Дем Михайлов Низший 7

— Богатые могут многое себе позволить — пожал я плечами — И что?

— И там были не только животные... — продолжил Лео и махом опрокинул еще одну стопку — Ух! Таблетки плюс самогон — радость старости. В той книге были и люди. Десятки наций, десятки цветов кожи.

— А вот уже настоящая такая кровавая изюминка — признал я, с щелчком открывая следующую банку — Хочешь сказать, что иногда Коннор отправлялся за...

— За человеком — кивнул Лео — Все верно. Это всегда была игра. Дело случая. Даже хозяин Коннора не знал на какой странице откроется книга в этот раз — это определяли броски особых многогранных кубиков. Первый раунд — определение страницы с типом мяса так сказать. Вторые броски определяли пол и категорию возраста. Самка или самец. Предельно юный, юный, молодой, зрелый, закатный, умирающий. Как тебе категории?

— Запутанно.

— А как по мне — охренеть как мерзко. Ты вот говорил про свинку. Предположим, на ней страница и открылась. Следующий бросок определил, что это будет самка. Третий бросок указал, что это будет свинка предельно юного возраста — то есть новорожденная. Только что выпавший из свиноматки поросеночек. Именно его Коннор тут же доставит хозяину. А уже тот начнет главное — неспешно разложит поросеночка, срежет с него мяса ровно столько, сколько требуется для детали мясной хижины, подморозит, обрежет, сформует, бережно закрепит на нужное место. И только потом поросенка умертвят. Ну максимально свежее мясо...

— Деталь? То есть...

— Тебя только это слово зацепило в моей истории? Да. Деталь. Модель небольшой такой хижины полностью сделанной из мяса. Фундамент, стены, крыша, мебель и даже занавески. Все строго по плану. Мясо от первого выбранного жребием существа идет на фундамент. Мясо следующего пойдет на стены...

— Хижина собирается из различного мяса.

— Да. Фундамент из свинины... это если книга откроется на свинке. А если долбанная книга откроется на странице с изображением чернокожей человеческой пары... то в этом случае Коннор доставит хозяину контейнер с мирно спящей чернокожей девочкой младенцем. И уже она станет фундаментом гребаной мясной хижины.

— Я понял принцип.

— И ты так спокоен?

— Рассказывай. Что дальше?

— А дальше... дальше ничего. Вот срезано мясо с новорожденной свинки. Следом будет отрезан еще один кусочек — для зажарки и немедленного поедания. Остатки Коннор выбросит — но сначала хозяин должен увидеть агонию и смерть.

— Ты описываешь сумасшедшего больного ублюдка.

— Не все так просто, Оди! Не все так сука просто! Слушай! Дальше кубики бросаются снова — ведь ежегодный проект надо возводить! Вот определено следующее существо — и Коннор едет доставать нужное мясо. Неважно какое! Будь то предпоследний в мире тигр или особо редкая громадная ящерица — он достанет! Если это будет эскимосская восьмидесятилетняя старуха — он достанет! Коннор достанет все! У него на это неограниченный бюджет и связи по всему миру. Смекаешь?

— Весь год он доставляет выбранных жребием существ хозяину, тот срезает с них мясо для хижины и немедленно зажарки, наблюдает за агонией и снова бросает кубики.

— В точку.

— А что потом?

— А потом новогодний сокровенный ужин. Собранная хижина достается из морозилки — идеальная до мельчаших деталей вплоть до дров у стенки. Дров из мяса десятилетнего европейского мальчика или там зрелой бронзовокожей жительницы каких-нибудь островов.... Хижина ставится в духовку, умело запекается. А затем сжирается чавкающим хозяином, запивающим свой ужин дорогой водкой безбожно разведенной дешевой сладкой газировкой. И не спрашиваю почему такой напиток — не знаю. Ну как тебе история?

— Так себе.

— Ожидал такого ответа. Вот тебе главное продолжение — тот богатый ублюдок творящий подобное, в том прошлом был Высшим. Настоящим высшим. Политиком из верхнего эшелона. Тысячи важных связей, знакомства со всеми, рычаги власти в окровавленных руках. Вся его семья издавна была такой. Никто почтальоном не работал. Все правили.

— И?

— Когда Коннор очнулся уже здесь — добросом — и позже начал восстанавливать память, он вспомнил кое-что. Его отец, его дед — все они служили тому роду. И все они делали одно и то же для отца и деда нынешнего хозяина.

— Мясная хижина?

— Да. Но и это не главное. Главное в другом — однажды Коннор очутился в городе Кронграде. И там он увидел плакат с изображением щедрого высшего эльфа — седовласого, величественного, красивого, богато одетого и восседающего в золотом кресле. Ты уже понял кто был тем эльфом?

— Хозяин Коннора?

— Да. Коннор не мог ошибиться. А за плечом того хмыря — еще один эльф. Похожий на первого как внук походит на дедушку. Так-то вот, герой Оди. Ты говоришь — последствия! Ты говоришь — жопа мира! Ты говоришь — ложь! Нет! Все что ты сказал — все дерьмо! Настоящая беда этого мира в том, что те, кто правил старым миром, топя его в грязи и крови — правят и здесь! Они просто сменили если не ветку, то дерево. И продолжают срать нам на головы, продолжают пожирать нас! И продолжают оставаться для нас недосягаемыми. Меня ты можешь бить, резать, уродовать, обвинять. Ой-ой-ой Лео Сквалыга обманул ушлепка Оди... это мелочь! А вот что ты сможешь сделать одному из тех, кого здесь с любовью и трепетом называют Высшими! Ничего! А он думаешь прекратил забавляться с мясной хижиной? Нет! Ему стало легче — ведь такие как он сделали суперфокус — стерли таким как мы память! Вот тебе моя поучительная история о вонючем далеком прошлом. Понравилось?

— Пойдет — задумчиво кивнул я — Ты заработал право сесть на стул и окунуть яйца в ведерко со льдом. У тебя есть ведерко со льдом?

— Пока так перебьюсь. Но я еще не закончил. Еще есть бонус.

— Ко второй истории?

— Ага.

— Ну давай.

— Хозяин после новогоднего обжорства и водки любил поболтать с верным слугой. Да и Коннор сам был из наблюдательных. И жили они с тем родом целые столетия. В общем знали всякое сокровенное о господском роде. Так вот — там все такие были! Все! Весь род! Да и вообще весь их род отличался вечной проблемой с рождаемостью. Вернее, детишки рождаться рождались, но выживали редко. Род почти вымер и его спасли только достижения современной медицины. Сдвиги в психике у всех начинались рано. Но еще более-менее контролировались в юных годах. А вот потом... потом началась мясная хижина... И была еще одна особенность — все они без исключения загонялись на насекомых.

— Жрали их?

— Нет. Просто загонялись. У каждого были аквариумы с муравьями, всякие там ульи, жучиные фермы. И все они мечтали загнать насекомых себе под кожу. И даже пытались это сделать. Вроде как муравьев пихали себе в разрезы кожи, жуков, гусениц.

— Охренеть.

— Да. Охренеть. Они мечтали, чтобы под их кожей ползали насекомые. Семейные доктора уже не удивлялись, вытаскивая из наследничков всякое живое или подохшее гнилое дерьмо с кучей ножек. Это прекращалось только в зрелые годы — с началом мясных проектов.

— Круто.

— Еще не круто. Погоди. К сорока или сорока пяти годам начинались слеты с катушек. Причем основательные — уже без возврата к нормальной жизни. Становились буйными маньяками. Таких запирали в родовом гнезде. Первыми слетали с рельсов относительной нормальности женщины. Мужики обычно держались до шестидесяти. Иногда чуть дольше. Такая вот тебе веселая история, гоблин.

— Говорю же — интересно. Можешь сядь на стул.

— И как-то Коннор обмолвился, что он всей душой был привязан к этим ублюдкам. Но особенно любил юную наследницу — веселую девчушку носящуюся по темным коридорам и мечтавшую о розовом платье, белом пони и о том как бы загнать себе под кожу как можно больше классных разноцветных бабочек.

— Вот теперь и я выпью грамм тридцать — буркнул я, протягивая руку и беря стопку.

— За твое здоровье, герой — ощерился Лео — Третью историю слушать будешь?

— Давай.

— Хорошо, что она последняя в списке.

— Почему?

— Для нее нужен особенный настрой. И начинается она особо — простенько. А ведь все интересное начинается именно так — обыденно. Ты уже догадался, кто главный герой этой истории?

— Мгаму? Такой же как ты — высокий и черный? Кстати — ты невысок. Я бы даже сказал, что ты коротышка.

— Так и знал, что ты заметишь — вздохнул Лео и осторожно коснулся своего обрезанного носа — Ну... теперь вряд ли кто будет обращать внимание на мой рост.

— Конечно не будут — кивнул я — Ведь ты умрешь. Кто смотрит на рост разлагающегося трупа с аккуратно простреленным виском? Разве что гробовщики...

— Лучше в море меня — сказал Лео и задумчиво потер подбородок — О грустном давай потом. А сейчас о мерзком.

— Начинай.

— Двое мужчин сели в поезд. В обычную дешевую магнитку, что мотается между бюджетными небесными башнями. В такие поезда всегда набивается полным-полно народу — ну сам знаешь какого. Тех, что вечно без денег и проводят жизнь в пути с работы или на работу. Соль земли. Пахари. Безличная колышущаяся мрачная масса...

— Ты будто сам там был — заметил я.

— Почти. Мгаму любил выпить. И любил раз за разом повторять эту историю. Так что я почти поверил, что это все происходило со мной лично. Ну или что я хотя бы сидел в том вагоне в шаге от них, слыша каждое слово и видя все происходящее... Включи воображение, герой. Представь что и ты сидишь там же — на истертой задницами исцарапанной пластиковой скамье. Сидишь напротив и слышишь каждое слово, видишь каждый жест. Итак! Два мужика сели в поезд...

Все как всегда. Обычный день. Но в этот раз в наугад выбранный стоместный вагон вошло удивительно мало народу. А в тот угол, где уселись два относительно молодых мужика, вообще никто не пошел — все приткнулись поближе к дверям. Так что они могли спокойно поговорить о своем. Одеты они были как все — дешевые серые не продуваемые куртки, громоздкие тяжелые ботинки с негнущимися, но почти не знающими снова подошвами, штаны нейтрально рабоче-повседневного ношения. В таком прикиде можно сунуться куда угодно в их сегменте общества — низах величественных небесных башен высящихся над умирающим океаном. Один из мужчин черный, бодрый, выбритый до блеска, курчавые волосы аккуратно пострижены. Второй, какой-то весь серый и кожей, и одеждой европеец... возраст вроде тот же, но взгляд давно потух, а во внешнем облике появилась та самая расхлябанность, что громко заявляет — ширинка ведь закрыта? А на остальное плевать!

Чернокожий наслаждался кофе. Его приятель зажал стакан между бедер, ему на штаны плескал остывший кофе, но он не обращал на это внимания — пятном больше, пятном меньше... Зевнув, он спросил:

— Как всегда до третьей станции, Мгаму?

— Нет, Курц — улыбнулся его бодрый приятель — Сегодня мы до конца — по полной программе. До семнадцатой.

Серый Курц впервые оживился и глянул на приятеля с искренним удивлением в сонных глазах.

— Ты чего?

— У меня получилось — широко-широко улыбнулся Мгаму — У меня сука получилось!

Двери вагона с легким шипением сомкнулись и магнитка тронулась, покинув первую небесную башню и начав стремительный путь по огромному кольцу. Проводив ушедшую назад станцию взглядом, Мгаму задумчиво произнес:

— Помнишь? Ровно семь лет назад. Мы с тобой сели в этот поезд и махнули по всему кольцу, рассматривая каждую башню, глядя на мерцающие огни там наверху — в облаках и над ними — и мечтая, мечтая, мечтая...

— Что толку? — махнул рукой Курц — Где я был — там я и есть. Погоди, Мгаму. Ты сказал — получилось?

— А еще семь лет назад мы условились, что каждый год в этот самый день мы будем садиться в поезд и кататься по кольцу. Помнишь?

— Помню, но...

— И мы еще спорили кто из нас первым станет богатеем... — белозубо рассмеялся Мгаму — Спорили до хрипоты.

— Да... и следующие шесть лет катались на этом поезде как побитые жизнью дворняги. Морщин и усталости больше — денег и задору меньше. И катались уже не по кольцу... максимум проезжали несколько станций — и с каждым разом их становилось все меньше. Затем мы стыдливо сидели на жесткой пластиковой скамейке, ожидая обратной магнитки, пили дешевое кофе и говорили о чем угодно, но только не о деньгах и успехе. Что мы тогда обсуждали? Сиськи и талию Молли Далли?

— Точно.

— Погоди, Мгаму. Ты вот сказал только, что... что у тебя получилось?

— Получилось — подтвердил Мгаму — Так ты помнишь тот наш спор? Ведь последние лет пять мы про него стыдливо не вспоминали.

— Что толку вспоминать? Мы обломали зубы. И остались тем, кем родились — нищим дерьмом. Мгаму! Хватит юлить! — повысил голос Курц и тут же оглянулся на сидящих поодаль пассажиров с боязливой извиняющейся улыбкой — Вот черт... только внимания к себе привлечь не хватало.

— Забудь. Наплюй.

— Тут могут быть копы в гражданке. Или федералы.

— Срать на копов. Срать на федералов, Курц. Делай что хочешь. Если возникнут траблы — я разрулю.

— Ни хрена себе заявленьице — засмеялся Курц — Не шути так, придурок. Камеры читают по губам. Пасть хотя бы прикрой. И говори потише.

— Плевать — повторил Мгаму — Плевать. У меня получилось!

— Да что получилось?!

— Я богат.

— Ну да — Курц так затрясся от смеха, что снова расплескал кофе — Ну да. Вижу по прикиду.

— Ностальгия — пожал плечами Мгаму, расстегивая молнию и стаскивая старую рабочую куртку.

Его приятель потрясенно вылупился, увидев на Мгаму облегающую и даже на вид крайне дорогущую рубашку с коротким рукавов и радужным мать его отливом.

— Хотел сделать сюрприз — пояснил Мгаму, довольный произведенным эффектом — О... вторая станция...

— Вот черт! Охрененная рубашка! Будь у меня такая вчера — и жирная Кусса не ушла бы с тем придурком с накачанными химией руками. Кто задарил?

— Купил.

— Да такая стоит немеряно!

— Курц... я же говорю — я разбогател. Получилось. И знаешь... я ведь ничего такого вроде как не сделал. Я просто дэшнул мыльницу! И с этого все началось... Послушаешь? Ведь мы давали друг другу слово — рассказать о своем успехе в деталях, если однажды выгорит. У меня получилось... рассказать?

Понявший наконец, что друг не шутит, Курц медленно и как-то торжественно кивнул. Обрадованный вниманием Мгаму просиял и с готовностью заговорил:

— Мы ведь оба чем только не пытались заниматься. Последнее, чем я решил заняться — штамповка на тридэхе всякой пластиковой дребедени. Печатал всякие типа элитные шкатулки, фигурки солдатиков и рыбок... весь последний год я создал сайт со своим товаром, я повсюду таскал с собой огромный рюкзак этой херни, пытаясь ее впарить хоть кому-то... но не брали даже бесплатно. Кому это надо, если в любом социальном центре тебе бесплатно напечатают такое же? И... не хочется сейчас об этом даже вспоминать, но я отчаялся. Я реально отчаялся. Мысли были самые грустные. Жить в нищете... в крохотной комнатушке, где я даже не могу вытянуться во весь рост... разве это не дерьмово?

— Ну... — робко пожал плечами Курц, что последний год жил не только в точно такой же комнатушке, но и делил ее с еще одним работягой. Но Мгаму не требовалась реакция и он продолжил, не заметив попытки сочувствия.