— Эй, Гарри... — начал Джо и осекся от неловкости.
Гарри махнул чистильщику, подошел к Джоакину, задумчиво почесал бровь и спросил:
— Что, передумал?
— Знаешь хороший трактир?
— Ха! — сказал Гарри. — Идем.
Джо подстроился к семенящей походочке цирюльника, а тот заговорил:
— Парень, с одного вопроса ясно, что ты не бывал в Уэймаре. Спросить уэймарца про хороший трактир — это как спросить: какая Праматерь лучше остальных? Запомни, брат: Уэймар — город трактиров; здесь плохих заведений просто нет. Но каждый хорош по-своему, имеет норов и особенность. Вот смотри: мы сейчас идем по Кленовой, это улица богатая, тут все кабаки важничают. В них чисто? Да. Вкусно? Еще бы! Служаночки красивые? Будь здоров, язык высунешь. А нам туда надо? Вообще нет, потому что дорого и пафосу излишек. Если дойти Кленовую до конца, то попадем на площадь Туманов — это у самого порта. Там заведения попроще, с душою, с дымком. Эль рекой, музыка звенит, морячки пляшут, барышни поют. Хорошо? Ага, но не для нас. Там веселье громкое, с надрывом; если ты устал, то еще больше устанешь. Тогда можем свернуть направо, на Косой проезд, и скоро попадем к кабачку Старой Греты. Туда ходят, чтоб завести знакомство. Музыка там тихая, свет тускловатый, вино легкое — такая обстановочка, что волей-неволей с кем-нибудь разговоришься. Но туда ходят по одному, а нас уже двое, так что неа. Можем свернуть налево, на бульвар — найдем подвал Одноглазого, в нем играют. Да как играют — ууух! В кости, в карты, в пальцы, в стратемы — во все играют, что только люди придумали. Но играют на деньги, из-за этого бывают всякие недоразумения, потому возле Одноглазого вечно отирается парочка стражников. А ты хочешь видеть этих ребят? Нет, думаю себе, вообще не хочешь...
Странным образом словоблудие цирюльника не утомляло Джо, а напротив, развлекало. Пустая болтовня лилась себе, как музыка, и заглушала мысли Джоакина, а это уже неплохо. Так что воин не стал перебивать Гарри и услышал описания еще по меньшей мере шести уэймарских трактиров. В одном из них когда-то убили мелкого лорда, с тех пор кабак зовется "Мертвый барон", стены украшены костями и ржавыми клинками, а венчает обстановку полный скелет, одетый в доспехи. В другом есть книги, и тому, кто согласен почитать вслух для остальных, ставится бесплатная выпивка. А еще в одном никто не делает заказ: трактирщик просто смотрит на тебя и сам выбирает, что тебе подойдет, и, говорят, никогда не ошибается. Но Гарри повел Джоакина ни туда, ни туда и ни туда, а в местечко под названием "Меч-рыба". Здешняя диковинка — трехярдовая рыбища с костяным носом — красовалась над стойкой трактирщика. Указав на нее, хозяин сказал Джоакину:
— В моем заведении только один меч — этот. Остальные мечи — вон туда, в бочку.
Джо огляделся и увидел: никто в зале не имеет оружия; все клинки сложены в бочку, а некоторые болтаются на вешалке над нею. И в бочке, и на вешалке хватало мечей, кинжалов, топоров. Большинство парней в зале были военными — и намеренно пришли туда, где их заставят разоружиться.
— Это трактир для ветеранов, — сказал Гарри. — Сюда ходят те, кто отслужил, и те, кто еще служит, но уже устал.
Джо хмыкнул, снял оружейный пояс и повесил на гвоздь. Заказав элю, они с Гарри уселись за столик. На минуту возникла неловкая пауза. Джо чувствовал, неплохо бы что-то сказать или спросить, но не имел ни сил, ни мыслей на болтовню. Однако Гарри, ничуть не смутившись его молчанием, принялся болтать за двоих:
— Знаешь, что вчера случилось на базаре? Не на ремесленном базаре, что за холмом, и не на портовом, а возле Каменного моста — знаешь где это? Не знаешь? Ну, ладно, потом покажу, сейчас слушай: вол забодал лошадь! Один тупица прикатил телегу, запряженную волами. Загородил весь проезд — ни чихнуть, ни упасть. Как тут еще один с лошадьми — посторонись, мол! И плеткой вола, а вол в ответ рогом — тырк! Прям в бок коняге попал, ну она и понесла! А за конягой была телега — тоже помчалась, а в телеге — бочки с маслом, одна упала — бабааах! Полплощади залило, все скользят, падают, купцы — на товар, товар — на землю. Кто-то хватает и бежать, другие его ловят, третьи орут — такого переполоха не было уже дней сорок... нет, даже сорок пять — с той субботы, когда сгорел бордель на Третьей Сточной! А того вола потом окрестили Темным Идо — за то, что обрушил базар в пучину хаоса.
Джо не имел настроения на смех, но все ж хохотнул против воли. А Гарри, не ожидая поощрения, повел дальше:
— Но это мелочи: переполох большой, а событие малое. Вот тебе другое. Третьего дня на закате причалила барка у старого маяка, это значит — за городом. Выгрузили мешки с бобами, сложили в телегу, покатили в Уэймар. Ворота проехали без труда — видно, стражники были прикормленные. Но среди города — как раз на Кленовой, кстати — остановил телегу констебль. "Это что?" — "Бобы!" — "А чего в потемках?" — "Дык по прохладе, чтобы не спортились" — "А чего вы на крестьян не похожи?" — "Дык крестьяне разные бывают" — "А чего вы оба с топорами?" — "Дык воришек отгонять..." Слово по слову, залез констебль в мешки — а там под бобами кости! Ну представь: натуральные кости человечьи, еще черепа! Некоторые даже в кусках одежды! Кто-то, значит, накопал где-то костей и привез к нам продавать, а кто-то в Уэймаре это все покупает! Констебль отвез этих красавцев к шерифу, и совсем бы им несдобровать, но они с шерифом поладили: убедили его, дескать, нет такого закона, чтобы черепа не продавать. Он проверил по кодексу — и правда нет! "А осквернение могил?" — "Дык мы ж не могилы копали, а просто нашли! После войны много где валяется..." Доплатили еще для убедительности — и исчезли. А мне про все констебль рассказал.
— Ты что, большой друг констеблей?
— Чтобы друг — так нет, а чтобы в карты сыграть — это да. Я сидел вчерась у Одноглазого, ну и констебль тоже зашел. Сразились в черви — ну, мне улыбнулось, а ему хрюкнуло. У него деньги кончились, он говорит: "Давай на историю сыграем". Я: "Как это?" Он: "Что, не слыхал? На Севере все так играют. Какой-то пес из столицы моду привез..." Ну, сыграли, он и рассказал вместо оплаты. Не скажу, что я очень доволен, по мне монетка-то звонче будет. Но лучше уж так, чем как Дик Печкарь. Слыхал про Дика Печкаря? Он в печках трубы чистит, а что начистит — все просаживает в кости. Но вот ему улыбнулось, обставил Брэма Бондаря — а тот здоровенный, как мельница. Дик ему: "Гони серебро, дурачина". Брэм в ответ: "Серебряной монеты не имею, заплачу синей". Дик: "Как это — синей?" Бондарь ему кулаком в глаз — брэм! Синячище на половину рожи! Тут за Дика вступились парни, а другие — за Бондаря, чтобы интереснее. Такое началось! Вышло бы чисто сражение при Пикси, но стражники вмешались — испортили картину...
Джо заказал еще элю и спросил, как играть в черви. Не так чтобы сильно хотелось сыграть, но нужно ведь поддерживать беседу. Гарри показал и предупредил:
— Только знай: я генерал по червям.
Джо сыграл из вежливости и проиграл пять раз подряд. Ощутил, как азарт зашевелился в пузе. Сосредоточился, напряг мозги, стал считать карты. Проиграл еще четыре раза.
— Давай так, — сказал Гарри, — ну, чтобы по-честному. Вот графские деньги — ага? Поделим их пополам и станем на них играть. Когда у тебя кончатся, остановимся, на твои играть не будем.
Честность понравилась Джоакину, и он решил не спорить, взял половину денег. Половину от половины просадил очень быстро — за полчаса, не больше. Потом понял, отчего так не везет: эль слишком вялый, нужно что-то покрепче. Заказал нортвудского ханти — и просадил еще половину от остатка. Но тут, наконец, удача пришла к нему — трижды выиграл красиво и крупно, отыграл все потерянное, и даже с лихвою. Сказал:
— Кончаем игру, Гарри. Забери все себе и верни графу, это ж его деньги.
— Неа, — возразил цирюльник, — теперь твои. Ты их уже выиграл — значит, твои по чести. Неважно, у кого ты взял в долг перед игрой, выигрыш в любом случае тебе достается.
Джо перебрал свои понятиях о честности, пытаясь решить, прав ли Гарри. А тот тем временем сменил тему:
— Между прочим, ты молодчина, Джо. Умеешь вовремя остановиться — это редкий дар среди игроков.
— Не умею, — вырвалось у Джоакина.
Он подумал об Аланис, которую стоило бросить без оглядки еще в палате лекаря Мариуса, и о Подснежниках, с которыми вовсе не следовало связываться...
— Ты часом не знаешь, чем кончилось восстание?
— Какое? — удивился Гарри.
— Ну, Подснежники... Салем из Саммерсвита... Всех порешили или кто-то выжил?
— Ах, это! Ну, ты даешь! Уже три дня, как всем известно! Это ж вообще не новость, даже спрашивать стыдно — только темень свою покажешь!
— Что всем известно?
— Простила их владычица. Ну, двоих или троих повязала — тех, что убили послов. А Салема с остальными отпустила домой и денег дала, и еще обещала закон принять, чтобы налог взимался честно.
На душе у Джо мгновенно потеплело.
— Не шутишь?!
— Да чтоб меня! Хочешь, спираль закручу? Истинная правда: владычица простила мужичков!
— Выпьем за нее, — с чувством предложил Джоакин и заказал ханти на двоих.
Выпили за Минерву, потому за Салема, и снова за императрицу.
— А ты знаешь, что она у нас в Уэймаре была? — заявил Гарри.
— Кто она?
— Минерва!
— Когда?
— Гм... — Гарри смутился. — Ну, осенью еще, так что не новость, а старье... Но это было слегка как бы в секрете, потому не стыдно рассказать. Слушай, такое дело: ее, Минерву, кто-то заключил в монастырь Ульяны — ну, в пещеры под землей. А наш милорд прознал о том, послал своих людей и вызволил. Привез к нам в замок и оставил в гостях. Она и прогостила у нас до декабря, а тогда уехала.
— Ого! И ты ее стриг?
Отчего-то именно эта фантазия больше всего поразила Джоакина: вот сидит перед ним человек, который собственными руками касался волос императрицы!
Но Гарри нахмурился:
— Неа, не сложилось. Ее в монастыре обрили так, что вместо косы — щетка. Не было нужды в стрижке. Правда, разок она позвала меня подстричь служанку. Линдси, дуреха, хотела так же коротко, как у владычицы... то бишь, тогда еще у принцессы. Я и обчикал эту Линдси, а тем временем поглазел на Минерву.
— И как?
— Ну... леди, — сказал Гарри так, будто одно это слово передавало полностью все.
Джо подумал: а ведь правда, так и есть. Леди или лорд — это уже клеймо. Впечаталось в душу — не смоешь. Кто родился лордом, того не исправить...
Однако Джо попросил:
— Расскажи еще.
Знал, что не доставят ему удовольствия рассказы о дворянах, но захотел полюбоваться мрачной своей правотою. Гарри сказал:
— Прости, брат, мало мне известно, принцесса не сильно-то якшалась с такими, как я...
Еще бы, — подумал Джо.
— Но одно расскажу, — Гарри хлебнул нортвудской настойки. — Милорд с миледи крепко из-за нее поругались.
— Из-за Минервы?
— Ага.
— Это как?
— Сложно сказать... У Минервы вышло что-то скверное с миледи или с лордом Мартином — братом милорда. Недоразумение какое-то аль конфликт — не знаю, как зовется по-дворянски. В общем, не поладили. Милорд бы все загладил, но его тогда не было в замке. А когда вернулся — Минервы уже нет, собралась и ускакала.
— То бишь, Иона обидела Минерву так, что та уехала?
— Или миледи, или лорд Мартин, или оба вместе. Но миледи решила все свалить на лорда Мартина — заперла его в темнице и назвала преступником. Вернулся милорд в замок — а родной брат в подземелье гниет, а принцесса обиженная ускакала! Он к миледи: что за дела?! Она в ответ: это ты виноват! Представь, Джо: другая жена бы смирненько к мужу подлизалась и прощенья просила, а эта его же еще обвиняет! Леди! Гм...
Гарри вдруг осекся и опустил глаза. Спохватился, что чернит свою хозяйку перед незнакомцем. Джо невесело улыбнулся ему:
— Не переживай, никому не скажу. Если хочешь знать, я и сам ощутил, кто такая Иона Ориджин.
— Ощутил? — жадно накинулся Гарри. — Как ощутил? Что она сделала?
— Да уж сделала...
Он воздержался от рассказа. Противно вспоминать свои унижения, а тем более — говорить о них. Гарри надулся было, но выпил еще ханти, оттаял.
— Ладно, раз ты такой молчун, то я еще расскажу. Не молчать же сидя. Наша миледи — она та еще заноза.
Повисла долгая пауза.
— Какая заноза? — спросил Джо. — Начал — так уж говори.
— Ты и сам начал, а потом умолк. Вот почувствуй, каково оно.
— Да говори же!
— Не буду.
— Ну и ладно.
— Ну и хорошо!
Помолчали пару минут, и Гарри не выдержал:
— Миледи не любит милорда.
Джо пожал плечами — экая новость.
— Ты меня не удивил, брат. Дворяне редко любят кого-то, кроме себя.
— Оно-то да, но про наших милорда с миледи завсегда говорилось, что они-то по любви сошлись. Первый месяц, как приехали, такая сладость царила между ними — просто ах. Душенька моя, месяц мой, прелесть моя, и все тому подобное. Мы диву давались: надо же! И радовались за милорда, конечно. Но потом...
— Что потом?
— Да чем дальше, тем больше она холодела. Будто притворилась вначале, а потом устала играть. Ходит вся такая, нос кверху задравши. Милорд к ней — она лицо воротит, он снова к ней — она от него.
— Может, только так казалось. У лордов часто не поймешь, что на уме.
— Казалось, брат? Э, нет! Вот тебе первое. Когда северян побили при Пикси, миледи чуть не плакала от горя; но то, что Адриан нас тоже порешит — об этом даже не подумала. Вот тебе второе. Мужнина брата в тюрьму, принцессу вон, а муж еще и виноват оказался. Вот тебе третье. Только кончилась война — она вжик в столицу. Сама, без милорда!
Джо ловил каждое слово, с горькой радостью убеждаясь в своей правоте. Он возражал лишь затем, чтобы подтолкнуть Гарри рассказать побольше.
— Это все мало значит, брат. Уехала — и что? Может, так для политики нужно.
— Тогда вот тебе четвертое: больше года прошло, а ребенка нет как нет! Что на это скажешь? Политика?!
Джо покачал головой:
— Скажу, что ваш милорд не умеет с женщинами обращаться. Говоришь, душенька? Вот это и его ошибка! Не нежности нужны, а взять покрепче да встряхнуть, да показать, кто хозяин! Жесткой рукой их надо держать, этих леди.
— Какая жесткость — милорд же любит ее, по-честному, не как она его!
— Вот глупец! — хохотнул Джоакин. — Не надо их любить, только себя самого! Полюбишь леди, забудешь себя — тут и пропал!
Гарри хлопнул по столу:
— Думай, что говоришь! Кто глупец — мой лорд?!
— Он самый! Всякий глупец, кто искренне полюбит агатовскую леди! А кто еще и размякнет, начнет ей потакать — тот глупец втройне!
Гарри встал, опрокинув недопитый кубок.
— Да провались ты. Умник нашелся.
Он зашагал на выход, и лишь тогда Джо спохватился, ринулся следом.
— Постой! Не бери в голову!
— Я сказал: провались.
— Прости, не хотел обидеть!
— Меня и не обидел. Милорда обидел, это хуже.
— И его не хотел. Я не со зла... И не о нем вовсе... Если хочешь знать, я сам — такой же глупец. Я больше о себе говорил, чем о графе!