Голос брата-мирянина затих, и Дючейрн попытался не вздрогнуть от реакции, которая не имела никакого отношения к снегу за окном кабинета Фалтина, когда он попытался представить себе то, что только что описал чихирит. Его воображение не справлялось с этой задачей, и он обнаружил, что был так же счастлив, как и она.
— Думаю, что сегодня вечером я определенно воспользуюсь гостеприимством Сент-Килмана, брат Линкин, — сказал он через мгновение, кладя бронзовый диск обратно на стол. — Это явно то, что нам с викарием Аллейном нужно будет обсудить, и, очевидно, нам нужно, чтобы вы приняли участие в разговоре.
— Конечно, ваша светлость, — пробормотал Фалтин, убирая диск обратно в ящик и закрывая его. В его голосе было что-то немного странное, и когда он поднял голову и его глаза встретились с глазами Дючейрна, викарий понял, в чем заключалась эта странность.
Он думал об этом дольше, чем я. Это означает, что он, вероятно, подошел намного ближе к тому, чтобы представить, на что могут быть способны его ракеты... и ему это нравится ничуть не больше, чем мне.
Это было странно, — подумал казначей. — У инквизиции, несомненно, были бы всевозможные оговорки по поводу предложения Фалтина, поскольку его самая важная конструктивная особенность была скопирована непосредственно с еще одного еретического устройства, но это не имело бы значения. И причина, по которой это не имело бы значения, заключалась в том, что единственный человек в Зионе, который определенно не дрогнул бы от того, что предлагал чихирит, — единственный человек, который положительно ликовал бы от резни, которую это могло бы вызвать, каким бы еретическим ни было его происхождение, — был главой этой инквизиции.
О, да. У нас с Аллейном не будет никаких проблем с тем, чтобы убедить Жэспара одобрить это... независимо от того, сколько разрешений ему придется выдать.
.XIII.
Река Дейвин, в двенадцати милях к востоку от Стэнтина, провинция Клифф-Пик, республика Сиддармарк
Порывы ветра проносились по длинной замерзшей поверхности реки Дейвин с угрюмым ревом голых ветвей, достаточно резким, чтобы у статуи перехватило дыхание.
Что ж, возможно, это слишком сильно сказано, — признал Жэйсин Канир. — В конце концов, температура была всего на четыре или пять градусов ниже нуля, что было приятно после последних нескольких пятидневок. Но это было, безусловно, более чем достаточно холодно, чтобы обжечь, как ледяной клинок, древние легкие архиепископа, который видел более семидесяти пяти зим.
Канир ехал в центре конной охраны, гораздо большей, чем ему казалось необходимым. Не то чтобы кто-то особенно интересовался его мнением. Не после того, как прошлой зимой он был близок к тому, чтобы его убили. Все это очень хорошо для него, чтобы указать, как изменилась ситуация, насколько более безопасными стали Гласьер-Харт и соседние районы провинции Клифф-Пик, и как партизаны-лоялисты Храма были вынуждены скрываться или убиты. Никто не собирался позволять ему даже на мгновение забыть о своей предыдущей ошибке в суждениях, и его хранители -"верные подчиненные", он, конечно, имел в виду — не стеснялись указывать на то, с каким энтузиазмом ракураи инквизиции прибегали к убийствам. Это было все, что он мог сделать, чтобы проявить свою высшую власть в качестве Божьего наместника в Гласьер-Харт и отказаться от поездки по льду реки в запряженных снежными ящерами санях, закутанным до носа в меха, одеяла и шали и полностью окруженным полком или двумя телохранителей.
Что, как он признавал очень конфиденциально, возможно, было не такой уж ужасной идеей, в конце концов, были смертоносные убийцы или их не было. Не могу решить, примерзла ли моя задница к седлу или просто замерзла.
Он поморщился при этой мысли, хотя выражение лица было случайно скрыто толстым шарфом тройной вязки из шерсти ангорской ящерицы, который закрывал его лицо до самых глаз. Саманта Горджа связала для него этот шарф, и она лично обернула его вокруг его шеи и заправила концы под его парку, прежде чем выпустить его из Тейриса, с сопровождением или без сопровождения. По крайней мере, на этот раз он смог убедить ее остаться самой... даже если для этого ему пришлось беспринципно воспользоваться тем фактом, что все четверо ее детей летом присоединились к своим родителям. Он указал, что при таких обстоятельствах с ее стороны было бы верхом неблагоразумия подвергать себя потенциальным тяготам такой поездки.
По общему признанию, это было бессовестно, но бессовестность его вполне устраивала, учитывая тот коварный способ, которым все они настаивали на том, чтобы управлять им. И в любом случае, он оказался не совсем без присмотра. Ее муж Гарт ехал слева от него, а брат Леймуил Азхат, весьма опытный целитель-паскуалат, ехал прямо за ним. Брат Леймуил был более чем на тридцать лет моложе Канира, но возраст был не большей защитой от тирании целителя, чем тот факт, что он был простым братом-мирянином, в то время как Канир был рукоположенным архиепископом, который стал вторым по рангу членом реформистского сиддармаркского епископата.
Лично Канир придерживался несколько сварливого мнения, что рубиновое кольцо на его левой руке и широкая оранжевая лента в виде голубиного хвоста сзади на его шапочке священника должны были дать ему хотя бы каплю контроля над его собственными приходами и уходами.
О, перестань жаловаться! — он ругал себя. — Могло быть намного хуже, и ты это знаешь, сварливый старый... джентльмен.
Его губы скривились под шарфом, когда он вспомнил, как Бирк Рейман применил к нему это существительное в апреле прошлого года. Дополнительные прилагательные Сейлиса Трасхата после почти смертельной засады на тропе Грин-Коув были гораздо более красочными... и, как он признал, не более чем вполне заслуженными им. Так что, возможно, его подчиненные вели себя не так уж неразумно, как казалось. И даже если бы это было так, это было не большее наказание, чем он заслуживал.
Он напомнил себе об этом довольно твердо, пока нелепая кавалькада бодро трусила по заснеженной буксирной дороге на берегу реки, сопровождаемая грузовыми санями по речному льду под ними.
* * *
— Вам не нужно было проделывать весь этот путь лично, ваше преосвященство. Я мог бы передать вам по семафору или даже посыльной виверной любое сообщение, которое вам было нужно.
Почему-то архиепископа Жэйсина не удивила первая фраза Алина Симкина. Он составил предварительное мнение об этом коренастом седовласом генерале после того, как тот был освобожден от должности командира 3-й чарисийской дивизии и проехал через Тейрис, направляясь принять командование армией Дейвин. Теперь это суждение подтвердилось, поскольку чисхолмец смотрел на него точно таким же взглядом, которым Фрейдмин Томис, его камердинер, проработавший слишком много лет, одарил его, когда он объявил о своем намерении посетить фронт.
— Да, сын мой, — спокойно ответил он. — Уверен, что вы могли бы. К сожалению, мне всегда было немного трудно навещать больных и благословлять умирающих с помощью семафора или посыльной виверны.
Щеки Симкина слегка порозовели, и он склонил голову в знак признательности. Однако Канир не заблуждался, полагая, что раскаяние генерала продлится долго. Лучше всего воспользоваться как можно большим преимуществом, пока оно не рассеялось.
— Пока я здесь, — продолжил он, — я, конечно, хотел бы осмотреть позиции армии и встретиться с как можно большим количеством ваших храбрых солдат. — Он коснулся своего нагрудного скипетра и встретился взглядом с Симкином. — Кажется, это самое меньшее, что я могу сделать для воинов, которые здесь, во льдах и снегах, защищают людей моего архиепископства. Поверьте мне, генерал Симкин. После только что прошедших зимы и лета мои жители Гласьер-Харт точно знают, насколько это важно.
— Конечно, ваше преосвященство. Но я буду рад предоставить проводников — и подходящий эскорт — чтобы отвезти вас куда угодно. В разумных пределах, конечно.
Что ж, это окно оставалось открытым недолго, — язвительно подумал Канир.
Он подумал о том, чтобы поспорить, но не очень сильно. Он проехал более трехсот миль, чтобы нанести этот визит, и преодолел больше половины из них, прежде чем предупредил генерала о своем приезде. Задержка тоже не была случайностью. Что бы сейчас ни сказал Симкин, архиепископ был уверен, что если бы он был настолько неосмотрителен, чтобы сообщить командующему армией о своем приезде раньше, генерал нашел бы всевозможные неопровержимые причины для того, чтобы он развернулся и вернулся в Тейрис. По тому, что он видел в чарисийцах и чисхолмцах, Симкин был бы вполне способен послать вооруженный эскорт, чтобы вежливо — но твердо — навязать свою точку зрения на этот вопрос. В сложившихся обстоятельствах, вероятно, было разумнее довольствоваться любыми победами, которые он мог одержать.
Кроме того, как только он выйдет из-под контроля Симкина, он должен быть в состоянии запугать любого подчиненного офицера, которому поручат командовать его эскортом, чтобы тот отвез его туда, куда он действительно хотел пойти. В том, чтобы быть хрупким, седовласым, выглядящим святым, хитрым старым священнослужителем, были определенные преимущества.
Как бы ни сопротивлялись им генералы.
— Спасибо, сын мой, — кротко сказал он. — Уверен, что вы лучший судья в этих вопросах.
Симкин скептически посмотрел на него, и Каниру не нужно было смотреть на отца Гарта, чтобы понять, что его секретарь и помощник закатил глаза к небу.
— Тем временем, однако, — сказал Симкин, — лучше всего нам устроить вас где-нибудь в теплом месте и накормить горячей едой. Как только вы поедите и отдохнете несколько часов, я буду рад проинформировать вас о нашей ситуации здесь.
— Это звучит как отличная идея, сын мой. Спасибо вам.
* * *
Горячий суп, свежий хлеб и типичный для горцев крепкий чай оказались даже более желанными, чем ожидал Канир. Они также были далеки от того скудного рациона, который он и вся его паства пережили прошлой зимой и весной. Его глаза потемнели при воспоминании о том, сколько людей из этой паствы погибло от холода и лишений... и о том, сколько из них были так молоды. Они заплатили горькую цену за свою верность республике и протектору — и Жэйсину Каниру — его жители Гласьер-Харт. Цену, достаточно горькую, чтобы любой архиепископ почувствовал себя неполноценным.
Но этой зимой ситуация была намного лучше. Лорд-протектор Грейгор и его союзники-чарисийцы перевернули небо и землю, чтобы доставить еду по каналам и рекам из Сиддар-Сити. И хотя слишком многие фермеры и шахтеры Гласьер-Харт либо погибли, либо были призваны на военную службу, они были жесткими и жизнерадостными людьми, слишком упрямыми для их же блага и хорошо привыкшими встречать жизненные трудности лицом к лицу. Несмотря ни на что, им удалось собрать урожай и добыть уголь, и, по крайней мере, в этом году они были избавлены от жестоких нападений партизан и угрозы прямого вторжения. Их каменистые поля ответили на их преданность более высокими урожаями, чем обычно. Изможденные, худые лица — даже впалые от голода щеки Канира — снова наполнились, и он больше не чувствовал горькой вины, когда садился за плотную, сытную еду.
Он доел остатки супа, отодвинулся от простого деревянного стола, бережно держа в ладонях кружку с чаем, и огляделся. Он был уверен, что его собственное августейшее присутствие сместило какого-то майора или полковника, и сожалел об этом, но не было смысла думать, что он мог убедить Симкина и его подчиненных заключить какое-либо другое соглашение. Что, вероятно, было и к лучшему, поскольку Гарт и брат Леймуил устроили бы три вида истерик, если бы он стал утверждать, что они должны разместить его в предоставленных чарисийцами зимних палатках, которые они использовали во время своего путешествия сюда. На самом деле они были теплее, чем домик, из которого он и Фрейдмин сбежали от инквизиции, но он сомневался, что кому-то было бы интересно, если бы он указал им на это.
Его нынешнее жилище, однако, было намного теплее и уютнее, чем тот домик, и, по правде говоря, он был более чем доволен таким положением дел. Комната была частью крепкой казармы, построенной из ошкуренных, отесанных, расколотых — и, к счастью, защищенных от сквозняка — бревен, с толстой крышей из черепицы, вырезанной из коры бревен. Хребет сооружения образовывала сложенная из речных камней каменная стена, поглощавшая тепло огня от ряда встроенных в нее спина к спине каминов и излучавшая его обратно. Деревянные доски пола были напилены водяными лесопилками чарисийских инженеров, и он почувствовал, как его веки пытаются закрыться, когда он сидел в теплом комфорте и слушал, как ветер стонет за стенами.
Кто-то легонько постучал в его закрытую дверь, и он вздрогнул от неожиданности, затем выпрямился в кресле, поставив кружку с чаем обратно на стол.
— Войдите! — позвал он.
Дверь открылась достаточно широко, чтобы Гарт Горджа мог просунуть в нее голову.
— Генерал Симкин здесь, если вы готовы принять его, ваше преосвященство.
— Конечно, я здесь, Гарт! — Канир встал. — Пожалуйста, проводите генерала.
Горджа склонил голову в знак признательности и исчез. Мгновение спустя он появился снова, вводя Симкина в комнату в сопровождении молодого капитана с чем-то похожим на свернутую карту, зажатую под мышкой, и гражданского, который, вероятно, по возрасту был на полпути между капитаном и генералом. Канир протянул руку, и Симкин наклонился, чтобы поцеловать его служебный перстень, затем выпрямился.
— Спасибо, что согласились встретиться со мной, ваше преосвященство.
— Нет, спасибо вам, что пришли повидаться со мной, генерал, — слабо улыбнулся Канир. — Я уверен, что у вас есть гораздо более неотложные задачи.
— Не так много, как вы могли бы подумать, ваше преосвященство,— настала очередь Симкина улыбнуться. — Как только армия переходит на зимние квартиры, ее генералу остается не так уж много дел. Если, конечно, он не барон Грин-Вэлли.
Улыбка генерала стала немного кислой с его последней фразой, и Канир понимающе кивнул. Он точно знал, что имел в виду Симкин, и обнаружил, что вполне согласен с нынешними, несомненно, безжалостными мыслями чисхолмца о Грин-Вэлли. Не то чтобы он имел что-то против барона, и было хорошо известно, что Симкин и Грин-Вэлли были близкими друзьями. К сожалению, поставки и возможности должны были быть каким-то образом расставлены по приоритетам.
Канир едва ли был опытным военным, но, к несчастью, он был знаком с суровыми реалиями кампаний, логистики и зимней погоды. Он был откровенно поражен способностью имперской чарисийской армии перебрасывать припасы и людей в разгар зимы на материке, но он пришел к выводу, что даже они не могли должным образом поддержать два зимних наступления одновременно, и поэтому армия Дейвин Симкина ушла на зимние квартиры, в то время как Грин-Вэлли двинулся против армия Силман.
Это, должно быть, особенно раздражает Симкина, учитывая то, как герцог Истшер, имея менее четверти нынешней армии Дейвин, отбросил армию Гласьер-Харт более чем на двести миль при ее отступлении. К тому времени, когда Симкин выдвинулся на подкрепление двум одиноким бригадам — одной чарисийской и одной из вооруженных винтовками сиддармаркских регулярных войск, которые вместе с ополченцами Истшера остались присматривать за деморализованным войском Канира Кейтсуирта, погода исключила любое новое наступление. Согласно донесениям их шпионов, люди Кейтсуирта пережили гораздо более суровую зиму, чем Симкин, но они были в гораздо лучшем положении, чем армия Силман епископа воинствующего Барнэбея, и у них были месяцы, чтобы улучшить свои нынешние казармы и укрепления, прежде чем наступили заморозки.
