Но к его немалому удивлению, Елизавета согласилась сразу же. И хоть в сборах особого энтузиазма не проявила, но и не оттягивала отъезд. Хотя и видно было невооруженным взглядом, как трудно ей расставаться с обжитым домом на Чистейт.
Всю дорогу красавица шатенка следовала распорядку, установленному проводником: когда ехать, когда давать лошадям передых, когда привал, когда обед. Тибольд больше капризничал в пути, чем она.
Поэтому, когда на пятом дне пути девушка вдруг начала просить Седрика сделать небольшой крюк и заехать в небольшой городишко на ярмарку, это стало большой неожиданностью для всех.
Проводник, когда услышал просьбу Елизаветы, был настроен весьма категорично:
— Разумеется — нет, — мужчина, сложил руки на груди и его обветренное лицо приняло суровый и упертый вид. — Если мы свернем с дороги из-за капризов этой дамы, то мы потеряем два дня пути.
За все время, что Седрик знал Елизавету, девушка не проявила себя ни как капризная, ни как своенравная. И даже наоборот, все время старалась не причинять никому лишних неудобств.
Но тут Елизавета, что называется, уперлась:
— Ну, Седрик, ну, я прошу тебя! Эту ярмарку проводят раз в год. Селяне из окружающих земель свозят сюда столько всего! Здесь продают чудесные деревянные и глиняные поделки! А какие здесь воздушные кружева! Какая вышивка! Седрик, мы должны туда попасть! Другой такой возможности не будет!
Глядя на несвойственную любимой эмоциональность, Седрик невольно улыбнулся. Ей очень шло чего-то так хотеть: глаза горят, румянец на щеках, губы слегка приоткрыты. Он так и засмотрелся на неё, улыбаясь.
А Елизавета восприняла его улыбку по-своему. Она подумала, что Седрик просто смеется над её просьбой и отвернувшись от него с досадой топнула ногой.
Молодой человек тут же обнял Елизавету сзади:
— Ну, что ты Лиз? Хочешь на ярмарку? Поедем на ярмарку. Мы надолго застрянем в порте Мацуи. Почему бы не развлечься напоследок?
Девушка радостно взвизгнув повернулась и, никого не стесняясь поцеловала своего героя, хотя раньше никогда не проявляла своих чувств на публике. Сейчас же Седрик любовался своей Елизаветой открывающейся ему с новой стороны. Она радовалась возможности попасть на ярмарку в захолустном городке больше, чем радовалась украшениям или подаренному дому на Чистейт.
— Но, ваше высочество! — возмущенно воскликнул проводник, чуть не испортив момент. — Мы потеряем два дня пути...
— Ну, значит потеряем, — спокойно перебил его Седрик.
— Но, ваше высочество... — все не мог угомониться проводник.
Как по волшебству рядом возник Тибольд. Понятливый помощник всегда был рядом и знал, когда вмешиваться, а когда остаться в тени. Вот и сейчас широкоплечий брюнет стал между Седриком и Елизаветой, взял проводника под руку и не применяя лишней силы, но и не давая шанса ускользнуть, потащил мужчину в сторону, попутно объясняя:
— Ваше мнение услышано и принято к сведенью. Но его высочество уже принял решение и в ваши обязанности входит не оспаривать его, а сделать всё необходимое, чтобы как можно быстрее выполнить.
Он говорил ещё что-то, но Седрик не прислушивался. Ему было хорошо здесь и сейчас. Нравилось смотреть, как светятся от счастья глаза любимой. Они ещё какое-то время стояли обнявшись, но как бы не хотелось чтобы этот момент длился вечно, пришлось оторваться друг от друга и вернуться в карету.
Вскоре вернулся Тибольд:
— Мы немного подумали, и решили, что лучше не брать с собой весь обоз, — жизнерадостно сообщил он. — Мы мотнемся в тот городок налегке, а остальные подождут нас здесь. Потому, что если сейчас поднять свиту и заставить собираться к вечеру как раз закончим. А так поедим мы трое и вооруженный отряд из десяти стражников...
— Не многовато ли? — всполошилась Елизавета.
Тибольд Леброн усмехнулся:
— Вообще-то это компромисс. Наш уважаемый проводник хотел, чтобы с нами путешествовало не менее пятидесяти стражников.
Елизавета тихо рассмеялась.
Леброн хлопнул в ладоши:
— Чего стоим? Ждем пока проводник передумает и с нами поедет весь обоз?
Более привычный к простоте повадок Тибольда Седрик тихо рассмеялся и поняв намек повел свою возлюбленную к лошадям, которых уже седлали. Пришлось немного подождать, пока животные будут готовы и все это время Елизавета расписывала то, какая это чудесная ярмарка и сама того не замечая, рассказала Седрику почему так хотела попасть сюда:
— Здесь можно купить великолепную выпечку, с вареньем внутри и политую медом. А еще тут продаются красивые вырезанные из дерева и расписные глиняные куклы. Детей из зажиточных семей частенько возили сюда, когда я была маленькой. Всегда можно было понять, что ребенок недавно побывал на этой ярмарке. У таких детей были новые игрушки и запас сладостей на месяц. И это были такие сладости, которых не было в городе. Когда я была совсем маленькой, мама брала с собой мою старшую сестру на ярмарку. Она обещала взять и меня с собой, когда я подрасту. Но к тому моменту дела в моей семьи были совсем плачевны. И я так и не попала туда. Глядя на детей, играющих на улице с игрушками с ярмарки, или на то, как они едят сладости, я часто вспоминала это обещание и не переставала мечтать, что когда-то увижу все своими глазами.
Щебетание Елизаветы прервал конюх, подведший лошадей.
Седрик помог девушке сесть на лошадь. Как принц он делать этого не должен был. Но ему приятно было делать для неё такие вещи. Затем они с Тибольдом сели в седла своих лошадей и, дождавшись, пока стражники пристроятся с боку, тронулись в путь.
Елизавета не врала, когда сказала, что ярмарка совсем недалеко. Облегченный отряд потратил немногим больше часа и добрался до небольшого городка Заречье. Ярмарка, про которую говорила девушка, к тому моменту была уже в разгаре. На появление вельможи с вооруженной охраной поначалу обращали внимание, но так как путешествовал Седрик не под королевскими знаменами, а как граф Монтефиор, особого ажиотажа его появление не вызвало и Елизавета смогла вдоволь насладиться праздников. Она носилась от одного торговца к другому, покупала все безделушки, которые только приглядывались её сердцу, и в огромных количествах скупала сладости. Девушка радовалась каждой покупке как ребенок.
Более практичный Тибольд спросил Седрика:
— Я понимаю, что у вас там любовь и все такое. Но может намекнуть ей чтобы немного сбавила обороты и не так разбазаривала твои деньги?
Седрик улыбнулся:
— Тибольд, друг мой. Что такое деньги? По-твоему они делают кого-то богатым? Нет. Смотри, как Лиза счастлива. Это не благодаря деньгам, а благодаря тому, что сбылась её детская мечта. А счастье Елизаветы делает счастливым и меня. И когда я счастлив — я богат.
— Не понимаю, — нахмурился Тибольд.
Седрик задумался, как бы получше объяснить:
— Счастье — это такое состояние, когда все внутри тебя пребывает в гармонии. Когда тебе больше ничего не нужно. В такие моменты мир вокруг словно замирает, есть только ты и мягкое, теплое чувство внутри. Ты готов на что угодно, чтобы продлить это чувство...
— Больше похоже на то, что ты пьян, — философски заметил Тибольд.
Седрик улыбнулся:
— Пьян ты тогда, когда несчастен. Человек, внутри которого нет гармонии никогда не будет счастлив. Он будет искать то, что сможет успокоить бурю внутри: выпивку, деньги, женщин. Но сколько бы благ не получил такой человек — счастье так и не придет. Все потому, что он не любит то, что есть у него сейчас, не будет любить то, что когда-то появится и будет страдать из-за того, что есть у кого-то.
Леброн спросил, со свойственной ему прямотой:
— Если леди Малони — это все, что нужно тебе для счастья, то почему появился Буревесник?
Молодой человек ответил не раздумывая:
— Мое счастье напрямую зависит от счастья окружающих. Елизавета не будет счастлива, зная, что всем вокруг плохо, я не смогу радоваться жизни, зная, что моя страна разваливается, а народ страдает. Тибольд, для меня благополучие Малероссы и мое личное счастье неделимы.
Тибольд несколько секунд подумал над сказанным Седриком, а затем пожал плечами. По его личному мнению, молодой принц слишком много думал, от этого и все блага и все проблемы.
Елизавета носилась по ярмарке с неутомимостью ребенка. Но в конце концов, устала даже она. Ехать в лагерь было уже поздно и немного поспрашивав местных, Тибольд узнал где можно найти постоялый двор. Седрик ожидал увидеть какую-то помойку, но его удивленному взору предстало место конечно не настолько роскошное, как столичные гостиницы, но очень и очень близкое к ним. В комнате, предоставленной Седрику и Елизавете была довольно дорогая мебель и, что особенно радует — прекрасная кровать. Её молодые люди опробовали практически сразу и остались очень довольны. Единственное, что было плохо в этом постоялом дворе — тонкие стены. Но об этом они узнали уже на следующий день от Тибольда.
Он, Седрик и Елизавета как раз ехали назад в лагерь и Леброн пожаловался на то, что не выспался.
— Да? — удивился Седрик. — А мы прекрасно отдохнули.
— Я слышал, — ухмыльнулся Тибольд и тут же добавил: — Та почти весь постоялый двор слышал.
Елизавета вспыхнула, как маков цвет, и стараясь оставаться невозмутимой достала свой веер и принялась обмахиваться. Седрик улыбнулся, как может улыбаться только абсолютно довольный жизнью мужчина, и взяв её тонкую ручку, нежно поцеловал.
Тибольд только собрался сказать ещё какую-то бестактность, но едущий впереди капитан стражи крикнул:
— Вижу костры лагеря.
— Слава богам, — искренне обрадовался Тибольд. — Давайте уже поскорее доберемся туда, пока у меня задница не приобрела форму седла.
Седрик только собрался смягчить грубость уже можно сказать друга, как Елизавета его удивила:
— Вот тут я с ним согласна. Скакать на лошадях уже нет ни сил, ни желания.
— Как ты права, сестричка, — ухмыльнулся Тибольд, а Елизавета улыбнулась ему в ответ, заставляя Седрика задуматься: когда эти двое успели так поладить?
Пока он думал, вся честная компания добралась до лагеря. Уже на подъезде начальник стражи вдруг поднял тревогу.
— Что там? — нахмурился Седрик.
— Сейчас проверю, — мгновенно стал серьезным Тибольд, и обернувшись к ближайшим стражникам велел: — Вы четверо будете здесь, возле принца и леди Малони, пока я не вернусь.
Елизавета ничего не понимала, но ощущала смутную тревогу. Поэтому подъехала ближе к Седрику, чувствуя себя возле него в безопасности.
Тибольд взял с собой начальника стражи и ещё несколько солдат, тут же ускакал. Его не было около сорока минут. Для Седрика и Елизаветы это время тянулось нескончаемо долго. Но вот, наконец, Леброн вернулся. Он был непривычно хмур, и всех кто его ждал, посетили самые страшные опасения.
Когда широкоплечий брюнет заговорил, они подтвердились:
— Мы видели не лагерные костры, это догорали остатки лагеря, — коротко отрапортовал он. — Почти всех, кто был в оставленном нами обозе, попросту перебили. Кто — непонятно. Немногие выжившие, прятавшиеся в лесу, рассказали, что на них напали под покровом ночи. Убить хотели принца Абиатти. Проводник подумал, что остальных пощадят, если отдать им что хотят. И мужик решил схитрить: ткнул пальцем в твоего адъютанта, не помню, как его там зовут, белобрысый такой, постоянно одетый по последней моде. Тому всяко уже было все равно — кто-то нарисовал ему улыбку от уха до уха. Ему поверили, но никого не пощадили. Прирезали как свиней всех, даже женщин.
— Тибольд, — перебил его Седрик и намекающе покосился на побелевшую от ужаса Елизавету. Леброн намек понял и продолжил без живописных подробностей:
— В общем, работали быстро, слажено, я бы даже сказал — профессионально. Главной целью было убить именно тебя.
— Пока я не добрался до Мацуи, — задумчиво сказал Седрик.
— Что? — переспросил Леброн, почесав затылок, и даже Елизавета слегка наклонилась вперед, чтобы услышать ответ.
Седрику невольно пришлось дать более развернутый ответ:
— Говорю, что меня хотели убрать до того, как я вступлю на должность управителя. Если убивают рядового управителя, пусть и из знатной семьи, с поисками его убийц не особо усердствуют. А в Хилэри прекрасно понимают, что виноватого им не найти, потому, что в порту все друг друга покрывают и концов не найти. Но если на территории Мацуи убьют принца, то искать виноватого не будут. Придут королевские войска и просто сметут с лица земли этот порт. Поэтому для них и важно убить меня до того, как я попаду в Мацуи.
Воцарилось молчание. Елизавета и Тибольд переваривали услышанное. Первым заговорил Леброн:
— И что мы теперь будем делать?
Седрик вздохнул:
— С одной стороны мне очень жаль тех, кто погиб в обозе, — он на несколько мгновений замолчал, затем продолжил. — Но с другой стороны — для нас сейчас очень выигрышная ситуация. Кто бы не хотел моей смерти, сейчас они думают, что своего добились и свидетелей нет. Поэтому никто не потревожит нас по пути к Мацуи.
Тибольд ткнул рукой позади себя:
— Но обоз... люди...
Седрик выставил вперед руку, призывая выслушать себя:
— Мы никого не бросим. Копать каждому могилу времени не будет. Поэтому мы соберем тела и устроим большой погребальный костер. Надеюсь, их родные поймут нас. Затем соберем все, что уцелело: провизию, транспорт, животных и прочее. Унесем сколько сумеем и отправимся в путь. Отсюда мы сможем добраться до Мацуи и без проводника.
Леброн кивнул и поехал заниматься выполнением распоряжений Седрика.
* * *
**
Покой Боадикеи продлился до вечера. Точнее, до того самого времени суток, когда день уже закончился, солнце село и мир вокруг медленно, но неотвратимо тонет в густых сумерках. Комната в которой Боадикея выросла и которую раньше очень любила, исчезала во тьме. Девушка знала здесь каждую деталь. И со времени её поспешного отъезда здесь ничего не изменилось. Даже книга, которую она бросила недочитанной осталась лежать на прикроватной тумбе. Если бы не солдаты снаружи, можно было бы подумать, что все происходящее последние несколько месяцев можно было бы принять за сон. Но это не было ни виденьем, ни бредом.
За эти несколько месяцев в жизни Боадикеи появился Алекс. И девушка знала, что чувства, которые она испытывает к нему настоящие. Их нельзя ни придумать, ни забыть. Мысли о внезапно исчезнувшем возлюбленном не покидали её, пока она жила во дворце Ладлен. И сейчас, стоило устроиться поудобнее — перед глазами тут же возник образ красавца герцога, пленившего сердце неопытной девушки с первого взгляда. Боадикея словно наяву слышала его голос, говорящий: "Я люблю тебя".
Её руки сами собой потянулись к Лапушке, чтобы погладить его. И когда рука встретилась с пустотой, Боадикея с удивлением поняла, что айро возле неё нет.
Она вскочила на ноги.
Как же так! Боги! Почему она раньше не поняла, что его нет рядом? Где он? Что с ним? Что если айро пострадал? Ведь практически никто не сможет подойти к нему, кроме неё!
Боадикея принялась в отчаянье мерять комнату шагами. Её тревога и беспокойство пронизали комнату как нити. Протяни руку — сможешь коснуться. Под конец дня она ей стало физически плохо от всех волнений и переживаний. Девушка обессилено рухнула в кресло, устало подперев голову рукой. Она была голодна, напугана не знанием своей судьбы и не знанием того, какая судьба ждет Алекса и Лапочку. У неё болела голова, тело ослабело и под глазами залегли круги.
