— Так… побольше разлёт, мощность на полную, дульная энергия… — бормотал Эрвин. — На! Готово!
— Может, лучше ты сам?
— Ни хрена, сам схватил — сам расхлёбывай! Давай в самую гущу! На одиннадцать часов, видел?
— Да, видел! — кивнул я.
— По моей команде! На три! Раз… два… — пол вздрогнул, на меня упало несколько плиток с подвесного потолка. — Три!..
Сердце пропустило удар. Я рванулся изо всех сил так, словно собирался бежать спринтерскую дистанцию. Приклад уперся в плечо, я, как и говорил Эрвин, навёл ствол на укрытие, за которым прятались остатки спецназовцев, и нажал на спуск.
В нос ударил запах озона, сетчатку опалила ослепительная вспышка, а шумоподавление не смогло уберечь мои уши от оглушительного треска — будто порвались гигантские штаны.
Винтовка взбрыкнула, как бык на родео, невиданная сила врезала мне по плечу. Мир завращался с бешеной скоростью, все чувства исчезли — их заслонила нестерпимая боль.
Когда вращение закончилось, я осознал себя лежащим на полу в куче поломанной мебели и разбитой оргтехники. Эрвин стоял в полный рост и куда-то целился, но я никак не мог понять, куда и где я вообще нахожусь. Лишь спустя секунду пришло понимание, что после моего выстрела дизайн офиса кардинально поменялся и знакомые ориентиры исчезли: я выискивал глазами укрепление, за которым прятались нападавшие, но его больше не существовало. Как и нескольких стен, оконного стекла и куска несущей колонны. Бетон спекся в чёрную массу, гипс исчез, а стекло тянулось вниз длинными каплями. Сквозь офис «Эстафеты» будто проложили туннель для грузовиков.
— Юху-у! — мой напарник издал боевой клич и бросился в атаку, поливая из пулемёта уцелевших.
Я попытался подняться, но взвыл — вся правая половина тела от плеча до бедра ощущалась как один раскалённый пульсирующий шар боли, которую мой мозг безуспешно старался заглушить программно.
Всё, что происходило позже, я почти не осознавал — как будто в моей голове меняли слайды, между которыми не было ничего, кроме темноты и белого шума.
Эрвин возвращается, скалится мне в лицо, дышит трупным запахом, шепчет: «Жив, зараза! Жив!» и взваливает на плечо.
Бежит к выходу со мной на плече. Я болтаюсь и кричу — каждое сотрясение отдаётся болью во всём теле, нейроны раскаляются и кипят. В офисе сущий хаос: ветер носит пыль, бумаги, пакеты и мелкие обломки. За окном зависла коричнево-жёлтая туша вертолёта.
Вот я уже валяюсь в фургоне. Эрвин неплотно закрывает дверь, и она распахивается, когда мы движемся вверх, к выезду с парковки. Я тупо смотрю на то, как за нами бежит голая окровавленная Гомес, поливает Эрвина ругательствами и требует остановиться, а из лифта за её спиной выскакивают чёрные фигуры.
Следующее озарение — в фургоне светло. Я сижу, прислонившись спиной к холодильнику для мороженого, и стреляю в Эрвина из револьвера. Постоянно промахиваюсь и ору, скаут хохочет. Понимание того, что ствол кривой и я всё время целился не туда, приходит вместе со щелчком курка — патронов не осталось.
И последнее, после которого наступила темнота, — меня мотает по фургону из стороны в сторону. Двери хлопают во время маневров, но не закрываются. Справа от меня — заполненное машинами бесконечное поле асфальта, полосатое, словно зебра, из-за длинных чёрных теней.
— Только дайте оторваться, сукины дети, только дайте!.. — орёт мой напарник. — Уроды! Кидалы! — Ох и натянем же мы их, Маки! Ох и натянем!..
19.
Укол.
— Он пошевелился?..
— Нет, это просто спазм.
— Но я видел, что он пошевелился!
— Вы мешаете!.. Ещё один.
Укол.
— Господи, сколько же в нём железа-то?..
Всхлипывание:
— О, поверьте, док, много. Мой папаша всякое повидал.
— Да уж, я заметил. Но чтобы столько…
Всхлипывание повторяется:
— Аварии. Затем рак. Мы еле спасли его. Я не переживу, если потеряю отца, док, помогите!
— Всё будет в порядке. Инъекция наномашин номер четыре! Давай.
Укол.
— В этот раз он точно пошевелился!
— Да, показатели поменялись. Кажется, мы его запустили.
— Это отлично, док. Вы просто волшебник. А знаете что? Сделайте ещё парочку. Один для регенерации, один с наномашинами.
— В этом нет нужды. Вашему отцу больше ничто не угрожает. Этих инъекций достаточно для...
— Док. У кого здесь пулемёт?
— У вас, — в голосе послышалось неудовольствие.
— Два укола. Пожалуйста.
— Хорошо-хорошо. Но лишний укол регенеративной сыворотки может вызвать изменения в генн…
Вздох.
— Хорошо-хорошо.
Укол.
Второй.
— Всё? Этого хватит
— Нет. Сейчас я ещё посмотрю, что можно прихватить.
— Боюсь, нет времени. Я вызвал полицию, вы видели
— Да. Но давай начистоту. Клиника у тебя маленькая. Даже не клиника — так, круглосуточный кабинет. Вряд ли ты платишь полиции больше самого минимального тарифа. И вот представь себя на месте копа: тебе поступает сообщение, что на какого-то жмота напал чувак с грёбаным пулемётом. Как долго ты будешь допивать кофе и доедать пончики, прежде чем поедешь на вызов?..
Короткая пауза.
— Да, вы правы. Берите что нужно. Ваш отец скоро придёт в норму.
— Док.
— Да?
— Он не мой отец. Я тебе солгал.
— Но зачем? — удивление. — Я и так бы оказал ему помощь. У вас же… пулемёт.
— Потому что при помощи пулемёта и доброго слова, док, можно добиться намного больше, чем при помощи… чего? А?
— ...Одного доброго слова.
— Ну, логически проистекает «одного пулемёта», но так тоже верно. У меня остался последний вопрос.
— Да? Что такое?
— Как давно ты делал ринопластику?
Я лежал, прислушиваясь к ощущениям, и не открывал глаза: хотел сполна насладиться моментами полного спокойствия. Правое плечо, рука, рёбра и часть грудины потихоньку начали зудеть: наномашины пришли в действие. Затем бросило в пот и стало жарко — это уже сыворотка. В левом предплечье мешался какой-то инородный предмет — видимо, катетер.
Система анализа крови как обычно сначала зависла, потом предложила установить новый драйвер и лишь после этого, поразмыслив, вывела список веществ, которые в меня вливали. Физраствор, витамины, железо, белки, глюкоза… Ничего страшного, обычный лечебный коктейль, стройматериалы для наномашин. Они заберут из крови лишнее и перенесут вещества туда, куда нужно. Прекрасно. Пусть работают, а я пока отдохну. Давненько так удобно не лежал. Ещё бы в нос не бил типичный стерильный запах больницы...
Пока Эрвин уговаривал доктора отдать ему нос и какие-то медикаменты в придачу, я чуть не задремал. Этого не дал сделать только сильный зуд в повреждённых местах.
Интересно, что я был удивительно спокоен, до полной безмятежности. Да, Эрвин — предатель и сволочь. Да, я — соучастник ограбления клиники. Да, за мной охотятся какие-то странные ребята, непременно желающие получить меня живым. Может, корпорации, а может и нет — чёрт их разберёт. Хотя, если учесть, что у них есть собственный вертолёт, из которого они не постеснялись среди бела дня расстрелять офисный центр… Но мне в любом случае было наплевать.
Лежать с закрытыми глазами в то время, как твоё тело приводят в порядок миллиарды роботов, — это здорово смахивало на долгожданные положительные изменения в жизни. Прекрасное забытое чувство. Но, к сожалению, недолгое.
— Хорош притворяться, — под рёбра ткнулся жёсткий палец, и я ойкнул. — Вставай, я видел, что ты в сознании.
— Мудак, — лениво ответил я после сладкого зевка. В глаза ударил яркий белый свет, и, проморгавшись, я сумел разобрать обстановку небольшого кабинета. Всё белое, углы как будто смазаны. Над операционным столом грозно нависают гибкие щупальца, увенчанные иглами, зажимами, лезвиями, свёрлами и чуть ли не циркулярными пилами.
— Поднимайся! — прикрикнул Эрвин, который ходил кругами и осматривал содержимое навесных шкафчиков, комодов и полок. За письменным столом сидел недовольный темноволосый мужчина с ухоженной короткой бородой. Он выглядел бы очень презентабельно, если б не пустой блестящий разъём в центре лица. На столешнице, помимо всяких медицинских штук, валялся грязный чёрный нос Эрвина, на который врач брезгливо косился. — Ты слышишь? Вставай, говорю.
— Ну ма-ам, — протянул я. — Ещё пять минуточек.
Скаут хохотнул.
— Пора идти. Мы и так слишком злоупотребили гостеприимством доктора.
Тот недовольно зыркнул на Эрвина, но промолчал.
— Что ж, — какие-то ампулы перекочевали из шкафчика в карман брюк скаута. — Большое спасибо. Вы спасли моего отца, и мы обязательно с вами расплатимся позднее.
— Вы же говорили, что соврали насчёт отца, — гнусаво проговорил док.
— Ага, — просиял мой бывший подчинённый. — Я и насчёт оплаты соврал. Счастливо!..
Мы вывалились в душную темноту, покалеченную синим неоном.
Многострадальный фургон мороженщика, усеянный дырками от пуль, ожидал на тротуаре. На красный пожарный гидрант рядом с ним мочилась облезлая бродячая шавка.
На противоположной стороне улицы тёмные и неразличимые человеческие силуэты исчезали в дверях кинотеатра, возле которых крутилась здоровенная трёхмерная афиша: судя по ракете и скафандрам на актёрах, какие-то космические приключения.
— Маки, не тормози, — Эрвин обошёл фургон и кивнул на пассажирское сиденье.
Но я тормозил. Стоял, с наслаждением вдыхал привычно омерзительный воздух Корпа, слушал гомон голосов, фырчание проезжавших мимо машин и какую-то дурацкую музыку, принесённую порывами ветра, — и тормозил как только мог. Плечо и рука безумно чесались, а тело начала колотить болезненная дрожь из-за поднявшейся температуры, но я чувствовал себя так хорошо и так не хотел возвращаться обратно в безумный мир Эрвина, что даже сделать один-единственный шаг был не в силах.
— Эй! Ты в порядке? — нахмурился скаут.
— В полном. Я в полном порядке.
Мимо прошла парочка малолетних панков в драных шмотках, обвитых неоновыми лентами. Подростки настороженно покосились на пулемёт в руках Эрвина и ускорились.
— Так иди сюда.
В горле пересохло, а во рту как будто нагадило какое-то большое животное. Чёртова текила.
— Нет уж, — выдавил я и повернулся. — Хрен тебе. Я ухожу.
— Что? Уходишь? А ну стой, — ощерился предатель, направляя на меня Пигги. — Я тебя никуда не отпускал.
— Совсем меня за идиота держишь? — я без труда разглядел, что короб пулемёта пустовал, а лента и вовсе не вставлена в приёмник.
— Да, — оскал ненадолго превратился в усмешку. — Садись, Маки, не будь ослом. Вдвоём мы нагнём их.
Я замотал головой:
— Не верю. Ни единому слову.
— Просто подойди и сядь в грёбаную тачку! — лицо Эрвина окаменело, а концентрированной яростью во взгляде можно было толкать машины.
— Заставь меня! — я широко развёл руки и поманил напарника невероятно глупым и пафосным движением ладоней.
Ком раскалённой ярости набросился на меня и попытался сбить с ног, но я устоял. Скаут решил пройти в ноги, но прогадал — и его шея угодила в замок. Я орал какие-то ругательства и колотил Эрвина по спине изо всех сил, отчаянно желая превратить бывшего напарника в один большой блин. Удары срывали одежду и тонкий слой плоти, обнажали металлический каркас и гулко бумкали, будто я дубасил по пустой цистерне.
Неожиданно я оторвался от земли и полетел — правда, не вверх, а назад. Полёт оказался недолгим и оборвался, когда кирпичная стена шандарахнула меня по спине и уколола десятками игл, а во все стороны брызнули осколки неоновых трубок. Эрвин подскочил и принялся, крича, лупить меня под дых.
Больно. Очень. До темноты в глазах и животных воплей.
Но вовсе не смертельно: моё железо не уступало в прочности тому, что носил в себе Эрвин.
Как это обычно и бывает, вокруг нас собралась небольшая толпа зевак, которые восторженно таращились с безопасного расстояния и фиксировали каждое наше движение, каждый удар и каждую пролитую каплю крови. Не пройдёт и минуты, как видео окажется в сети. Избиение прекратилось, хватка Эрвина ослабла.
— Найдём другое место, — он обернулся и швырнул в толпу подобранную пивную бутылку. Люди сделали несколько шагов назад, но секунду спустя вновь приблизились — пугающе безразличные, прикованные к изображению с камер в их глазах. Заснять что-то — верный способ отгородиться от реальности. Человек не ждёт опасности от экрана его собственного устройства, и поэтому съёмка создаёт иллюзию того, что мир надёжно заперт и не представляет никакой угрозы. Думаю, даже если бы мы с Эрвином накинулись на операторов и начали рвать их голыми руками, остальные лишь отошли бы подальше, чтобы захватить более удачный ракурс.
Мы добежали до машины, Эрвин тут же дал по газам, и фургон тронулся, заскрипев и затрещав по всем швам.
И чего он так всполошился? Засвет на видео стал бы причиной для беспокойства лет сорок назад, а сейчас, когда подобного контента в сети был целый океан, можно вообще не обращать внимания. Жизненный цикл таких штук очень короткий: съёмка, публикация, автор, поймавший минуту славы и онанирующий на лайки, шеры и комментарии, — и забвение спустя сутки.
Карта показала, что недалеко есть небольшой пустырь с парковкой, и мы направились туда, сохраняя напряжённое молчание. Разбитая дорога, тёмные административные здания, редкие прохожие.
На спину нельзя было облокотиться из-за застрявших в ней осколков стекла, а жуткий зуд распространился на живот и другие раненые места. Хорошо, что сыворотка пока действует.
— Приехали, — Эрвин припарковался, хрустнул ручник, и мой бывший напарник выбрался, прихватив с собой Пигги. Я последовал за ним, забрав револьвер Нгуту.
Над нами монотонно шумела очередная то ли трасса, то ли городская улица, которая держалась на здоровенных бетонных сваях. Сверху капало нечто, собиравшееся в вонючие лужи. Единственный свет, который сюда проникал, — пара белых фонарей вдалеке и неисправная вывеска «Кебаб».
Бледные блики на одинаково чёрных в темноте автомобильных крышах.
— Итак, — начал Эрвин. — Ты говорил, что собираешься уйти.
— Может, сразу перейдём к мордобою? — устало поинтересовался я. Самочувствие было хуже некуда, голова не соображала, не было никакого желания ещё и спорить, убеждать, подбирать правильные слова...
— Нет уж, я хочу знать! — настоял скаут. — Что вообще происходит?
— А ты не понимаешь? — вяло изумился я. — Нет, серьёзно? Ты же, блядь, продал меня!
— Ай, прекрати, — отмахнулся напарник. — Это хитрый план, неужто до тебя не дошло?
Я помотал головой:
— Ну вот и хитри дальше сам с собой. А с меня хватит.
— Почему?! — возопил Эрвин, и его вопрос прокатился под сводами гулким эхом. — Почему я каждый раз должен слушать всё это дерьмо? Почему я каждый раз должен тебя убеждать, что нам надо держаться вместе? Почему?
— Вот и не слушай, — пожатие плечами выстрелило острой болью во всей правой стороне тела. — И не убеждай.
— Маки, если ты уйдёшь, богом клянусь, я…
