии по созданию закона о свободе партий и собраний на время войны была приостановлена, но государь-император обещал не позднее чем через полгода после заключения мирного договора ее возобновить. Так что означенные деятели рассчитывали спустя год после окончания войны встать во главе собственных партий или занять достойное место в самых крупных и влиятельных. В-третьих, и сама война у нас тут складывалась удачнее, чем в "моей" истории. Чудовищных потерь удалось избежать, по ним мы отставали от всех воюющих государств, даже от Турции с ее в семь раз меньшей армией. Ну да при их уровне медицинского обеспечения погибало не менее сорока процентов от числа раненых вне зависимости от тяжести ранения, и многие умирали от болезней... Далее. Проливы — наши, братья-славяне — свободны, авторитет России и ее императора — высок как никогда. А ты что это, против государя умышляешь? Н-н-на!..

Но все равно от двух с половиной лет войны общество устало. Бабы стосковались, мужики соскучились, сексуальное напряжение накопилось, и так далее. Потому я и принял решение насчет отпусков. Пусть поедут, полюбятся, детишек заделают, какую-нибудь мужицкую работу, которой за два с лишним года отсутствия мужских рук в хозяйстве скопилось ой как много, сделают — ну там упряжь поправят, косу отобьют, полочку сладят да на место прибьют. Ну мало ли... Конечно, в этом был риск — вдруг не договоримся, и все начнется по новой, а у нас половина армии в отпусках. Но я рассчитывал, что даже в самом худшем случае сумею затянуть мирную паузу как минимум на два месяца и за это время бо́льшая часть личного состава уже вернется. К тому же Австро-Венгрия по-любому выпала из обоймы, хотя в Венгрии мы оставили около миллиона солдат, контролирующих австро-немецкую группировку в Румынии и южный фланг Германского фронта. И еще почти пять миллионов человек по штатной численности у нас сейчас сосредоточивались против Германии. Что почти равнялось всей немецкой действующей армии, которая была вынуждена воевать на два фронта. Так что даже с учетом отпускников войск для удержания фронта у нас хватало. Конечно, если французы и англичане не договорятся с немцами у нас за спиной и немцы не бросят на нас все наличные силы. Но вероятность этого была чрезвычайно мала. Слишком велики были разногласия между ними...

Позиции сторон на переговорах определились довольно быстро.