Боги Яви часть 1,2

— Активировать программу "Ёж"? — пропело в голове копьё.

Я молча кивнул, ибо слов у меня не было, демон уже вплотную подошёл к своему обидчику и дышал мне в лицо.

— Повторяю... Уровень опасности красный! Прошу разрешения хозяина активировать программу "Ёж"!

Из оцепенения меня вывело дыхание смерти, смердит-то как из пасти, спасу нету. И я с перепугу зарычал громче, чем этот самый болотный демон гугуль.

— Активируй! — глухим эхом пронеслось над топью.

— Программа запущена... — тут же ответили мне.

Негромкий металлический щелчок прозвучал у зверя в области ключицы. Железные лепестки копья злой северной розой раскрылись у него в теле, разрывая на части мышечную ткань острыми стальными шипами, нанося несовместимые с жизнью внутренние повреждения правого легкого.

Демон вскинул голову, припав на передние колени всего лишь в метре от меня. Из его пасти, пузырясь, выливалась кровь, перемешиваясь с обильно выделяемой слюной.

— О-д-и-н... — гортанный хрип со свистом разорванного легкого донёсся до моих ушей. — О-д-и-н... — тварь попробовала сделать шаг, но сил, видно, для этого не хватило, и она этим ещё больше себя подкосила. — Я иду к тебе... — выдохнула она едва слышно.

Больше прошептать гугуль ничего не успел, быстрый взмах тонкого самурая — и его голова отделилась от тела, которое ещё немного постояло и, неуклюже согнув конечности под себя, как гигантский паук каракурт, прильнуло к земле.

Тёмная ночь...

— А вы мой шлем не видели?

— Куда-то дальше проскакал!

— А я так и не понял, это был мальчик или всё же девочка?

— Эх... колдун Серый Гей... Да если бы я в дружине в детстве так копьё кидал, как ты... мне бы Люд давно руки повыдёргивал!

— Фу! Пращуры неблагодарные!

— Горя, а у тебя яблочка не осталось?

— Нет.

— Есть хочу...

— Вот завтра выберемся на берег, счистим мечом с твоей задницы всех пиявок и уху сварим.

— Ты точно дурак...

— Хоть водицы чистой дай!

— В болоте хлебни...

— А что это за ворожба такая: "А-к-т-и-в-и-р-у-й"!..

— Потом расскажу... Мне до кустиков срочно!

Глава 3. Хельга

— Ба, а ба! А любовь откуда берётся меж людьми?.. Ну ба?! — ночную тишину клинком вспорол мелодичный голос Хельги.

— Чего орёшь как оглашенная?! — из противоположного угла раздалось недовольное старческое сопение. — А я почём знаю? Спи уже, шельма такая...

Хельга сразу представила, как бабка в темноте хмурит густые брови.

— Сопли зелёные сначала пусть высохнут! — эхом пронеслось в избе.

— Ну ба, расскажи, ну ба-а-а... — Хельга по-детски канючила и не собиралась, видимо, сдаваться, немного поворочалась и специально громко, на всё помещение, обиженно засопела, шмыгнув носом.

— Спи уже, сиська тараканья! Мала ещё про любовь знать... — бабка, судя по звукам, перевернулась на другой бок, хрустнула под собой душистым луговым сеном и примолкла.

— Ага, мала, как же... Уже восемнадцатое лето пошло! — из кромешной темноты прошелестел звонкий голос внучки, словно стая летучих мышей пронеслась над Ядвигой. Хельга завозилась под шерстяным одеялом и притихла, ожидая от родной бабки хотя бы интересной и поучительной истории на сон грядущий. А лучше бы страшной.

— Раскудахталась, как курица, сна ей нетути, свиристелка бестолковая, — голос бабки отскочил от тяжёлого потолка и стукнул Хельгу по голове.

— У курицы тоже петух есть! — огрызнулась внучка.

— А вот как сейчас встану и не посмотрю, что ты девка толстожопая, оприходую через всю спину вожжами! Не поленюсь... Кобыла необъезженная, любовь ей подавай. Ишь ты, срам-то какой удумала... — Бабка замолчала, вдохнула ночной прохладный воздух полной грудью, и лёгкая улыбка тронула губы ещё весьма привлекательной женщины. Хельга обиженно отвернулась к стенке, что-то пробубнила себе под нос, чтобы не слышала бабка, закрыла глаза и, как все в этом возрасте, мгновенно провалилась в омут грёз, отправляясь в своих сновидениях в миры Нави, а может, и в Правь, кто знает, куда в этот раз занесёт её нелёгкая.

— Ох-хо-хошиньки... — выдохнула бабка, — мандавошка мелкая... — Ядвига улыбнулась в тёмный угол избы наблюдавшему за этим странным разговором чёрному сгустку энергии с ярко-жёлтыми глазами, отвернулась к бревенчатой стене, пахнущей можжевельником, и закрыла глаза до самого рождения Ярило-солнца.

Утро Хельгу встретило дружным гомоном и пересвистом радужных птиц. Озорные лучи уже пробились сквозь еловые лапы, падая через небольшое окно избы на спящую Хельгу, заглядывая ей прямо в глаза и весело играя солнечными зайчиками на длинных ресницах. Рывком подскочив с постели, Хельга сладко потянулась и бросилась босиком прямо во двор, это было её самое любимое время, граница миров, рождение нового дня, хоть она и была жрицей самой матушки Марёны, но в самых ранних лучах солнца растворялась, как утренняя дымка тумана над таёжным лесом, перед могучей силой Ярило.

Хельга потянула на себя утренний, ещё немного прохладный влажный воздух, вскинула руки к кронам вековых елей, и её чарующий голос, мощно нарастая с низких частот, переходя на более высокие, разнесся по округе, распугав всех неугомонных лесных пичуг на две версты вокруг избы. Малые птахи испуганными брызгами разлетелись в стороны.

Закончив утренние мантры, Хельга, довольная собой, оглянулась по сторонам, не напугала ли опять бабку Ядвигу, но той не было. Мда... "Наверно, ушла в лес за ягодами", — подумала Хельга и потянулась так сладко, что хрустнули кости. Пахло прохладой, видимо, ночью прошёл небольшой дождик, и Хельга бросилась сломя голову к ближайшему горному ручью, который журчал и серебрился недалеко от её дома, весело перекатываясь с горы Мира и щедро делясь своей ледяной прохладой в знойные летние деньки.

Исток Карачуна всегда её бодрил лучше, чем бабкины травы. Хельга присела, поводила ладонью по водной глади, зачерпнув немного хрустальной чистой водицы, окатила лицо.

— Бррр, хорошо-то как! — мурашки быстро-быстро побежали по её спине, опускаясь всё ниже и ниже, отгоняя всё дальше и дальше прилипшие за ночь душные грёзы и странные виденья, пришедшие из мира Нави. "Приснится же такое, гончие Одина..." — она фыркнула. Это всего лишь сон. И Хельга обтёрла прохладной ладонью лицо, отгоняя прочь ночные кошмары.

В небольшой заводи ручья Хельга увидела жуков-плавунцов. Зачерпнув в ладони обжигающей ледяным холодом воды, она стала брызгать на этих проворных насекомых, пытаясь заставить их принять утренние водные процедуры.

— Я умылась и проснулась, и вы умойтесь и проснитесь. Вот вам! — пропела Хельга своим необыкновенно чарующим голосом, подаренным ей от рождения самой тёмной богиней.

Неожиданно Хельга почувствовала сильный толчок немного ниже спины. Упс! Она не успела ничего сделать, только в последний миг выставила немного вперёд руки, словно превратилась в белую чайку, парящую над морскими просторами. Пролетев так немного вперёд, она грохнулась в заводь большой лягушкой, которая раскинула тонкие лапы. Только охнуть успела, разбрызгивая по сторонам серебряные искры холодного ручья. Дыхание у Хельги вмиг спёрло, в глазах потемнело, воздух из легких вырвался, чуть не проникнув в мир яви воплем невиданной силы, но грудь в самый неподходящий момент свела судорога. Наконец Хельге удалось вынырнуть, как ей показалось, из липких объятий деда Карачуна, и издать хриплый крик на уровне ультразвука. Сидящая неподалёку сорока ощетинилась перьями и свалилась с дерева. Вопль Хельги слышали, наверно, даже небесные боги, листья вздрогнули на вековых деревьях, сорвались с него зелёными мотыльками, закружили в воздухе, порхая и устремляясь как можно дальше от этого ада.

Визжа дикой свиньёй, Хельга постаралась в два прыжка добраться до берега, но левой ногой зацепилась о подводный камень и ухнулась в холодную пучину горного истока.

Выбравшись наконец на берег, она, не глядя, схватила увесистый камень и, не успев перевести дух, бросилась на своего врага. На берегу ручья недалеко от Хельги нагло пережевывала жёлтый одуванчик чёрная как смоль, но до ужаса довольная, хитрая морда козла.

— Ме-е-е! — высунув розовый язык, проблеяла морда и задергала большими ушами. Второе, — Ме-е-е! — в сторону Хельги, прозвучало для неё ещё унизительней и обидней.

— Ах ты, сука рогатая! — зло выдохнула Хельга. — Ну, скотина безрогая... я тебе рога поотшибаю... я тебе... твоя мать коза плешивая, устрою!..

Пока мокрая Хельга пыталась вскарабкаться на зелёную горку скользкими от воды ногами, задница козла быстро мелькнула и скрылась в жгучих кустах крапивы, вильнув напоследок куцым хвостом. — Ме-е-е! — быстро удаляясь, где-то за кустами прокричал не в меру большой горный козёл.

— Вот же сука... — прошептала Хельга и бросилась вдогонку за своим обидчиком, припрятав в правой руке тяжёлый камень. В этот раз она уж наверняка огреет его между бесстыжих жёлтых глаз! Ворвавшись во двор, как весенний порыв ветра, Хельга огляделась в поисках своего извечного утреннего врага. Бабка стояла возле очага и готовила узвар из только что собранных в лесу свежих ягод и аккуратно срезанных веточек лесной смородины и малины. Ядвига, неспешно помешивала его деревянной ложкой, заправляя всё это душистыми травами и тягучим лесным мёдом. Запах от этого варева во дворе стоял дурманящий. Живот Хельги сразу же на него отреагировал, слегка заурчав.

— Где эта чёрная сучья морда?! — Хельга готова была разорвать на части козла, если бы, конечно, поймала. — Чтоб тебя Карачун задрал! — прокричала молодица в сторону леса.

Бабка хмыкнула:

— Почему сучья?.. — Ядвига на минуту задумалась, видно размышляла. — Так утёк, наверное, в горы свои дружок твой, впрочем, как всегда... — не поворачиваясь к внучке, ответила бабка, всё помешивая ложкой булькающий ароматный напиток. — Он тебя, кобылу, уже в третий раз за это лето в ручей опрокидывает. А ты, как дурында берёзовая, встанешь возле ручья, сраку отклячишь, как корова на водопое, и вертишь ей, да мантры дурацкие распеваешь. Ты что, навка ночная, которая мужиков приманивает сиськами голыми да ляжками, — проворчала Ядвига.

— Это почему сразу берёзовая? — удивилась Хельга. — Да и какие тут мужики... — отмахнулась молодица. — Одни лешаки на сто вёрст в округе по лесам бродят, и те без нужды к нам носа не кажут! — почёсывая сильно ушибленный и ещё ноющий зад, ответила внучка.

— А лешаки что, таки и не мужики?.. — бабка повернулась к Хельге, блеснув серыми туманными глазами. — Я эту пёсью кровь как облупленную знаю! Вон хоть Грома возьми, — продолжила бабка, — повидала, дай матушка каждому, на своём веку ихнее племя кобелиное, и уж знаю хорошо замашки ихние да думки приворотные. — Ядвига сразу прикусила язык, зная нездоровое любопытство своей внучки, спохватилась и стала с двойным усердием методично помешивать душистый навар, кинув туда ещё щепоть полынь-травы, нагнулась ближе к котлу и принялась тихо в него напевать.

— Утром встану, Ладе и Лелю молитву вознесу, за дары их поблагодарю. К озеру пойду, водицы наберу, лицо свое омою. Пусть лихо уйдет, пусть красота моя расцветет. Щеки мои алые, кожа моя белая, очи мои ясные. Да будет так, истину ведаю...

Бабка зачерпнула в ложку немного горячего зелья и протянула внучке.

— Хочешь?.. Пойди сюда, отведай, — тем самым пытаясь сбить её с толку, — испей...

Хельга задумалась и закрутила камнем, подобранным в ручье, размером в пол её кулака. Камень имел жёлтый цвет и был довольно тяжёл.

— Ба, глянь-ка, золото... — внучка протянула руку и раскрыла ладонь, чтобы бабке было лучше его видно. Жёлтый металл сразу же отозвался на утреннее солнце и заиграл тайной силой.

— Выбрось его вон за околицу! — Ядвига не стала даже смотреть на внучку, а отмахнулась от неё рукой, как от надоедливой осенней мухи. Хельга замялась, почесав макушку.

— Ба! А правду лешаки говорят, что колдуны из тёмных миров готовы лишить жизни за этот металл?! — Хельга выпучила любопытные серые глазищи, которые отчасти скрывались под чёрной, как седая ночь, чёлкой.

— Ну, ба, правда, а?.. — на её ладони всё так же неподвижно лежал жёлтый кусок железа.

— Кривда... — передразнила бабка внучку. Ядвига не очень любила обсуждать эту мутную тему. — Иди вон прибери во дворе лучше за дружком своим, а то весь порог засрал, когда тебя утром поджидал, гадёныш твой! И сама вон босая топчешь его, а потом в избу несёшь срам этот! — Бабка вопросительно посмотрела на внучку. — Тёпленький, наверно, ещё?.. Ноги греешь? — съехидничала бабка перед внучкой. Хельга подпрыгнула и стала тщательно обтирать пятки о зеленеющую траву.

— Ну, бабусинька, ну ягадусинька моя, ну расскажи!.. — Хельга сложила губки дудочкой. — Ну, пожалуйста... — замерев в ожидании, встала на цыпочках перед ней, как собачка.

— Правда, правда! — сдалась наконец бабка. Она всегда старалась отвечать на вопросы внучки, пытаясь впихнуть в её неугомонную голову все знания об окружающем мире, что имела сама. А знала она немало...

— Так дрянь ведь железо! — стаскивая с себя мокрый сарафан, развешивая его на льняной верёвке, всё не унималась Хельга. — Ни ножа из него не выковать, ни стрелы, ни скобы, да и очень уж он тяжёлый, а для нормального железа слишком мягкий, — попробовав его надкусить, хмыкнула Хельга. — И цветом, лешак Гром сказывал, золото похоже на глаза пришлых колдунов из тёмных миров, в общем, бесполезная железяка, — сделала вывод Хельга, подкинула жёлтый кругляш ещё раз на ладони и метнула его через изгородь в сторону леса. — Ба, а тогда зачем он нужен в тёмных мирах колдунам?.. — Хельга вопросительно посмотрела на старую ведунью. — Ну, ба-а?.. — неугомонная и не собиралась отставать от неё.

— Ты меня доконаешь когда-нибудь своим "ба" да "ба". По ветру сизым дымом меня решила пустить нынче? — она притопнула ногой.

— Да ба, не-е-е! Больно интересно...

— Вот же егоза бестолковая, — бабка присела на стоящий рядом пень и внимательно посмотрела на внучку. — А кто ж их знает, этих тёмных? Всякое говно под себя гребут и чем куча больше, тем им, видно, слаще. Жуки навозные! — проговорила бабка. — Видала, поди, таких? — разглядывая внимательно внучку, Ядвига вскинула вопросительно брови. Хельга отрицательно замотала головой. — Ступай вон в какашках своего друга посмотри... — бабка указала в сторону порога. — И метлу сразу прихвати! — У Хельги ещё больше округлились и так немаленькие серые глаза, в них смешивалось и отвращение, и жуткое желание посмотреть на жуков, которые были похожи на этих странных колдунов из чужой вселенной.

— Никак они в мире с другими жить не хотят, не ценят его... Идти против самой жизни — это значит осквернить бога... Он дал её... он взял... и никак иначе... — не сводя взора с внучки, улавливая каждое желание Хельги, продолжала своё воспитание бабка. — Видишь этот ручей, — махнула рукой в его сторону, — и лесное озеро, в которое он впадает?

Хельга кивнула.

— Так вот, это и есть всё твоё, всё родное, и ручей этот, и озеро с твоими карасями, и этот ветер, и даже рыжая белка вон на ёлке сидит, шишкой хрустит. Это и есть наш общий со всеми огромный единый дом, и его надо любить, беречь и поддерживать в нём чистоту и порядок. Поняла? — бабка нахмурилась.