На девятый день пути, вечером, когда Бродяга отправился подкрепиться, а я ожидал его, случилось происшествие, о котором стоит рассказать.
Трое вышли к моему костру, загорелые, костлявые, в потрепанной одежде, один из них — выше остальных. Высокий осклабился:
— Доброго вечера, путник! Редко встретишь хорошего человека на этой дороге!
— Здравствуй, коли не шутишь, — я тихо взвел свой револьвер в левом кармане куртки. Стреляю я одинаково хорошо с обеих рук
— Какой грубый парень... Смотри, Кас, у него пушка!
Двое его приятелей быстро обошли меня сзади, и я выстрелил, не вынимая револьвера, сквозь ткань куртки. Высокий, охнув, упал, а я, перекатившись набок, ушел от удара, который обрушил на меня один из оставшихся двух бандитов. Еще парой выстрелов из положения лежа я ранил обоих, одного серьезно.
Ситуация повернулась в мою пользу и, на радостях, я не сразу придал значение тому, что у меня вдруг изменилось восприятие цвета. Вечерний сумрак окрасился во все оттенки радуги, на душе стало легко. "Проучил оборванцев" — эта мысль была последней перед тем, как я потерял сознание.
Пришел в себя от резкой боли. Я был раздет, лежал навзничь, руки и ноги крепко привязаны к вбитым в землю колышкам.
— Кас умер-таки, — сипло вымолвил высокий, прижимая к моей голени тлеющую головню из костра.
— А мне ты бедро прострелил — без теперь ноги останусь.
Он врал. Нога, замотанная грязной тряпкой, держала его хорошо, значит, первый мой выстрел причинил ему лишь кровоточащую царапину. На поясе его болтался игломет — выпущенная из него отравленная стрелка заставила меня вырубиться полчаса назад.
— Памяти Тойво Тона... Слыхал о нем?
Я помотал головой. Пусть думают, что я не в курсе.
— Тойво был хозяин Тира. Он нес нам свет — зарю новой жизни. Не судьба... Его остановили на полпути. Нас осталось немного, да и, все равно, скоро подохнем. Но ты умрешь раньше. Знаешь, как можно снять кожу с человека, оставив его живым?
Второй бандит помалкивал, согласно кивая старшему товарищу. С последними его словами он обнажил кривой, с зазубренным лезвием нож.
— Скажи свое имя! Ты отдаешь жизнь за Тойво — назовись!
— Капитан Нат Гариг, гвардия Эгваль.
Старший негромко присвистнул сквозь зубы.
— Экая птица! Что ж ты шлялся в наших краях?
И я, наверное, с четверть часа красочно излагал свою легенду двоим жалким осколкам воинства Великого чистильщика. Они слушали с жадным интересом, пока Бродяга не прыгнул на них из темноты.
Стиксы обычно не убивают и не калечат людей. Но в этот раз Бродяга нарушил табу: ударом лапы расплющил голову одному из фанатиков, а другого повалил на землю, и прокусил ему коленные сухожилия. После перегрыз удерживавшие меня ремни, фыркнул насмешливо: "дескать, так и знал, что попадешь без меня в беду".
Я собрал трофеи: игломет, нож и бола — тонкую цепь, соединяющую два тяжелых свинцовых шарика. Одежду свою кинул в седельную сумку, прыгнул в седло — все это время Бродяга не сводил круглых желтых глаз с ворочающегося на земле моего "заклятого приятеля".
— Привет Тойво Тону передать не смогу — на тот свет пока не собираюсь! — сказал я сухо и дотронулся до лохматого загривка Бродяги.
Ночь стояла безлунная и звездная. Угли догорающего костра в последний раз вспыхнули, осветив темную фигуру. Негодяй прохрипел мне в ответ, перед тем, как я его пристрелил:
— Тойво жив и найдет тебя сам!
Бродяга шел быстро, желая, как и я, поскорее убраться с места нехорошей встречи. Я — человек молодой, с крепкими нервами и привык спокойно переживать передряги, но неприятный осадок в душе остался.
Полночь. Звезды. Степь. Дорога смутно видимой дугой заворачивала на запад, справа темнели пологие холмы, в которые постепенно выродился Барьер. Становилось прохладно и я, не останавливая Бродягу, стал натягивать одежду — хватит ехать голым рыцарем. Сна не видалось ни в одном глазу и, чем дольше мы ехали, тем тревожнее мне становилось. Это не было шестое чувство, предупреждающее о поджидающей впереди беде — стикс мой держался спокойно. Тогда что?...
На следующее утро мы вступили на территорию ганского протектората и через двенадцать дней были в его столице. Там я с сожалением расстался с Бродягой, думаю, он также был опечален. Но, у каждого своя дорога. Его ждали новые путешествия, новые встречи, новая любовь. Бродяга умел получать удовольствие от жизни. Я же устроился грузчиком в ганском порту.
...Напрасное занятие: тасовать в уме недавние воспоминания. Устав ворочаться на верхней полке в жарком купе, я вышел в коридор. Присел у окна на откидном сиденье, с газетой в руках, и углубился в чтение. Только изредка поворачивал плечи, давая пройти кому-нибудь из пассажиров. Одна из них — стройная девушка в синем трико проскользнула дважды мимо меня, не удостоив взглядом, хотя я заметно на нее косился. Ну и ладно.
Внимание привлек набранный крупным шрифтом текст — одно из велеречивых обращений Хозяйки Острова. В своей неустанной заботе о благе подданных и т.д. ... исполненная любви и милосердия и т.п. ... она объявляет (это уже интересно!)... Об отмене смертной казни за следующие виды преступлений: публичная хула, возводимая на ее, Хозяйки, светлое имя. А также: банкротство, воровство, грабеж. Еще: насилие, не закончившееся смертью или увечьем (физическим или душевным) потерпевшего. Отныне виновные вместе с членами семей, а также их родители, братья и сестры, независимо от возраста и общественного положения будут ссылаться на каторжные работы сроком на двадцать лет. Местом и целью упомянутой каторги определено возрождение города Тир.
Настроение у меня испортилось, и я торопливо перевернул страницы, перейдя к разнообразным сплетням и скандалам.
Чья-то голова склонилась через мое плечо.
— О, кто это? — давешняя симпатичная пассажирка уставилась на нескромный рисунок на последней странице. Мне понравился глубокий, с теплыми интонациями голос незнакомки. Теперь главное — не теряться.
— Актриса из Ганы — знаменитость местного масштаба.
— Такая большая грудь смотрится некрасиво! — белые локоны щекотали мне шею. Девушка осторожно отстранилась, скорее для того, чтобы я мог лучше ее разглядеть.
Яркая блондинка. Волосы немного не достают до плеч, спереди две длинные пряди выкрашены в розовый цвет. Умело подведенные глаза, алый рот. Она уже переоделась, но если таков ее повседневный наряд, то я не знал, что сказать.
Кружевная блузка, при внимательном рассмотрении, явно показывала, что ее владелица предпочитает обходиться без лифчика. Сквозь короткую полупрозрачную юбку откровенно просвечивал треугольник трусиков. Белоснежный жакет с большими, обтянутыми той же тканью пуговицами небрежно расстегнут. Наряд довершали легкие туфли на высоком каблуке.
— Я — танцовщица. Стриптиз танцую превосходно. Хоть до гола разденусь. Только мне надоело.
"Но ты — все еще в образе..." — так я подумал. А спутница моя стала, облокотившись на верхнюю, открытую половинку оконной рамы и вглядывалась вдаль. Вечерело. В пути нам оставалось быть еще полчаса. Я любовался изгибами тела девчонки, а она, как бы невзначай, приняла позу поэффектней.
— Что там такое? Это ведь не станция! — она говорила, как будто сама с собой.
Я встал и примостился у окна рядом с ней, вдыхая тонкий аромат ее духов.
— Рабочий поселок. Наш поезд здесь не останавливается. До Норденка — десять минут. Пора хватать багаж.
— У меня такая тяжелая сумка... Две подругам отдала, а одна осталась, — она снова говорила, не обращаясь ко мне прямо.
"Намек понял. Спроси ж ты моей помощи!"
— Норденк! — прогнусавил проводник.
Огни пригорода плыли за окном. Незнакомка моя молча направилась в свое купе. Я тоже забежал к себе, перекинул через плечо рюкзачок и поспел как раз вовремя, Гордая до безобразия танцовщица, которой надоела ее профессия, проволокла мимо меня чудовище на колесиках, скромно названное ею сумкой. Я молча подхватил монстра за кожаную ручку. Тяжел.
Пассажиры толпились в проходе, я прошел в тамбур, провожаемый восторженными взглядами. Не за подвиг по переноске объемного груза, а потому, что за мной следовала его очаровательная хозяйка.
— Пуговицу потеряла, — меланхолично заметила она, оглядывая свой костюм.
Паровоз противно свистнул, лязгнули сочленения состава. Тормоза шумно выдохнули сжатый воздух.
— Прие-е-е-хали! — лоснящаяся физиономия проводника источала запах дешевого вина. Я вышел одним из первых, плюхнул свою ношу на каменное покрытие перрона. Девушка моя подошла, стала рядом.
— Выход в город должен быть там, — я махнул рукой в сторону вокзала.
Она согласно кивнула и последовала за мной. В здании вокзала незаметно взяла ведущую роль на себя — видно, бывала здесь не раз.
— У тебя есть мелочь?
Мелочь нашлась, я проводил девушку к стойке телефонного бюро, заплатил за разговор и напряг слух.
— Урси! Это я — Эна! Я уже приехала. Можно сейчас к вам? Да. Да, еду, — она повесила тяжелую трубку и обернулась ко мне.
Я поднял сумку.
— Я тебя замучила...
"Ты благодаришь меня и просишь больше клинья под тебя не бить..."
— Куда, напоследок, поднести твою дамскую сумочку?
Эна вежливо улыбнулась одними уголками рта, и моя шутка приказала долго жить.
— К рикшам.
Трехколесные двухместные повозки велорикш стояли рядами. Их владельцы напряженно ожидали редких ночью пассажиров. Но сейчас пришел поезд из Ганы, и появилась возможность заработать.
Я, как дурак, тащился за Эной, придумывая подходящие слова и ловя момент, чтобы откланяться. А она шла с уверенным видом, нимало не тревожась, что наряд ее — не самый безопасный для ночных прогулок молодой, привлекательной женщины.
У входа на стоянку нетерпеливо переминался возница средних лет.
— В город желаете? — он чуть не приплясывал от нетерпения.
— Эна смерила его взглядом.
— Университет. Больше двух реалов не дам.
И они начали упорную торговлю за каждый сантим, не обращая на меня никакого внимания.
Такого я вынести уже не смог. Положил сумку на багажник, затянул ремни.
— Вот тебе, друг, два реала и давай поработай ногами.
Мы уселись с Эной рядышком, и я уже не упускал бразды командования.
— Езжай, куда сказала девушка, а потом...
Эна сжала мой локоть.
— Нам обоим в Университет, — и наклонилась ко мне, — Чего ты будешь шататься по незнакомому городу в поисках ночлега? У меня знакомства в тутошней обители и комната на ночь найдется. И — спасибо за помощь. Не знаю, как бы управилась одна.
<< <
3. ДОРОГА ДОРОГ
— Он очень красив, — Эна, по обыкновению, говорила вполголоса, как бы думая вслух.
Стартовая команда уже вывела дирижабль из эллинга. Три тонны вместе с гондолой, четыре тысячи кубов водорода упрятаны в полужесткой конструкции сигарообразного корпуса. Хорошо уравновешенный, он послушно плыл в полутора метрах над землей, повинуясь натяжению многочисленных тросов. Эна была права. Пятьдесят метров в длину, двенадцать в диаметре — пропорции радовали глаз.
Желтый комбинезон Эны смотрелся ярким пятном в тумане утра. Взошедшее солнце еще не поднялось над краем Ущелья ведьмы — каньона, откуда нам предстояло стартовать. Эна первая взбежала по легкому трапу, мы с Алеком, одетые в отличие от нее, вполне заурядно — брюки да рубашки без ворота — ни дать, ни взять, братцы фермеры из захолустья, следовали за ней. Теплая одежда наша хранилась на борту, но вряд ли она скоро понадобиться.
"Хмурый красавец" Алек, черноглазый и черноволосый — был командиром "Дракона", так величественно окрестила Эна наш воздушный корабль. Одного со мной роста, но шире в плечах и значительнее, что ли, мордой лица — он хорошо смотрелся рядом с Эной. Я мог бы возревновать еще два месяца тому назад, когда Эна представила мне его:
— Александр. Гений. Я преклоняюсь перед ним, — чуть заметная тень недовольства легла на его чело.
Мне подумалось тогда, что Алек недолюбливает Эну. Впрочем, как показало время, нашей совместной работе это не мешало. Сама же Эна держалась с нами обоими по-дружески ровно. Почти каждый день начинался для меня с пожатия ее крепкой маленькой ладони и приветливого "Здравствуй, Нат!"
Мы разместились в кабине управления: я рядом с Алеком — второй пилот, Эна позади нас — навигатор. Готовясь к полету, она подстриглась очень коротко и ее светлая пушистая головка смотрелась так трогательно, что хотелось погладить. Я, конечно, не позволил себе ничего подобного, потому как знал — Эна ко мне совершенно равнодушна.
А вот ко всякого рода авантюрам вкус у нее был. Не бедная золушка (я догадывался, как она сколотила свое скромное состояние), она числилась в Университете вольнослушательницей. И стала там заметной фигурой. Говорили (шепотом), что видели Эну в компании самого Магистра. Что ж — девушка делает карьеру. Попутного ветра в симпатичную попку.
Легкий толчок — балласт сброшен! И мы воспарили над каньоном. Солнце брызнуло в остекление кабины, Алек торопливо опустил шторку. Мелькнула внизу округлая кровля эллинга, люди внизу смотрелись муравьями.
— Они желают нам удачи, — промолвила Эна.
Я откинулся на мягкую спинку пилотского кресла, искоса любуясь четким профилем Эны. Внизу под нами плыли возделанные поля. Когда Алек ненадолго отлучился, я спросил:
— Ты увлекла нас в этот дальний полет. Да еще такая секретность, в экипаже только мы трое. Чего ты добиваешься?
Эна пересела на место Алека, повернулась ко мне. Без косметики она выглядела совсем по-другому. Более близкая и домашняя, что ли. Блестящие карие глаза смотрели в упор.
— Десять лет назад над Эгваль пронесся метеорит и упал в тех краях, куда мы летим.
— Мы ищем небесный камушек? В таких-то дебрях? Вы с Алеком оба — дебилы.
— Мы найдем его. Не можем не найти. На траектории его полета рушились дома, горели деревья. Там где он упал...
— Ясно. Зрелище, достойное богов или пьяных гвардейцев. Фотокамеру мы взяли, я умею обращаться. Привезем сенсацию и ты, Эна, прославишься, как самая отважная и любознательная женщина Магистрата.
— Я поделюсь славой и деньгами с тобой. У Алека и того и другого достаточно.
То ли шутит, то ли нет. Пойми ее. Она нравилась мне все больше.
— Ты восхищаешь меня, Эна.
— Спасибо, — без тени улыбки, нисколько не купившись на лесть.
Я уставился на деревенские пейзажи внизу. Дорога, теснятся домишки, край купается в зелени деревьев и полей, блестит излучина реки. Наверняка, нас видит кто-то. Я вообразил разинутые рты и всклокоченные бороды селян... И восторг ребятни...
— Нат!
— Да, Эна?
(Может, сработали мои комплименты? Тогда у Эны — замедленная реакция)
— Я старше тебя, хоть и не намного.
— Ну, я тоже не молокосос.
— Характер мой — не сахар. И... мной нельзя командовать.
— Не буду. Мой командир заявил мне перед тем, как выгнать из гвардии: "Ты не поддаешься дрессировке". Наверное, тоже самое можно сказать о тебе.
