Молотов быстро пробежал глазами текст, подписанный Рузвельтом. Даааа.., документ убойной силы! Особенно если есть все конкретные факты. Он попытался себе представить. Но тут даже прогнозировать затруднительно. Импичмент или смерть Рузвельта — это даже не цветочки. Это так, пыльца на цветке. Ягодки будут намного ядовитей. Может дойти даже до выхода Америки из войны, пусть даже временного, пока американская элита и финансовые тузы не успокоят оппозицию и собственное население. Между прочим есть вариант, что большая часть американских вложений в эту войну окажутся обесцененными, и денежные мешки не получат никакой прибыли, а только убытки и тюремный срок. Ведь и СССР и даже Британия могут в какой-то момент просто отказаться платить по долгам Америке на вполне себе законных основаниях... Но Молотов все-таки задал иной вопрос:

— Я все равно не понимаю, зачем нам делать поставки врагу? Захотелось перцу под хвост янки подсыпать?

Данное возражение Верховному явно не понравилось. Что-то в его глазах сразу изменилось. Он даже подался вперед за своим столом.

— Товарищ Молотов, можно подумать ты не знаешь, на чьи деньги пришел к власти Гитлер? Или может ты не знаешь, на чьи деньги Германия восстала из разрухи и завоевала всю Европу? Или тебе напомнить, что американские корпорации продолжают торговать с Гитлером даже несмотря на то, что американские войска уже в Италии и Франции? А может ты не знаешь, что контролируемые американцами немецкие заводы выпускают моторы, автомобили, сталь, электротехнику, танки и многое другое? И все это воюет против нас. Меж тем немецкие подводники, наводившие ужас на моряков союзников в Атлантике, насколько мне известно, до сих пор упорно не замечают в море танкеры "Стандарт Ойл", а вся дальняя бомбардировочная авиация союзников до недавнего времени старательно не замечала германские заводы и прочие объекты, в которых американские и английские финансовые тузы имеют большие, а то и контрольные пакеты акций.

— Зачем ты это мне говоришь? — не сдавался Вячеслав Михайлович. — Но мы не в том положении даже сейчас, чтобы вступать в конфронтацию с Америкой... Если б не этот документ...

Сталин откинулся на спинку стула.

— Я подозревал, что ты будешь против, но не думал, что ты настолько узко мыслишь. Да, немного посчитаться с американцами очень и очень хочется. Это именно они взрастили Гитлера, а потом развязали эту Мировую войну. И уже на второй подряд мировой войне делают свой кровавый бизнес, намереваясь после этого подмять под себя весь мир включая нас и Британскую Империю. Но уколоть булавкой слона — это слишком мелко и не стоит того, если б не одно "НО". Ты ведь знаешь, что к началу этого года мы истратили все свои запасы стратегических материалов, накопленные до войны. Это несмотря на строжайшую экономию вольфрама, молибдена, меди, олова, каучука и так далее. Знаешь, знаешь. Не отнекивайся. А союзнички их нам дают по ленд-лизу или продают все меньше и меньше. Готовую продукцию типа автомобилей или танков — пожалуйста, а сырья дают все меньше и меньше. Вон Берия недавно в Иркутск летал. Там на местном моторном заводе сконструировали турбореактивный двигатель. Наверно лучший в мире. Мы сейчас начали строить завод под его выпуск в Уфе. Вот только двигатель выпускать в военное время. мы не сможем. Для его масштабного серийного выпуска нужны в больших количествах никель, вольфрам, молибден, кобальт, ванадий. А у нас нет их. Понимаешь? Нет! Мы сейчас можем выпускать или ТВД для Пе-10 или иркутские ТРД. Только что-то одно.

— Погоди, как так только одно? — не понял Молотов.

— А вот так! Пока идет война, мы можем выпускать что-то одно. Легирующие металлы уходят на выделку брони для танков, орудия, подшипники и так далее.

— Но ведь у нас на полях до черта нашего и немецкого военного металлолома...

— И что? У нас нет мощностей, чтоб его переработать. Понимаешь? Нет металлургических мощностей! Одни разрушены, другие еще не построены. Этот металлолом, который собирают трофейные команды, мы еще многие годы будем перерабатывать. Мы и так почти вышли на пик своих нынешних возможностей, но ни х...я больше не можем. — распалялся в ярости Сталин. — На ЗИСе совместно с ЯГазом создали 6-тонный дизельный грузовик, но выпускать его у нас ни возможностей. Нет ни металла, ни резины, ни рабочих. Мы даже половину довоенного выпуска обычных ЗИСов освоить не можем. Мы в состоянии выпускать лучшие в мире дальние тяжелые бомбардировщики Пе-10, но не в состоянии сделать их хоть в сколько то серьезных масштабах, потому что нам не хватает алюминия. Нам его даже на выпуск Ту-2 и Ар-2 в потребных количествах не хватает. Понимаешь, мы ни х..я не можем!

И Сталин в злости грохнул кулаком по столу. А потом тихо добавил:

-А чтобы нарастить собственный выпуск того же алюминия или легирующих присадок нам нужно время...

— Вячеслав Михайлович, — взял слово Берия, — я хоть и недавно курирую авиацию, но кое-что уже успел понять. Скажем, подобных нашим авиатренажеров нет ни в одной стране мира. Англичане, например, их давно домогаются, но мы не даем. Есть тут великая хитрость. Заключается она в том, что хоть сами тренажеры крайне полезные, но конструкция у них относительно простая. Их та же Япония в серии освоит за пару месяцев максимум. Нет в них ничего такого сложного. Тем самым можно немного притормозить американцев на Тихом океане, а заодно мы за чертежи получаем столь необходимое нам сырье. Благодаря тем же тренажерами сейчас мы бьем немцев и за счет массовости нашей авиации, и за счет выучки летчиков на тренажерах, и за счет лучших самолетов. У японцев всю войну большими темпами растет выпуск боевых самолётов, но качество самого летного состава постоянно падает. В начале войны во флоте, особенно на авианосцах у японцев служили чуть ли не одни асы, имеющие по несколько сотен часов налета. Потому в начале войны они били американцев в хвост и в гриву несмотря на казалось бы равные характеристики самолетов с той и другой стороны. Сейчас японских асов осталось мало. У японцев за штурвалами сидят почти сплошь желторотики, имеющие всего по несколько десятков часов налета на вроде того как у нас в 1941м, вот американцы их и бьют своим числом. А ты ведь знаешь, какую роль авиация играет в этой войне.

— Лаврентий Палыч, вот скажи мне. Ты одобряешь эти сделки с врагом? — Молотов не мог не задать этот вопрос.

— Если нет иного выхода, приходится выбирать лучший из плохих, — уклонился от ответа Берия, — а обвинить нас напрямую американцам не удастся. Про захваты наших судов японцами все и так давно прекрасно знают. И прекрасно понимают, что мы пока сделать с этим ничего не можем.

Молотов хотел задать еще не один вопрос, но Сталин дал отмашку Меркулову:

— Продолжайте, товарищ Меркулов.

— Третья фаза операции наступит примерно через месяц. Сейчас по Северному морскому пути в Николаевск-на-Амуре идут два наших судна из Киркинеса, груженые медно-никелевым концентратом. Около 7 тысяч тонн. По приходу в Петропавловск на борт взойдут по одному нашему сотруднику для предотвращении паники и попытки выброситься на берег в тот момент, когда суда будут перехвачены японским флотом. Транспорты по плану будут приведены в один из японских портов, разгружены и там же загружены согласованным списком товаров. Алюминий, вольфрамовый концентрат и прочее по мелочи. Кстати японцы в качестве доброй воли пообещали передать нам нашего раскрытого разведчика Рихарда Зорге...

Сталин поморщился:

— Зачем нам проваленный разведчик? Они его наверняка уже перевербовали.

— Товарищ Сталин, провал — это неизбежный риск, который всегда висит над разведчиком-нелегалом. К тому же не мы хлопотали над его освобождением, а японцы его сами отдают. Это в деятельности спецслужб многое значит. — неожиданно не согласился со Сталиным Меркулов. — А как его использовать, мы найдем способ, даже если он окажется двойным агентом. Это как раз не проблема.

— Ладно, решайте сами, если вы так за него боретесь, — махнул рукой Верховный.

— Только что говорилось, что у нас среди прочего не хватает никеля. И вдруг мы собираемся поделиться им с японцами. Как-то у меня одно с другим не вяжется. — осторожно задал вопрос Молотов. Он уже все понял, но услышанное требовало тщательного осмысления, а потому понял, что протестовать больше смысла нет, но желал прояснить непонятные моменты.

— Да, Слава, у нас не хватает никеля, у нас не хватает ферроникеля, у нас не хватает феррохрома, хотя мы сами поставляем союзникам хромовую руду. У нас много чего не хватает. Проще ответить, чего у нас хватает. А по концентратам все очень просто. У нас не хватает мощностей, чтобы извлечь этот самый никель из добытой руды, хотя мы начали добычу под Киркинесом. Проблема в том, что мы не можем продать эту руду или концентраты союзникам. Ты же мне сам говорил, что канадская фирма, которая разрабатывала рудники Киркинеса до войны, уже выходила на Анастаса с вопросом, когда ей будет позволено возобновить работу.

— Да, он мне говорил об этом, — подтвердил Молотов. — Ты разве позволишь канадцам вернуться в Киркинес?

— Нет, конечно. Это наша территория, захваченная финнами в 1920 году и мы ее вернем. А канадцы пусть с финнов требуют, что хотят. Но если и когда руда попадет за океан или в Англию, она скорее всего сразу будет арестована по суду. И денег за нее мы не получим. Да ты это и сам прекрасно знаешь. А так хоть какой-то от нее прок, — улыбнулся первый раз за вечер Сталин.

— Но запомните, товарищ Меркулов, и передайте японцам, — Верховный вперил свой тигриный взгляд в докладчика. — Мы больше не потерпим никакого захвата наших судов. Без нашего на то разрешения, конечно. И найдем способы не только выразить свое неудовольствие, но и компенсировать наши потери. Так и передайте своим японским контрагентам. Это если представители японского флота и дальше хотят делать с нами свой небольшой гешефт.

Интересно, как это мы сможем сделать? — подумалось Молотову. — Начнем топить японские суда что-ли? Хотя то, что японцы скоро начнут нас всячески умасливать, только чтобы мы не вступили в войну против них, уже давно ясно. Ясно как божий день.

И все-таки и все-таки... Чем ближе становилась победа, тем Сталин по наблюдению Молотова становился все более самоуверенным. Он уже явно чувствовал себя победителем, руководителем державы, которая выиграет эту страшную войну. Он все также выслушивал собеседников по какому-либо вопросу, но все чаще мог принять решениее самолично, хотя порой его еще удавалось переубедить. А еще Вячеслав Михайлович не понимал, почему Сталин построил совещание именно таким образом. Зачем сделал так, что ему пришлось возражать Вождю? Ведь сразу мог дать почитать тот приказ Рузвельта, но не сделал этого. Тот же Берия явно все знал. Верховный опять проверял его? Или даже готовит опалу? Это как раз в духе Сталина... Но как же это надоело!

— Тебя, Слава, я позвал на доклад, чтоб ты был хотя бы немного в курсе, — Сталин перешел на другого собеседника, — Ты ведь общаешься с японским послом и прочими сотрудниками посольства. Кстати посол не в курсе этих дел. Это тоже чтоб ты знал. А ноты протеста им так и будешь заявлять.

— Если и когда мы начнем войну против Японии, нам встретятся самолеты, летающие на наших двигателях, летчики, обученные на наших тренажерах... Как мы будем смотреть в глаза матерям тех, кто погибнет на этой войне? — голос Молотова опять стал бесстрастен, как и его лицо. Но вопрос был задан и требовал ответа.

— Скорее всего нам они не встретятся. По крайней мере в сколь-нибудь заметных количествах, — опять вступил в разговор Берия. — На то, чтобы поставить мотор в серию, необходимо от полугода до года. Но главное здесь иное. Вряд ли можно рассчитывать на наши серьезные успехи в море. У нас против Японии на это просто нет сил. А именно там мы можем встретить эти самолеты и этих летчиков. Зная отчаянную грызню японских армии и флота можно с вероятностью более 95% утверждать, что армии Японии ничего из этого не достанется. А даже если и будет предложено, то японские генералы просто сами откажутся. Дурацкая ситуация, но она нам на руку...

Совещание продолжалось еще минут 20, а потом его участники разошлись.

Эпилог, который будет долгим.

Я сижу на упавшем стволе пальмы, а мои ноги периодически омывают теплые воды Мексиканского залива. Волна за волной. Вон справа к воде пополз в море небольшой краб, который минуту до этого изображал из себя простой камешек. Вокруг белый песок. Впереди бескрайнее море, позади пальмы, пальмы, пальмы. Я на Кубе. Вы не ослышались. Вокруг и до горизонта Куба. Ну и Мексиканский залив естественно. Сегодня 2 февраля 1964 года. Скоро будет 7 лет победе кубинской революции. Я на Кубе присутствую в ранге советника посла СССР по авиации, а по сути я изгнанник. Я сам попросился на Кубу. Мне казалось, что тут и сейчас настоящая жизнь. Может оно и так. Хотя сейчас я уже не совсем уверен в этом. Остров Свободы полыхнул революционным огнем в 1957м, но жаркий огонь не может ярко полыхать вечно, иначе все вокруг превратится в пепел. Поэтому он постепенно стихает, но зато вокруг постепенно налаживается жизнь. Мирная жизнь. Революция на Кубе завершилась победой на пару лет раньше, чем в иной истории. В этом наверняка есть и мой скромный вклад.

Легкий ветер колышет мою еще сохранившуюся шевелюру. На мне парусиновые штаны и парусиновая рубаха. По случаю утра тут пока не слишком жарко, а сезон ураганов уже кончился. В общем благодатное время. В прошлом году я сам попросился на Кубу, и мне не отказали. Некоторые товарищи наверняка посчитали, что удачно меня сбагрили. Может так оно и есть, но я так не считаю. И вообще мне тут нравится. Если знать язык, то оказывается, что люди тут простые, открытые и дружелюбные. А я тут учу летать кубинских летчиков. На авитренажерах. Хотя порой и сам поднимаюсь в небо на реактивном истребителе. Вообще мне это официально запрещено, но кубинцы — люди простые и на формальные запреты, тем более пришедшие со стороны их русских союзников, смотрят сквозь пальцы.

Чуть больше года мы разошлись с Катей. Это не стало для меня громом среди ясного неба. Все как-то к этому шло, но вот последствия... Все начало валиться из рук. И в КБ все пошло в раскоряку. Потом даже припомнилось из прошлой жизни как это называлось. Ага, кризис среднего возраста. Это во второй жизни, блин. В первой у меня его не было. А вот во второй он меня настиг. В общем, я откровенно сбежал от нашей действительности на Кубу. Благо возможности были. По сути сбежал к сыну Егору, который тут служит срочную при Центре радиоперехвата. Катерина осталась с дочкой Иришкой. Впрочем Ирине уже 16 лет. Девка взрослая, красивая и себе на уме. Парням мозги крутит только так.

Вообще этот мир уже порядком отличается от известного мне. День Победы здесь наши празднуют 24 февраля. А англосаксы 23-го. Поэтому самая расхожая шутка по эту сторону железного занавеса о том, что американцы и англичане признают решающее значение Красной Армии во Второй мировой и поэтому празднуют ее день рождения. В этом мире наши встретились с войсками союзников не на Эльбе, а западнее — на Везере. При этом под конец 44 года немцы ухитрились основательно накостылять англосаксам в битве при Арденах. Союзники как обычно взвыли, требуя от наших немедленной помощи на Восточном фронте, но в целом получили ее не в том объеме, сроках и не там, где ожидалось. Так что расхлебывать последствия поражения им пришлось в основном самим, а вот до Восточного фронта танки и прочая техника с Западного фронта почти не добралась из-за проблем на железных дорогах, которые бомбили и союзники и наши. На самом севере танки Катукова вообще дошли до приграничных голландских городков. Правда, потом были отведены за Везер. Англосаксы, а в особенности англичане, сразу было потребовали, чтобы наши отвели войска за Эльбу, как было условлено на состоявшейся в ноябре 1944 года Ялтинской конференции. Но Сталин не торопился этого делать. Все ж на занятой "сверх плана" немецкой территории находилось много всего интересного в плане промышленности. Причем по большей части сохранившейся даже после ковровых бомбардировок союзников. Так что шерстить эту территорию начали сразу. А потом в результате многомесячных переговоров территория так и осталась в нашей зоне оккупации.