Сломанные сказки

— Ктоооооо тыыыыыы? — протянул Гусеница, выпуская ещё пару колечек в целую стаю танцующих вокруг постели сигаретных лент. Кай приподнялся — так, чтобы смотреть медицинскому работнику в глаза — и назвал своё имя.

С неприятным свистящим звуком Гусеница втянул в себя весь распущенный по палате дым и удалился, прикрыв дверь. С головой у пациента всё было более-менее в порядке — чего нельзя было сказать о нескольких вернувшихся с миссий новичках. С Каем вообще не было проблем: поправлялся он на удивление быстро, и врачи просто изредка проверяли его самочувствие. На него не было истрачено ни грамма лекарств — разве что пару десятков компрессов. Идеальный пациент. Если б не его посетители.

Снежный король откинулся назад и легонько вскрикнул — он зацепился волосами за каретку — или, может, очередную выбившуюся из старого матраса пружинку. Да и шея немного поскрипывала, словно... Парень задумался. Судя по обрывочным воспоминаниям, вынесенным из-за Двери с ракушками, чешуёй и пальмовыми листьями, его никто не пытался душить. Хотя, он был почти уверен, что снова ввязался в драку. Оставалось надеяться, что никто из Песка больше не пострадал.

Что ж, вот и третий раз наступил. Третий разговор с таинственными "голосами", который он даже не помнит. Третье превращение во что-то, совсем уж противоречащее его природе. Третья ступень на лестнице недоверия. Кай надеялся, что она не была последней.

Эта пугающая лесенка вела вниз: сначала на ковёр к Ивану, потом — в реабилитационные подвальные помещения. Отчего-то Кай был уверен, что они похожи на тюремные камеры: с цепями, закопчённым потолком и режущей слух тишиной. Что-то вроде кузницы охотников на фей из-за нефритовой Двери. Он не хотел, чтобы его запирали. Он хотел помогать им — всем тем, кто успел стать его друзьями. Всем знакомым. Всем сотрудникам Сторожевой Башни. Но пока получалось так, что помогали в основном ему.

Кай даже не заметил, как уснул. Сон был огромной чёрной дырой, прорубленной в сознании. Никогда ещё разум Снежного короля не был так пуст.

Разбудило Кая то, что его легонько трясли за плечо — юноша нехотя приоткрыл один глаз и увидел сидящую на краешке кровати Шехеразаду.

— Госпожа Сатоен?

— Просыпайся, милый, просыпайся. Нам пора идти.

* * *

Тридевятое царство

Царь был большим охотником до диковинок — в этом первый советник был уверен, как никто другой. Все вещи, которые хотя бы с натяжкой можно было назвать волшебными, рано или поздно попадали в дворцовую сокровищницу. Скатерти-самобранки, поеденные молью, но в рабочем состоянии? В наличии. Сундук, никогда не возвращающий то, что было в него положено? Задвинут за коллекцию шапок-невидимок. Перо жар-птицы? Да из них веер сделали — полку украшает!

Впрочем, угодить царю было несложно: даже светящиеся черепа, растасканные с ограды одной местной лесной ведьмы, приводили монарха в дикий, неописуемый восторг. В дождливые ночи он вывешивал их на балкон, приговаривая, что теперь любой заблудившийся путник будет ему за это благодарен. При этом царь, кажется, забывал о городском освещении, которое было в несколько раз мощнее светящихся в темноте камней, кои ведьма напихала в черепа.

В эту пятницу настроение вседержителя было каким-то чересчур шатким, и потому царский советник затянул потуже ремешок и пошёл побродить меж торговых рядов — авось и увидит какую-нибудь любопытную штуку. По пятницам в столице всегда были ярмарки: лотки ломились от всевозможной еды, скоморохи задевали прохожих бубенчиками, которые звенели в тон смеху, а рукодельные шедевры мастеров радовали глаз. Чудо не заставило себя должно ждать — авось, как всегда, действовал безотказно. Прямо за палаткой продавца мешочков с чужеземной золой раскинулся вывешенный на двух рогатых палках расписной ковёр. Советник, много что за свою жизнь повидавший, чуть не сел от удивления на землю — прямо как был, в сафьяновом кафтане и красных сапогах. Было на ковре всё королевство: и люди, и звери, и горы, и леса, и море, и чудо-рыба-кит, и жар-птицы в небесах. До того красивые, до того гармоничные, что хотелось смотреть на всё это великолепие вечно. Но самым примечательным было то, что все фигурки на полотне двигались, рычали, переговаривались друг с другом — словом, жили обычной своею жизнью. У ковра уж толпа собралась, да никто не может и цену толком предложить. Как такую вещь вообще можно в золото да серебро оценивать? Протолкнулся царский советник поближе — дай, думает, погляжу, кто продавцом заделался, кто обладатель такого сокровища? Смотрит — стоит справа от ковра Андрей, подбоченился, глаза радостью сверкают. Какое внимание к скромной персоне стрелка!

Советник Андрея так и запомнил, из-за профессии. Стрелок стрелком — каждый четверг исправно подносил к царскому столу мягкое птичье мясо. Грех жаловаться на справного работничка.

Расправил советник плечи — так, чтобы увидел его Андрей — подошёл вплотную и цену спрашивает.

— Сами цену называйте! Мне не жалко — жена вышила, она у меня на все руки мастерица, чай и ещё сможет.

Подумал советник, почесал реденькую свою бородку, задумался, а не обмануть ли доверчивого служилого? Да как-то нехорошо перед верноподданными так себя вести. Отдал советник за ковёр десять тысяч, свернул аккуратно, взял под мышку и был таков.

Андрей мешочек на руке взвесил, ухмыльнулся радостно и направился домой — жену радовать. Кто же знал, что охота однажды так обернётся: ведь жена-то его, Марья, обернулась девицей из горлицы. А Андрей на то и стрелок, чтобы за горлицами по полям бегать.

Отец ему в детстве всегда говорил: "Ты, сынок, за дичью-то гоняйся, лови, да стреляй метко! Только о девушках-то тоже не забывай — тут охота другая." Как оказалось, старик жестоко ошибался.

А советник тем временем принёс ковёр к царскому двору. Встал супротив трона, развернул свою ношу — царь так и ахнул. По соседнему озеру лебеди плавают, в кузнице опять генеральскую лошадь подковывают, на площади — ярмарка пятничная. Захлопал правитель в ладоши, обнял советника, как родного, посулил за такое чудо щедрую награду и побежал вешать новое приобретение где-нибудь рядом с распятым летучим ковриком.

Как и во всех донельзя странных историях про настоящую любовь Андрей-стрелок встретил свою на охоте. И, более того, чуть её не убил. Как и подобает всякой порядочной барышне из Берёзового коридора, Марья по прозвищу Мурена не затаила смертельную обиду, не поклялась отомстить и не принесла чёрной богине кровавую жертву — Марья попросту вышла за стрелка замуж.

Это была любовь с первого взгляда — даже никакого Купидона не понадобилось. Стоило Марье в обличии горлицы почувствовать, как калёная стрела пробивает её крыло, и увидеть сверкнувшие глаза Андрея — и она пропала. Не то чтобы Марья была мазохисткой, но цепи из костяного дворца Кащея до сих пор вспоминала со смесью ужаса и трепета.

Хитрая Марья-Мурена знала, что любопытство царя и советника наверняка накличет беду на молодожёнов. Она рассчитывала на это, когда в подвале новой избёнки, оборудованной под мастерскую, ткала адски прекрасный ковёр. Парочка секретных ингридиентов — слёзы завистливой вдовы, золотая пыль из клада пернатого змея, иглы предательства и капля живой воды — и чудесное полотно стало началом отличного приключения.

Марья не могла сидеть на месте — ей подавай смертельные опасности, ночи без сна и чудес столько, чтобы лопались швы Мироздания. Чаще всего она, конечно, выступала советчиком — недаром её кумиром была обитательница избушки на курьих ножках — но иногда не брезговала и сама протопать пару миль в железных сапогах на босу ногу.

А Андрей нравился ей настолько, что хотелось поскорее подарить ему величайшее приключение из всех, что она когда-либо находила.

* * *

Царский советник глядел в стакан мутного пойла, что поднесла ему улыбающаяся баба в переднике, и проклинал тот день, когда решил посмотреть на мастерицу, что выткала тот чудесный ковёр. Чёрная зависть съедала его сердце: какая женщина досталась стрелку! И, что ещё хуже, царь наш батюшка, кажется, тоже на стрелкову жену глаз положил. Может, даже оба глаза. Чего неймётся окаянному, правила приличия ещё соблюдать пытается... Да ежели вздумал чужую жену отбить, так и делай, чего хочешь — ты царь или не царь! Так нет же, вбитые в царёву голову заветы предков и шепотки церковников напоминают про огненный ад — и тогда приходится включать мозги. Чужие. В данном конкретном случае — его, первого советника. Как извести стрелка? Да достаточно отправить мзду с покорённых народов сдирать — так не богатырь! На медведя лютого, да на прочих зверей надеяться — так ждать устанешь! А у советника воображение совсем плохонькое было, даром, что во дворец на службу попал. Самое умное, что придумать успел — зайти в кабак да надраться с горя. Так, чтобы утром в голове колокола тризну били, а ноги кренделем заплетались.

— Подай, братец, копеечку! — промычало-прошамкало откуда-то слева. Советник скосил уже начавший мутнеть взгляд в ту сторону и узрел низенького вертлявого мужичка-с-ноготок. Рожа его была опухшая, красная и насквозь пропитая. Кабацкая теребень явно нарывалась на халявную выпивку.

— Нету ничего, пшёл. — горделиво произнёс советник, обмакивая бороду в свой стакан.

— Налей, братец, кружечку — так скажу, как Андрея извести!

Весь хмель из головы чиновника разом вышибло — вот те на, не иначе как на пьяную нечистую силу напоролся. Впрочем, что ему терять, если царь-батюшка обещал голову с плеч снять.

Поставил советник пьяницу кружку дешёвого пойла, тот выпил всё залпом, рукавом гороховым утёрся и говорит:

— Андрей парень простой, его и в тёмном переулке зашибить можно. А вот жена его, Марья Моревна — та ещё Мурена. Ты царю скажи — пусть пошлёт его на тот свет, покойного царя проведать. Оттуда-то уж ещё никто не возвращался.

Стрелка во дворец вмиг призвали — не успел пьяный советник нашептать царю на ухо план, как Андрей уже в двери проходит, стражники перед ним секиры поднимают. Повелел царь стрелку отправляться в загробный мир, передать отцу добрые слова и обязательно стравиться о его здоровье. Андрей глазами похлопал, улыбаться уже было начал, учуяв хмель — да только повелитель земли всей не шутит вроде. Вернулся мужик домой, лук на стену повесил, шапку в угол кинул — сел за стол, пригорюнился.

Марья, всеми силами стараясь скрыть улыбку, из-за прялки поинтересовалась, чего ж её милый так невесел. Рассказал Андрей о своей беде — мысленная Марья внутри Марьи настоящей аж от радости запрыгала и в ладоши хлопать начала. Вот задачку подкинули, все ожидания оправдывают!

— Не печалься, дорогой. Возьми свидетелей каких — чтобы поверили тебе про тот свет. Вот колечко тебе моё заветное, — девушка наугад стянула с указательного пальца одно из белесых колечек. — Оно путь укажет.

Из-за печки достала Марья вязанку баранок, обернула вокруг мужниной шеи, чмокнула молодца напоследок — да и выставила его за дверь.

А за дверью его уже поджидали.

* * *

Сторожевая Башня

— Опять? Да вы издеваетесь! — глаза Бена уже на протяжении десяти минут светлели и, кажется, не собирались останавливаться на достигнутом. Фэнхуан был зол. Сильно.

Он зло вышагивал по комнате, зло зыркал на Ивана и Шехеразаду, по-злому скалился на Крысолова и Сэма и обеспокоенно поглядывал на притихшего в углу Кая. Снежный король, которого жена Сатоена в спешном порядке привела из медицинского крыла, был до того тих и бледен, что даже умудрялся спрятаться в тени. Быть незаметным с его-то белыми волосами длиною почти в два метра было впечатляющим достижением.

— Вовсе нет, — Иван устало опёрся локтями на стол и сцепил пальцы в замочек. — Голоса Флейтиста не оставили почти никакой информации — а нам нужно их найти. Заставить вспомнить хоть какие-то подробности у нас не получилось. Случайные встречи происходят слишком редко — обычно эти "голоса" не задерживаются в носителе надолго. Нам нужен ещё один.

Бенну представил, с каким радостным чавканием ломается челюсть Крысолова под ударом его кулака, и немного успокоился. Не то чтобы Флейтист был виноват, но... Посмотрите на него! Он явно что-то скрывает. Не может быть, чтобы кто-то такой способный к "открыванию" — во множестве смыслов этого слова — как Самуэль не мог вытрясти из черепной коробки захудалого беженца ни капли информации. Крыс наверняка научился прятать лишние знания.

— У нас и так постоянные осложнения... Отряд попадает в переделки куда чаще, чем прежде — и скажи ещё, что это вовсе не твоя вина! Совер...

— Моя, — Сезам посмотрел прямо в глаза Фэнхуану, и тот осёкся на полуслове. — Я несу ответственность за всё, что происходит в Башне, Бен. Так что прекрати кипятиться и выслушай мою жену.

Радужка Фэня начала стремительно темнеть. Шехеразада, поправив шлейф своей павлиньей юбки, поднялась с места и развернула какой-то белый свиток, с которого отслаивалась тонкая древесная стружка.

— Пришлось хорошенько подумать... Поначалу мы прыгали из Двери в Дверь лишь по степени общего слома — и это, в конечном итоге, вывело нас к голосам в нужное время. Как выяснилось, договориться с ними практически невозможно. Узнать что-то большее — тоже. Логично предположить, что нужно искать что-то, кардинально отличающееся от предыдущих носителей безумия — так называемого "слома".

Бенну хмыкнул. Слом. Безумие. Стоит рассказать совету про Кая и его собственный вид безумия, "анти-слом" — и парня будут использовать ещё сильнее, ещё чаще, пока не случится катастрофа. Его внутреннее "я" однажды попросту не выдержит напора чужих шепотков. Или его "правильные" голоса вдруг однажды станут неправильными. Или Иван с самого начала сочтёт бывшего Снежного короля опасным и упрячет подальше, чтобы голоса "консервировались", или впали в спячку, или, в конце концов, исчезли навсегда. В любом случае, Каю не дадут спокойно жить. Его и сейчас всё никак не оставят в покое — как же, естественный магнит или, если угодно, "проводник", указывающий на носителей голосов, пропускающий через себя сказочные законы, как через решето. Уникальный, чёрт побери. С малюсенькой долей погрешности.

Пусть лучше так — в поисках безумцев, в поисках тех, кто ломает сказочные законы — но с Фэнем, который, если что, сможет постоять за своих друзей. Альтернативные варианты в виде заключения, отлучения от Дверей, изоляции и прочих радостей жизни окрашивали мир в чёрный. Кай боялся, что кто-нибудь узнает про его голоса — это было видно. И кто, как ни родной отряд, должны помочь ему скрыть свою тайну?

— ...способные выносить голоса за пределы своего мира. Предположительно, это существа, которые обладают знаниями, не ограничивающимися их реалиями. Конечно, нужен ещё определённый склад разума. Ниша, подчиняющаяся скорее хаосу, чем порядку. Крысолов... — Шехеразада кивнула в сторону флейтиста, сосредоточенно стучащего пальцами по черепу, прилаженному к поясу. — ...почти подходит под такое определение. Тем не менее, он подчиняется порядку.

Бен переключил своё внимание на Крысолова и сузил глаза. Боги, да он еле сдерживается! Хотя, на его месте, Фэнхуан бы уже давно раскидывал по комнате вещи или, как минимум, демонстративно покинул комнату, автоматически отказывая в сотрудничестве. Когда кто-то говорит о тебе так, как Шиза — словно тебя вовсе в помещении не наблюдается — это злит. Флейтиста сдерживала сжатая на его плече рука Самуэля. Ключник Гранита, похоже, уже наладил контакт со своим новым подчинённым. Впрочем, Сэм почти со всеми мог найти общий язык. Кроме, пожалуй, Прекрасного Принца. Самуэль был большим специалистом в области человеческим — и не только человеческих — мыслей, тараканов в чужих головах, детских травм и мироощущения. Но понять Артура — вернее, терпеть его долгое время — Сэм так и не смог.