Днем нескольких туземцев видели на берегу, они с удивлением созерцали корабли, но когда лодки приблизились к берегу, скрылись в лесу. Несколько женщин пришли к испанцам искать убежища, их захватили в плен на других островах. Колумб велел дать им в качестве украшений колокольчики, бусы, бисер и послал их на берег в надежде привлечь на судно мужчин. Вскоре женщины вернулись к лодкам уже без украшений и принялись умолять, чтобы их взяли на борт корабля. Адмирал узнал от них, что мужчин на острове почти не осталось, ибо местный вождь отправил незадолго до того десять каноэ и три тысячи воинов в военный поход. Пока мужчины не вернулись, женщины оставались защищать их земли от завоевателей. Они искусно стреляли из лука, обладали не меньшей воинственностью, чем их мужья, и почти равнялись с ними силой и бесстрашием.
Продолжительное отсутствие заблудившихся моряков чрезвычайно смущало Колумба. Ему не терпелось добраться до Эспанъолы, но он не хотел уплывать с острова, пока еще оставалась вероятность того, что его товарищи живы и могут вернуться. В этих обстоятельствах Алонсо де Охеда, юный кавалер, о выходке которого на колокольне Севильского собора мы рассказывали, вызвался обшарить остров, взяв с собой сорок человек. Они ушли, и пока их не было, экипажи запаслись дровами и водой, а некоторым матросам Колумб разрешил высадиться на берег, чтобы постирать одежду и немного развлечься.
Охеда и его спутники зашли далеко в глубь острова, стреляя из аркебуз и трубя в рожки, спускались в долины, поднимались на горы и стояли у края пропастей, но им отвечало лишь эхо. Роскошные, густые тропические заросли были почти непроходимы, и вдобавок испанцам пришлось пересечь вброд множество речек или, может быть, многочисленных излучин одной и той же извилистой реки. Остров отличался неслыханным природным изобилием. В лесах росло огромное количество ароматических деревьев и кустов, Охеде даже показалось, что там пахло камедью и пряностями. В дуплах и расселинах скал испанцы обнаружили мед; фруктов тоже было вдоволь; если верить Петеру Мартиру, то карибы привозили с далеких островов, которые подвергались их опустошительным набегам, всевозможные семена и клубни растений.
Охеда возвратился с пустыми руками, ему ничего не удалось узнать о пропавших моряках. Они отсутствовали уже несколько дней. Испанцы решили, что их товарищи сгинули без следа, и флотилия уже намеревалась двинуться дальше, когда, ко всеобщей радости, пропавшие появились на берегу и принялись махать кораблям. Бедняг подняли на борт, и по их осунувшимся, изможденным лицам сразу стало понятно, сколько невзгод они претерпели. Несколько дней пропавшие моряки плутали в непроходимой чаще, такой густой, что туда почти не проникал солнечный свет. Они карабкались на скалы, вброд переходили реки, продирались сквозь колючие кусты и заросли. Моряки поопытней залезали на деревья, пытаясь сориентироваться по звездам, но раскидистые ветви и густая листва полностью закрывали небо. Их обуял ужас, они боялись, что Адмирал, сочтя их погибшими, уплывет, а они останутся в глуши, навеки отрезанные от дома и от цивилизации. В конце концов, уже впадая в отчаяние, они выбрались на берег моря и спустя какое-то время возликовали, различив вдалеке флотилию, спокойно стоявшую на якоре. Моряки привели с собой несколько индейских женщин и детей; однако, блуждая по лесам, они не встретили ни одного мужчины, ибо как уже говорилось, большая часть воинов, к счастью, ушла в поход.
Колумб обрадовался их возвращению, но несмотря на это и на то, что моряки и так уже изрядно натерпелись, он посадил капитана под арест и урезал всем провинившимся рацион за самовольную отлучку с корабля, ибо в чрезвычайных обстоятельствах считал необходимым наказывать за малейшее нарушение дисциплины.
Глава 3
Исследование Карибских островов
(1493)
Десятого ноября Колумб поднял якорь и направился вдоль прекрасного архипелага на северо-запад, давая имена островам, выраставшим на его пути; так получили название Монсеррат, Санта-Мария-ла-Редонда, Санта-Мария-ла-Антигуа и Сан-Мартин. На севере, юго-западе и юго-востоке виднелось еще несколько островов, гористых и изобиловавших лесами, но Колумб воздержался от их посещения. Поскольку море беспокоилось, Адмирал пришвартовался четырнадцатого ноября к острову, который индейцы именовали Айай, однако сам Колумб окрестил его Санта-Крус. Он выслал на берег шлюпку с довольно многочисленным отрядом солдат: за водой и на разведку. Мужчин в селении не оказалось, но испанцам удалось захватить несколько женщин и детей, в основном, пленников с других островов. Вскоре Колумб и его спутники смогли убедиться в храбрости и свирепости карибов. Осматривая деревню, они заметили каноэ, приплывшие с дальнего конца острова. Каноэ обогнули мыс и вдруг очутились неподалеку от испанских кораблей. Индейцы, сидевшие в каноэ, в том числе и две женщины, в немом изумлении воззрились на корабли и настолько отрешились от происходящего, что шлюпке удалось незаметно подойти к ним совсем близко. Индейцы схватились за весла, пытаясь удрать, но шлюпка преграждала им дорогу, отрезая от суши. Тогда они потянулись за луками и молниеносно обрушили на врагов град стрел. Испанцы прикрывались щитами, но двоих вскоре ранило. Женщины сражались не менее неистово, чем мужчины, и одна из них с такой силой натягивала тетиву, что ее стрела пробивала щит насквозь.
Испанцы направили свою шлюпку прямо на каноэ и перевернули его; некоторые дикари залезли на скалы, торчавшие из воды, другие поплыли к берегу, стреляя при этом так проворно, как будто бы они стояли на суше. Захватить их в плен оказалось чрезвычайно трудно. Одного индейца пронзили копьем, и он умер вскорости после того, как его привезли на корабль. Одна из женщин, судя по почтительному к ней отношению, была королевой племени. Ее сопровождал сын, юноша крепкого телосложения, с насупленными бровями и свирепым лицом. В стычке его ранили. Дикари носили длинные распущенные волосы. Они обводили глаза краской, чтобы придать им устрашающий вид, а мускулистые части рук и ног обматывали сверху и снизу хлопчатобумажными лентами, так что мускулы непропорционально увеличивались; этот обычай встречается у целого ряда племен Нового Света. Даже закованные в цепи, будучи во власти врагов, пленники сохраняли грозное выражение лиц и держались вызывающе. Петер Мартир, частенько ходивший посмотреть на них в Испании, говорит, ссылаясь на свои впечатления и мнение сопровождавших его людей, что вид дикарей внушал ужас, настолько он был воинствен и свидетельствовал об опасности. Чувство это, без сомнения, в значительной мере подкреплялось сознанием того, что привезенные индейцы — каннибалы. По словам уже упомянутых авторов, индейцы использовали в стычке отравленные стрелы, и испанец, раненный индианкой, через несколько дней умер.
Колумб двинулся дальше и скоро заметил большое скопление островов; зеленых и лесистых среди них оказалось мало. В основном высились голые, бесплодные скалы лазурного или ослепительно белого цвета. Адмирал, отличавшийся живостью воображения, решил, что они богаты драгоценными металлами и камнями. Острова располагались тесно; волны яростно бились в узких проливах меж ними, и большим кораблям туда соваться было опасно. Колумб послал на разведку маленькую каравеллу, и она вернулась с донесением, что впереди около пятидесяти, по всему судя, необитаемых островов. Самый крупный из них Колумб назвал Санта-Урсула, а другой окрестил Одиннадцать Тысяч Дев.
Продолжая путь, корабли однажды вечером увидели большой остров с удобными бухтами, покрытый прекрасными лесами. Туземцы звали его Борикем. Адмирал назвал остров в честь св. Иоанна Крестителя, а теперь он зовется Пуэрто-Рико. То была родина большинства пленников, искавших на испанских кораблях убежища от карибов. Они рассказывали о том, что их земли плодородны, густо населены и управляются одним касиком. Жители путешествовать не любили, поэтому каноэ на острове было раз, два — и обчелся. Островитяне часто подвергались набегам карибов, своих заклятых врагов. Поэтому, дабы защитить себя, они овладели искусством стрельбы из лука и отвечали каннибалам жестокостью на жестокость — в отместку поедали пленников.
Корабли целый день шли вдоль прекрасных берегов острова и, наконец, стали на якорь в западном заливе, изобиловавшем рыбой. Высадившись на сушу, испанцы обнаружили типичное индейское поселение; хижины стояли вокруг площади, напоминавшей рыночную, на которой красовался один большой и крепкий дом. К морю вела широкая дорога, с обеих сторон огороженная забором из плетеного камыша, за которым раскинулись плодоносные сады. В конце дороги индейцы соорудили из тростника террасу или бельведер, нависавший над водой. Все было сделано со скромным изяществом и выдумкой, совсем нехарактерными для поселений туземцев: видимо, тут жил какой-то очень могущественный вождь. В селении, однако, царила тишина, оно казалось заброшенным. За время своего пребывания там испанцы не обнаружили ни одного человека. Узнав о приближении отряда чужеземцев, все индейцы куда-то попрятались. Проведя на острове два дня, Колумб снялся с якоря и направился к Эспаньоле. Так закончилось путешествие Колумба к Карибским островам, населенным свирепыми дикарями, рассказы о которых вызвали живейшее любопытство в просвещенной Европе и помогли прояснить один из темных и запутанных вопросов, касающихся изъянов человеческой природы. Петер Мартир в письме к Помпонио Лето с ужасающей торжественностью заявляет: "Истории лестригонов и Полифема, питавшихся человечьим мясом, более не кажутся сказками! Внимательно, но осторожно изучи сей вопрос, иначе волосы встанут дыбом от ужаса!"
Весьма вероятно, что на рассказы о необычайном племени людоедов повлиял страх, который испытывали перед карибами другие индейцы, и предрассудки испанцев. Первых карибы всегда терроризировали, а для вторых были отважными, упорными противниками. К утверждениям об их каннибализме следует относиться очень осторожно, со скидкой на неточности и небрежности в описаниях мореплавателей и на предвзятые представления о дикарях, характерные для испанцев. Среди многих островитян и прочих жителей Нового Света существовал обычай хранить останки родственников и друзей, иногда и весь труп, иногда только голову или прочие части тела, высушенные над огнем; порой индейцы сохраняли лишь кости предков. Когда останки находили в жилищах индейцев Эспаньолы, которых не подозревали в дурных наклонностях, это безошибочно воспринималось как память об усопших, дань любви или уважения, но части человеческих тел, обнаруженные в карибских поселениях, воспринимались с ужасом как прямые доказательства каннибализма.
Воинственный и непокорный характер этих людей, столь отличный от нрава малодушных соседей, широкий размах их военных походов и странствий, роднивший карибов с кочевыми племенами Старого Света, привлекали внимание. Карибов с пеленок обучали воевать. Едва дети начинали ходить, бесстрашные матери давали им лук и стрелы, чтобы их чада сызмальства принимали участие в дерзких вылазках отцов. Дальние плавание приучали карибов к наблюдательности и развивали их ум. Туземцы, обитавшие на других островах, умели лишь определить время дня или ночи, ориентируясь по солнцу или луне, а карибы знала уже кое-что о звездах, по которым определяли часы суток и времена года.
Традиционные представления о происхождении карибов, разумеется, весьма расплывчаты, однако они в значительной мере подтверждаются географическими данными и дают пищу для размышлений; то же можно сказать и о многих других вещах, связанных с Новым Светом. Вроде бы карибы пришли сюда из далеких долин в Аппалачских горах. По свидетельствам первых очевидцев, они не расставались с оружием и вели постоянные войны, прокладывая себе путь в незнакомые земли; карибы селились все дальше и дальше от своей бывшей родины, пока с течением времени не оказались на побережье Флориды. Затем, покинув Северную Америку, они перебрались на Лукайо, потом мало-помалу освоили острова, длинной зеленой цепью соединявшие Флориду с Парией в Южной Америке. Архипелаг, простиравшийся от Пуэрто-Рико до Тобаго, служил им оплотом, а остров Гваделупа — своего рода цитаделью. Оттуда они отправлялись в походы, наводя ужас на окрестные племена. Они толпами высаживались на южноамериканском континенте и частично завоевали его. Следы карибов обнаружены очень далеко от побережья, в тех краях, где течет река Ориноко. Датчане наткнулись на карибские поселения на берегах Икоутеки, впадающей в Суринам, на Эскиби, Марони и прочих реках Гайаны, а также на извилистых речках, огибающих гору Кайенна; похоже, они добрались до берегов южного океана, ибо там, среди индейцев Бразилии, встречаются племена, называющие себя карибу и отличающиеся смелостью, хитростью и предприимчивостью.
Если бы кто-нибудь взялся проследить за перемещением этого кочевого народа, пришедшего с Аппалачей в Северную Америку, затем переселившегося на многочисленные острова, разбросанные по Мексиканскому заливу и Карибскому морю до берегов Парии, а оттуда перебравшегося по просторам Гайаны и через дебри Амазонки на далекое бразильское побережье, это было бы одно из самых интересных исследований истории индейцев, которое пролило бы свет на многие таинственные вопросы, касающиеся народов Америки.
Глава 4
Прибытие в бухту Ла-Навидад. Несчастье в крепости
(1493)
Двадцать второго ноября моряки увидели землю, в которой вскоре признали восточный берег Гаити или, как окрестил остров Адмирал, Эспаньолы. Величайшее волнение овладело экспедицией при мысли о скором конце пути. Те, кто уже побывал тут в прошлый раз, вспоминали приятные дни, проведенные в гаитанских рощах, а остальные радостно предвкушали восхитительные картины, навеянные фантазиями о Золотом веке.
Пока корабли дрейфовали у зеленых берегов, Колумб послал шлюпку, чтобы похоронить моряка-бискайца, раненного стрелой в последней стычке с индейцами. Две легкие каравеллы покачивались на волнах у берега, охраняя экипаж шлюпки все время, пока на пляже под деревьями длилась траурная церемония. Несколько туземцев подплыло к кораблю с посланием Адмиралу от касика, жившего по соседству: тот приглашал испанцев к себе и обещал много золота. Однако Колумб, которому не терпелось поскорее добраться до Навидад, отправил касику ответные дары и продолжил путь. Приплыв в Залив Стрел или, как его теперь называют, Саманский залив (где в предыдущем путешествии ему пришлось сразиться с туземцами), он высадил на берег одного из местных индейцев, сопровождавшего его в Испанию и обращенного в христианство. Колумб нарядил его в красивую одежду, дал с собой множество безделушек, предвкушая благотворный эффект, который, по его мнению, должны были произвести на туземцев рассказы молодого человека об увиденных чудесах и добром обращении испанцев. Юноша-индеец наобещал Колумбу с три короба, но то ли забыл о своих обещаниях, вновь обретя свободу и вернувшись в родные горы, то ли пал жертвой соотечественников, позавидовавших его богатству и пышному одеянию. Никто его больше не видел и никаких известий о нем не поступало. Теперь на кораблях оставался лишь один индеец из тех, что побывали в Испании: юный лукаец с острова Гуанахани, принявший крещение в Барселоне и нареченный в честь брата Адмирала Диего. Он всегда оставался верен испанцам.
