На мгновение он испугался, что последняя фраза была слишком откровенным обращением к самолюбию Клинтана. Но затем он увидел, что великий инквизитор кивает медленно и более задумчиво. Клинтан не выглядел ни на йоту менее сердитым, но, по крайней мере, он потерял часть опасной, режущей ярости, которая огнем пришпоривала его.
— Хорошо, — сказал он, — но даже если ты прав, факт остается фактом: мы потерпели еще одно поражение от рук еретиков и отступников. То, как мы, кажется, продолжаем спотыкаться от одной катастрофы к другой, неизбежно окажет влияние даже на самых верных, если это будет продолжаться достаточно долго. На самом деле, отчеты моих инквизиторов указывают на то, что этот процесс, возможно, уже начался.
— Это серьезная проблема, — сказал Замсин Тринейр, впервые вступая в разговор. Дючейрн старался не смотреть на канцлера, но решил, что Тринейру лучше прийти на вечеринку поздно, чем совсем остаться дома.
— Очень серьезная проблема, — повторил Тринейр. — Что ты имеешь в виду, "процесс", возможно, уже начался, Жэспар?
— Мы не наблюдаем внезапного всплеска ереси, если вас это беспокоит, — сказал Клинтан. — То есть, не считая, конечно, — он бросил ядовитый взгляд на Дючейрна и Тринейра, — растущего числа "реформистов", появляющихся в Сиддармарке. Но то, что мы видим, — то, что, я полагаю, правильнее было бы назвать деморализацией. Люди видят, что, несмотря на наше значительное превосходство в численности над еретиками, те продолжают выигрывать битву за битвой. Вы знаете, несмотря на все наши возможности, общие данные о жертвах и пленных в результате этого последнего разгрома будут обнародованы, и когда это случится, люди будут сравнивать их с тем, как мало успехов нам пришлось показать на сегодняшний день за все наши усилия. Не думайте ни на мгновение, что это не заставит слабонервных чувствовать себя еще более подавленными. На самом деле, это, скорее всего, начнет подрывать поддержку джихада в целом. По крайней мере, — он сделал паузу на мгновение, обводя взглядом стол, — это начнет подрывать уверенность в направлении джихада.
Дючейрн почувствовал, как Тринейр и Мейгвейр внезапно замерли в ледяной тишине. В намеке Клинтана нельзя было ошибиться.
— Не думаю, что — казначей сказал в тишину, подбирая слова с мучительной заботой, — вряд ли кто-то в викариате бросит вызов нашему направлению джихада.
В конце концов, — он тихо добавил про себя, — ты убил каждого, у кого хватило смелости и остроумия, чтобы вымолвить хоть слово о том, как тщательно мы все сварганили, не так ли, Жэспар?
— Я говорю не о викариях. — Было что-то самодовольное — и уродливое — в уверенности великого инквизитора, подумал Дючейрн, но затем Клинтан продолжил. — Я беспокоюсь о людях за пределами викариата. Беспокоюсь обо всех ублюдках в Сиддармарке и Силкии, которые каждый день идут своим веселым путем, нарушая эмбарго. Меня беспокоит всплеск "реформистской" пропаганды, которая разворачивается в Сиддармарке... и других королевствах, по словам моих инквизиторов. Таких местах, как Долар и Деснейр, например, — даже земли Храма! И я беспокоюсь о людях, которые могут пасть духом, потому что Мать-Церковь, похоже, не желает протягивать руку и поражать нечестивых.
— Мы пытались поразить нечестивых, — отметил Дючейрн, пытаясь скрыть неприятное ощущение, которое он испытывал. — Проблема в том, что это не очень хорошо работает, несмотря на все наши усилия.
— Проблема, — сказал Клинтан непреклонным тоном и выражением лица, — в том, что мы не обратились к нечестивым, до которых можем дотянуться. Безбожники прямо здесь, на материке.
— Например, кто, Жэспар? — спросил Тринейр.
— Например, как Стонар и его друзья-ублюдки, — парировал Клинтан. Его губы скривились, но затем он заставил их разжаться видимым усилием воли. — Но все в порядке, я понимаю, почему мы не можем прикоснуться к ним прямо сейчас. Вы трое совершенно ясно дали это понять. Не буду притворяться, что это меня не бесит, и не буду притворяться, что не думаю, что это в конечном счете ошибка. Но я готов согласиться с этим — по крайней мере, на данный момент — в том, что касается Сиддармарка и Силкии.
Сердце Дючейрна упало, когда он понял, куда клонит Клинтан. Он даже не мог притвориться, что это было неожиданностью, несмотря на тошноту в животе.
— Я говорю о тех пленных, которых Тирск захватил в прошлом году, — решительно продолжил Клинтан. — Тех, которых он каким-то образом упорно умудрялся не передавать инквизиции и не отправлять в Храм. Они еретики, Замсин. Они бунтари против самого Бога, захваченные в момент восстания! Боже мой, чувак, сколько еще доказательств тебе нужно? Если Мать-Церковь не может действовать против них, то против кого она может действовать? Неужели вы думаете, что нет тысяч — миллионов — людей, которые не задают себе этот самый вопрос прямо сейчас?
— Понимаю, о чем ты говоришь, Жэспар, — осторожно сказал Мейгвейр, — но Тирск и епископ Стейфан тоже правы. Если мы передадим людей, которые сдадутся нам, инквизиции, чтобы они подверглись Вопросу и Наказанию Шулера, как им и положено, тогда что произойдет с нашими людьми, которые попытаются сдаться им?
— Мать-Церковь и инквизиция не могут позволить, чтобы подобные опасения отвлекли их от их четкого долга, — сказал Клинтан тем же ровным, непреклонным тоном. — Если еретики решат плохо обращаться с нашими воинами, надругаться над истинными сынами Божьими, которые попадут в их власть, тогда эта кровь будет на их руках, а не на наших. Мы можем делать только то, к чему призывает нас Книга Шулера и все остальные Писания, и доверять Богу и архангелам. Никто никогда не говорил нам, что исполнять волю Божью будет легко, но от этого наш долг и ответственность не уменьшаются. На самом деле, мы должны...
Он остановился, захлопнув рот, и Дючейрн почувствовал отчаяние поражения. Мейгвейр не собирался поддерживать его, несмотря на только что сказанное им. Не тогда, когда часть его с самого начала соглашалась с Клинтаном, и особенно не тогда, когда великий инквизитор только что так ясно выразил свою ярость по поводу того, что произошло в Марковском море. И Тринейр тоже не собирался спорить с Клинтаном. Отчасти потому, что он тоже согласился с инквизитором, но еще больше из-за того, что только что сказал Клинтан.
Он предлагает услугу за услугу, когда дело касается Сиддармарка и Силкии, — с горечью подумал Дючейрн. — Он не облекает это в такое большое количество слов, но Замсин все равно прекрасно его понимает. И без поддержки хотя бы одного из них я тоже не могу с ним спорить. Если я попытаюсь, я проиграю, и все, чего я добьюсь, — сожгу еще один мост с ним.
Это было правдой, каждое слово, и казначей знал это точно так же, как он знал, что требование о передаче чарисийских пленных в Зион будет отправлено в тот же день. Но каким-то образом осознание того, что он не смог бы остановить это, даже если бы попытался, не заставило его чувствовать себя немного менее виноватым и грязным за то, что он все-таки не попытался.
* * *
— Могу я спросить, как прошла встреча, ваша светлость? — немного осторожно спросил Уиллим Рейно, архиепископ Чьен-ву.
Он почти наверняка был единственным человеком в Зионе, который вообще осмелился бы задать этот вопрос, учитывая слухи, циркулирующие по Храму о письменном отчете Грейгора Сироуза. Однако он также был генерал-адъютантом ордена Шулера, что делало его заместителем великого инквизитора как в ордене, так и в управлении инквизиции. Они вдвоем тесно сотрудничали почти два десятилетия, и если бы в мире был хоть один человек, которому Клинтан действительно был готов доверять, то этим человеком был бы Рейно.
— На самом деле, — сказал Клинтан с улыбкой, которая удивила бы любого из его товарищей по храмовой четверке, учитывая тон только что закончившейся встречи, — все прошло хорошо, Уиллим. Довольно хорошо.
— Так мы сможем выступить против пленных еретиков в Горэте, ваша светлость? — тон Рейно прояснился, и Клинтан кивнул.
— Да, — ответил он, затем поморщился. — Я должен был пойти дальше и более или менее пообещать — снова — держать наши руки подальше от Сиддармарка и Силкии. — Он пожал плечами. — Мы знали, начиная, что это должно было произойти. Конечно, моим уважаемым коллегам не обязательно знать все, чем мы занимаемся, не так ли?
— Нет, ваша светлость, — пробормотал Рейно.
Он задавался вопросом, многие ли из остальной четверки осознали, до какой степени Клинтан использовал свою заслуженную репутацию упрямого отказа идти на компромисс и вспыльчивого характера, чтобы манипулировать ими. Даже Рейно потребовались годы, чтобы обнаружить, что минимум половина этой репутации была оружием, которое великий инквизитор создал намеренно, с тщательной продуманностью. Его истинная эффективность, конечно, зависела от реальности ярости, скрывающейся так близко под поверхностью его владельца, но, пробиваясь голыми руками на пост великого инквизитора, Жэспар Клинтан обнаружил, что, хотя нетерпимость и амбиции могли вынудить ненавидеть его, именно его страстный характер заставлял бояться его. Он научился эксплуатировать этот темперамент, чтобы заставить противников подчиниться, а не просто быть использованными им, и эта техника сослужила ему хорошую службу. Это был подход грубой силы, но это также было лишь одним из многих видов оружия в его арсенале, как обнаруживала одна несчастная жертва за другой.
— Что вы можете рассказать мне об этом новом оружии, о котором болтает Сироуз? — спросил Клинтан с одной из тех резких перемен темы, которыми он был знаменит.
— Наши агенты в Чарисе по-прежнему... не преуспевают. — Рейно не хотелось признавать это, но притворяться в обратном не было смысла. — Организация Уэйв-Тандера, очевидно, обладает собственной удачей Шан-вей, но также боюсь, что нет смысла отрицать, что он очень компетентен, ваша светлость. Все усилия по созданию реальной сети, даже среди лоялистов в Старом Чарисе, потерпели неудачу.
— Не отвечает на тот вопрос, который я задал, — отметил Клинтан.
— Я понимаю это, ваша светлость, — спокойно ответил Рейно. — Больше похоже на вступительное замечание.
Губы Клинтана дрогнули на грани улыбки. Он хорошо понимал, до какой степени Рейно "управлял" им, и был вполне доволен тем, что им продолжали управлять... в определенных пределах и до тех пор, пока Рейно добивался результатов.
— Что я собирался сказать, — продолжил архиепископ, — так это то, что наша первоначальная гипотеза, по-видимому, верна. По словам одного из очень немногих агентов, которые у нас есть на месте, чарисийцы отливают то, что равносильно пустотелым ядрам, и заполняют полости порохом. Чего он не смог подтвердить, так это того, как они заставляют их взрываться, хотя он предложил пару теорий, которые звучат для моего, по общему признанию, неподготовленного уха так, как будто они имеют смысл.
Ни один из них не захотел упомянуть тот факт, что Клинтан каким-то образом не смог проинформировать Аллейна Мейгвейра о сообщениях этих агентов.
— Каковы шансы заставить его глубже вникнуть в это дело?
— Я бы не советовал этого делать, ваша светлость. Агент, о котором мы говорим, — Харисин.
Мычание Клинтана означало согласие с советом Рейно.
"Харисин" было кодовым именем, которое они присвоили одному из своих немногих источников в королевстве Старый Чарис. Как указал Рейно, все попытки создать официальную сеть в Старом Чарисе — действительно, почти в любой точке проклятой империи Чарис — наталкивались на одну каменную стену за другой. Иногда этого было почти достаточно, чтобы заставить Клинтана по-настоящему поверить в демоническое вмешательство с другой стороны. Однако в результате этой бесконечной череды неудач доступные им источники были дороже драгоценных камней. Вот почему им были присвоены кодовые имена, на использовании которых Клинтан настаивал даже в своих разговорах с Рейно. На самом деле, он взял за правило никогда не узнавать, каковы могут быть настоящие имена источников, исходя из теории, что неизвестное ему он не мог раскрыть даже случайно.
Хотя ему было неприятно это признавать, Мейгвейр и этот трусливый дурак Дючейрн действительно были правы в очевидной эффективности чарисийских шпионов. Он не верил, что кому-то из них удавалось действовать в самом Храме, но они должны были действовать — и действовать эффективно — на всей территории земель Храма. Это было единственным объяснением того, как так много священнослужителей — или, по крайней мере, их семей — могли избежать инквизиции, когда он разбил группу Уилсинов. Или как чарисийцы могли обнаружить, что флот Корнилиса Харпара на самом деле направлялся на восток, а не на запад, если уж на то пошло. И в таком случае он не собирался рисковать тем, что кто-то узнает личности этих драгоценных источников информации.
Всем их сохранившимся источникам было строго приказано не вербовать никаких других агентов. Это уменьшало их "охват", поскольку означало, что каждый из этих агентов мог сообщать только о том, что он или она действительно видели или слышали. Это также означало, что каждому из них требовался свой индивидуальный канал связи с Храмом, что делало передачу всего, что они узнали, еще более медленной и громоздкой, чем это уже было бы на таких огромных расстояниях. К сожалению, как только что сказал Рейно, каждый агент, который пытался завербовать других, чтобы создать какую-либо настоящую сеть, был атакован в течение нескольких недель. Инквизиции потребовалось некоторое время, чтобы понять, что происходит, но как только это стало очевидным, решение изменить их оперативные схемы фактически было принято само собой. И какими бы обременительными ни были ограничения, все, что делало шпионов, которых им удалось разместить — или удержать — на месте, менее вероятными для привлечения внимания Уэйв-Тандера, было полностью оправданным.
Однако Харисин был особым случаем даже среди этой крошечной горстки активов. Его вообще не перемещали в Чарис, он там родился. Приверженец Храма, напуганный ересью своего королевства, он нашел свой собственный способ общения с инквизицией, и практически все эти сообщения текли только в одном направлении — от него к Храму. Он установил свои собственные каналы, в том числе один, который позволял им общаться с ним мучительно медленно и окольным путем, хотя он также предупредил их, что его можно использовать только в крайнем случае, если нет другого выбора. Он был готов предоставить всю информацию, которую мог, как сказал им с самого начала, но, если они ожидали, что он избежит обнаружения, которое постигло так много других агентов и сторонников, им придется довольствоваться тем, что он мог им сказать, и тем, что он сохранял контроль над своими коммуникациями.
Этого было более чем достаточно, чтобы поначалу вызвать подозрения у Клинтана и Рейно, поскольку оба они прекрасно понимали, какой вред может нанести двойной агент, предоставляя им ложную информацию. Но Харисин отчитывался уже почти три года, и они не обнаружили ни единой лжи, и за это время его дважды повышали в должности, предоставляя ему все лучший и лучший доступ. Кроме того, он сыграл решающую роль в одной из центральных стратегий Клинтана.
