Свидетель Канона

"После 10 дней во Франции немецкие танки, разгоняя перед собой трусливых французов и англичан, прошли 800 км и стояли у берегов Атлантики. За первые 10 дней «похода на Восток» пройдено всего 100 км по прямой <...> Продвижение на этот раз не укладывалось во временной график, установленный командованием. После первых 10 дней оперативный прорыв на южном участке все еще не завершен."

Стабилизация фронта южнее Припяти позволила перебросить 19ю армию Конева, 16ую армию Лукина на север и остановить противника в Смоленских воротах. Немцам пришлось наносить дополнительный удар из Прибалтики, группой фон Лееба, что привело к проигрышу Красной Армией Смоленского сражения и вывело группу армий "Центр" на окраины Москвы к сентябрю. Однако, сорвался план фашистов по блокированию Ленинграда, Балтфлот не удалось запереть в пределах Финского залива.

До сих остаются неизвестными имена героев-антифашистов, добывших планы "Барбаросса" с точностью до имен командующих дивизий и планы "Ост" по геноциду на оккупированных территориях. Найденные документы повлияли на изменение пропаганды, тактики, уставов как Красной Армии, так и союзников.

С помощью этих неизвестных антифашистов разведка еще несколько раз получала значительные объемы документов о слабых местах Рейха, в том числе об аферах Берлина с фальшивыми деньгами через посредство Швейцарии, о сотрудничестве Гитлера с Ватиканом, об операции "Катапульта", когда англичане пытались уничтожить французские корабли, чтобы те не достались Гитлеру, и так далее, и тому подобное. Указанные сведения сильно облегчили условия оплаты военных поставок, хотя, разумеется, легенды о том, что за каждую папку Сталин получал авиаполк, а за каждое слово танк, остаются легендами.

Данные о подготовке японцев к удару по Перл-Харбору позволили дипломатам оттянуть начало войны на Тихом Океане почти на год. Затем Рейх понес большие потери в "Черниговском котле", и Япония раздумала лезть в европейскую мясорубку совсем. А после войны согласилась вывести армию из Манчжурии почти без сопротивления. Понятно, что и здесь не обошлось без рыцарства плаща и кинжала, но завеса тайны вряд ли поднимется в обозримое время.

Помимо документов, группам партизан и подпольщиков удалось организовать множественные диверсии в ключевых точках, как жаловались немцы в мемуарах — "в шверпунктах". Так, массовая диверсия на брянско-сещинском аэроузле сорвала бомбежку заводов ГАЗ. Утечка информации привела к тому, что удар Гудериана через Гомель-Чернигов-Десну в тыл Южному Фронту превратился в унылое прогрызание обороны, а затем в тот самый Черниговский котел и цели не достиг. Самому же Гудериану пришлось застрелиться. По легенде, "быстроходный Гейнц" на предложение капитулировать ответил: "Я слишком стар, чтобы пройти эти два шага".

Хотя потери РККА на Десне считаются сегодня самыми большими за всю войну, и превосходят потери в Смоленском котле самое меньшее на двести тысяч, повторить что-то похожее Вермахт уже не смог.

Информация, вовремя полученная британскими ВВС, позволила уничтожить подшипниковые заводы Рура и Мюнхена, что снизило производство танков Рейха почти втрое. Очень перспективный министр промышленности, уважаемый фюрером, Альберт Шпеер, поскользнулся зимой на подножке самолета, упал и сломал шею. На заводах подводных лодок обнаружился саботаж, из-за которого немецкие торпеды не держали глубину, не взрывались даже при попадании. И так далее, далее, далее...

Наконец, само покушение на фюрера, приведшее в сорок четвертом году к совершенно неожиданному завершению войны, получилось только с помощью незримых союзников.

К сожалению, до сих пор не удается установить ни личности героев-антифашистов, ни даже принадлежность их к воинской части, подпольной организации, политическому движению, либо иному объединению. Гестапо работало хорошо до самого конца, и успело уничтожить большую часть архивов, обрубив за собой почти все нити к правде.

Неудивительно, что при дефиците правдивой информации бурным цветом расцвели околоисторические спекуляции. Так, альтернативно-интеллектуальная секта "Лед" выпустила целую серию романов, где "расстрельная" радиограмма Жуковым не подписана, не передана в штаб Юго-Западного фронта, и содержащийся в ней замысел не выполнен.

Соответственно, Ровенский котел не состоялся, танки фон Клейста продолжают победное шествие по Украине. Немцы достигают Волги, почти захватывают Сталинград, блокируют Ленинград, правда, при этом почему-то не осилив захвата Москвы. Скорее всего, в этом альтернативщики пошли на поводу публики, требующей драмы и героизма с непременным счастливым концом.

Зато в остальном альтернативщики, что называется, "оторвались" со всей широтой русской души. В мире "Льда" японцы удачно сражаются с американцами на Тихом океане, достигая даже Австралии и Индии, нанося бомбовые удары по америке с подводных авианосцев. За саму идею авианесущей подлодки — успешной и активно действующей, а не унылой, как французский "Сюркуф" или английская М-12 — секту "Лед" стоит уважать. По меньшей мере, в их словоизвержении есть благородное безумие. Как вам ядерная бомба под конец войны? Сразу две! Это когда в реальной истории, в мирных условиях, атомные программы почти всех ведущих держав с грехом пополам достигли успеха лишь к началу шестидесятых, несмотря на то, что в ядерной отрасли активно применялись технологии и специалисты лунной программы С.А.С.Ш и марсианской программы СССР. Сова трещала, глобус мялся, но попаданец не сдавался!

Да что там техника: в мире "Льда" украинские и чеченские националисты самую малость не получают от фюрера собственные государства. Словно бы в реальности не дымили трубы Дахау и Освенцима! Даже финны, что всю войну просидели за перешейком, в мире "Льда" наступают почти до Северного Урала.

Секта "Лед" выводит столь всеобъемлющие и глубокие последствия лишь из того факта, что-де знаменитая радиограмма Жуковым формально не подписывалась, в радиожурнале выездной группы Ставки не значится, и до сих пор не найден отправивший ее офицер. Это и выдает с головой глупость сектантов. Грамотные историки прекрасно знают, что для беспорядка, царившего на фронте в конце июня-начале июля сорок первого, цензурных слов нет ни на каком языке.

Впрочем, кошмарные альтисторические измышления еще не самый ядовитый реликт войны...

* * *

— ... Война неотъемлемая часть политической борьбы. Мир сам по себе результат насилия и поддерживается насилием. Каждая граница каждого государства есть результат войны. В каждом углу центральной Европы мы встречаем захваты территории, не возвращенные по принадлежности, противоречащие стремлению народов к самоопределению.

— Док, ты как-то очень чеканно шпаришь. Из книжки? — Корнет, сопя, выкручивал "в горизонт" винтовые опоры стартового стола с одной стороны, доктор с другой. Доктор выпрямился, утер лоб и ответил:

— Точно. Свечин, "Стратегия". Вот почему его не публиковали раньше? Какой там Резун, куда там Исаеву! Четко все, по полочкам. И ведь это Свечин читал курс лекций Жукову, Тюленеву, Еременко. Да если бы вот я узнал Свечина в юности, да нам бы в школах на НВП эти лекции... Кто бы вообще принимал всерьез резуновские высеры! Эх, таки Мишка Япончик верно говорил: "Создавши секрет, не забудь его вовремя рассекретить."

Попрыгав и размяв спину, доктор вернулся к своей стороне стола. Крутя большие, нарочно под регулировку, гайки, пропыхтел:

— Ведь как у Свечина про все эти мелкосамодеятельные республики: "Ошибочно подсчитывать силы союза небольших государств, складывая цифры численности их армий. В пламени войны мелко наколотые государственные образования сгорают очень быстро. Их армии, способные держаться в поле немногие недели, суть авангарды, могущие лишь выиграть время для вмешательства больших держав." Вот почему Клемансо в Версальском договоре дробил Европу на мелочь, вот откуда желание разделить союз на много-много маленьких республик.

— Жаль, что греки не поверили Кассандре. Троя, может, и стояла бы поныне... Так, второй и шестой болты еще на два оборота выше.

— Есть второй и шестой — плюс два.

Корнет еще раз посмотрел на уровень, убедился, что пузырек строго в малом кругу, и тогда махнул рукой.

Симакадзе принесла ракету, надела направляющие кольца на пусковой стержень. Глянув на ракету, Корнет поморщился и сдержался с очевидным усилием, но все же сдержался.

Доктор осмотрелся. Старая летная полоса заросла буйными джунглями еще лет семь тому, когда случился "кризис глубины". Так что теперь пришлось расчистить кусты метров на пятьдесят.

— Пожалуй, не вспыхнет.

— Не вспыхнет, зеленка мокрей мокрого, — Симакадзе стряхнула с футболки налипшие листки и выпрямилась тоже, огладив короткую юбку, подтянув полосатые гетры. Доктор вздохнул, а Корнет пихнул его в бок:

— Нечего пялиться, у тебя своя есть.

— Это, научно выражаясь, рефлекс, — доктор улыбнулся извинительно:

— Невозможно не обращать внимания.

— Да ладно! — Симакадзе утерлась широкой салфеткой. — Я уже привыкла. Ну, пошли? Зря, что ли, я вчера весь день бункер копала?

И щелчком пальцев сожгла салфетку прямо в воздухе.

Корнет прикрепил электрозапал. Разматывая за собой пусковой кабель, отошел на край полосы, где Симакадзе вчера вырыла-таки защищенный пункт управления. Десять минут работы после доброго часа ворчания и уговоров.

— Ну ничего блиндажик, — с видом знатока доктор осматривался в бетонной яме, перекрытой бетонными же плитами со старой взлетки.

— Пока не пообещал, что Конго нажалуюсь, думала, что полем обойдемся, — наябедничал Корнет, но Симакадзе не обиделась. Доктор свой, ни язвить, ни высмеивать не станет.

— У Конго не забалуешь, — док согласно кивнул, по-хозяйски усевшись перед стереотрубой. В окулярах ракета выглядела вполне внушительно. Цилиндр, выкрашенный в черно-белую шахматную клетку для пущей видимости на снимках. Стабилизаторы, острый нос... Если бы доктор сам только что не устанавливал опорную плиту, нипочем бы не угадал, что цилиндр всего лишь в рост человека, а не девятиметровый, как настоящая "ФАУ".

— С другой стороны, где ты сейчас найдешь демократию? Столько раз воевали, что везде все структуры военные. Где не командиры, там флагманы.

Корнет проверил пульт, еще раз поморщился и еще раз решил не вмешиваться. Сказал:

— А и там, где есть, вся демократия сейчас от слова "demo". В смысле, немного погонял пробный экземпляр, и хорош.

Девушка поглядела на Корнета — тот поднял правую руку: "пульт готов". Доктор буркнул:

— Кстати, Сима-тян, хочешь подлинную молитву настоящего демократического космонавта? Купер, кажется.

— Еще бы, такой повод! — Симакадзе облизнулась. — Мой первый самостоятельный запуск. Ладно там наноматериал, самонаведение, это любая сможет. А тут все руками, ну только бункер мне ремботы копали, но все остальное честно я сама! Как у Цандера, Оберта и Королева!

Отвернувшись от стереотрубы, доктор улыбнулся тоже:

— Правильный там у вас экзамен, я считаю. А то все в космос ринулись, а там с вами никто шутить не станет. Понимать всю механику, руками пройти от и до — великое дело! Ну вот, слушай...

Доктор вознес правую руку почти в низкий бетонный потолок и прочитал несколько нараспев, явно по памяти:

— Помоги нам успешно закончить этот полет. Помоги нам в наших будущих космических делах, чтобы мы могли показать миру, что демократия может соревноваться и все же делать все правильно...

Корнет судорожно закашлял в локоть, подавляя смешок. Доктор, не обинуясь, читал дальше:

— ... Может вести исследования и разработки и может проводить разные научные и высокотехнологические программы в совершенно мирной обстановке. Пребудь с нашими семьями, направь их и вдохнови, и дай им знать, что все пройдет о’кей. Уповаем на имя Твое. Аминь!

Симакадзе взяла второй бинокль и, напевая:

— Карамель, карамель, ша-а-ашечка! Дву-у-ухсоста-авушка, весело горит! — жестом приказала Корнету начинать.

Корнет очередной раз покачал головой, но все же вдавил широкий "грибок" электрозапала.

Под ракетой чихнуло, пыхнуло белым, резануло ярко-желтым, светящимся даже в гавайском солнышке. А потом на месте ракеты как-то вдруг возник огненный шар. Не то, чтобы клубился, надувался или еще как появлялся в развитии — просто возник мгновенно, как включили.

Потом в амбразуры дунуло пылью и мусором, потом по ушам ударило как бы громадным полотенцем — но все это Корнет и доктор слушали уже, присев на пол бункера. Симакадзе поставила поле Клейна, для аватары Тумана слабый взрыв на большом удалении семечки. Так что не пострадал никто.

Кроме настроения Симакадзе.

— Как же... Как же так! Мы же все сделали по рецептуре!

Корнет подошел к девушке, обнял и крепко поцеловал:

— Поздравляю! Взрыв на старте — важнейший этап любой ракетной программы.

Симакадзе всхлипнула:

— Но почему?

— Ты в топливной шашке центральный канал ведь поленилась формовать?

— Не поленилась. Для чего канал, я знаю, читала же. Но я же Туман! Точность изготовления несравнимо выше, состав шашки строго гомогенный. По расчету, скорость горения стабилизируется и без канала...

— Так то по расчету. — Корнет разгладил волосы, вздрагивающие плечики, худенькие лопатки. — А на практике, это я из опыта говорю, то смесь пересушена, то из воздуха много влаги взяла, то и совсем уже стекловаться начала. Без центрального канала никак нельзя. Сколько с ним наши накувыркались еще до Второй Мировой... Ну и вот, сейчас оно толком загореться не успело. Сразу растрескалось и долбануло.

— А если ты знал, то чего сразу не сказал? Издеваешься?

— Тренирую.

— Ну и в чем разница?

— Издеваются для удовольствия или бесцельно. А у меня четкая цель. Пусть лучше у тебя модель на старте взорвется, но хоть запомнишь, что в нашем деле мелочей нет.

— Лучше чем что?

— А то сама не догадалась. Лучше, чем если настоящее что-то грохнется.

— Но я же все рассчитала! Простой торцевой заряд, параллельные поверхности, равномерная тяга! Что не так?

Корнет и доктор, переглянувшись, только рассмеялись.

Девушка, утеревшись еще одной салфеткой, тяжело вздохнула:

— Ну ладно, пусти. Схожу поищу головную часть с приборами. Я там камеру поставила, думала, ролик выложу.

— Выложи. Так даже лучше: видно, что реально сама делала и ошиблась, а не по книжке запускала кем-то вылизанную игрушку из магазинного набора.

— Хм! — Симакадзе подпрыгнула на месте, стукнулась о низкий потолок и выбежала искать улетевший в джунгли оголовок.

Доктор и Корнет вышли на обугленную взлетку. Толстая металлическая плита стартового стола уцелела, только направляющий штырь согнуло винтом.

— Симакадзе в космос, а ты куда?

Корнет со скрипом почесал затылок:

— Домой несколько раз ездил. Странные ощущения. Вроде бы и пытаюсь вести себя, как всегда — и все равно не верит никто. Все говорят, на крайняк очень громко думают: "Ну да, как же! Вы же там!"

Корнет хмыкнул: