— О нет, не думаю. Ты слишком ценный экземпляр. На самом деле, это совсем неплохо. Тебе повезло, что твой первый же хозяин оказался столь добр. Радуйся этому.
"Ни за что",— подумал Алек, но не испытывал сейчас желания спорить с Кениром.
Они поговорили еще немного, потом Кенир пожелал ему спокойной ночи и быстро чмокнул его в лоб. Прежде, чем Алек успел среагировать, он уже выскочил за дверь. Покачав головой, Алек снова поднялся с кровати. Его всё ещё шатало, но он слишком хорошо отдохнул, чтобы снова спать. Немного покружив по комнате, он угомонился и взял в руки книгу, пока не угас светильник, и лишь после этого закрыл глаза.
Он и вправду уснул, и ему снова снился Серегил, явившийся, чтобы вызволить его.
— Ты всегда находишь меня, — сказал он, бросаясь в объятья возлюбленного.
-Не всегда, тали. И когда мне это не удается, ты заботишься о себе сам, — прошептал Серегил ему в ухо.
Внезапный крик разорвал воздух вокруг них. Серегил исчез, а вместо него стоял отец Алека, истерзанный и истекающий кровью, как в тот самый день, когда асенгайский палач прикончил его.
-Отец! — закричал вновь ставший пятнадцатилетним Алек.
Ещё один вопль заставил его проснуться и замереть, вытянувшись стрункой в кровати. Крик раздавался в мастерской наверху. Испугавшись и не зная, что и думать, Алек не смог сдержать дрожи, когда снова услышал крик — высокий, больше похожий на визг, вроде того, какой издает раненый кролик. Но тут он понял, что это никакой не кролик: это оно, то самое бледное существо кричит там потому, что его мучает Ихакобин!
Он откинулся на подушки, и его сердце под ноющей раной бешено заколотилось. "Это не человек. Это монстр. Мерзость. Мне нет до этого дела." Крики становились всё более громкими и ужасными, и он заткнул уши подушкой и свернулся калачиком, пытаясь не дать овладеть собой ужасу и жалости из-за этих звуков, выворачивавших наизнанку его сердце.
Каким бы чудовищем ни было то существо, но слышать столько страдания в его криках было невыносимо! И какой ещё монстр мог заставить его издавать подобные звуки?
Постепенно крики стихли, превратившись в детский плач, приглушенный низким, бесстрастным голосом Ихакобина. Всё закончилось? Молю тебя, Дална, чтобы всё это закончилось! Но новый крик выбросил Алека из кровати. Он подлетел к двери и принялся отчаянно колотить в неё кулаками:
— Прекрати мучить его, ты ублюдок! Оставь его в покое!
Словно в ответ на его просьбу, крики действительно прекратились. Алек медленно сполз по запертой двери и уткнул голову в колени, не в силах унять дрожь. Так и сидел он там, на холодном каменном полу, чувствуя себя более несчастным и беспомощным, чем когда-либо. С тех самых пор, как он слушал, как умирает его отец...
-Нет,— прошептал он горестно: — это не человек. Это на самом деле даже не...
Но шепот оракула снова вкрадчиво прозвучал в его сознании: "Ребенок, которого не родит ни одна женщина..."
Он стиснул кулаками виски, и затряс головой:
— Нет! Нет, нет, нет!
Наверху воцарилась тишина, но он не сдвинулся с места, напрягая весь слух, чтоб услышать хоть что-то. Теперь он расслышал приближающиеся шаги и то, как в замок вставили ключ. Он отполз подальше, и дверь распахнулась.
То был Ахмол.
— Илбан приказал прийти.
Алек не двинулся с места, но он был слишком слаб, чтобы сопротивляться, когда Ахмол легко подхватил его и поднялся по лестнице в лабораторию.
Бледное существо лежало на графитовом столе, и его хрупкое тельце было привязано широкими кожаными ремнями. Алхимик мыл руки в ванне на краю стола, все еще облаченный в свой кожаный передник. Герцог тоже был там, и выглядел он как-то неважно. Два охранника стояли на страже в дверях.
— А, Алек. Ты нужен мне. У меня возникло несколько непредвиденных осложнений в моём деле.
Алек медленно подошел, с каждым шагом ощущая всё большее беспокойство. Он оказался возле стола прежде, чем смог заставить себя посмотреть на лежащее там существо. Когда он все же отважился на это, его худшие опасения подтвердились.
Ихакобин наконец-то отмыл его от грязи. Бледная кожа существа была тусклого грязно-серого цвета. Спутанные светлые волосы были вымыты и неровно острижены. А то, что осталось было на самом деле не совсем белого, но очень бледного серебристого цвета, вроде лунной дымки над морем.
Но Алек не обратил особого внимания на все эти детали, ибо ему бросились в глаза лишь следы злодеяний, совершенных над маленьким тельцем. На месте левого глаза теперь была пустая глазница, сочащаяся желтой жидкостью. На левой руке не хватало трех пальцев, а с рук, ног и груди были срезаны полоски кожи. Тем не менее, крови не было, а была лишь рваная белая плоть, подобно рыбьему мясу, да немного белой жидкости. Все нутро Алека перевернулось, когда он разглядел ровный ряд закупоренных пузырьков, выстроившийся на маленьком столе возле алхимика.
— Зачем Вы делаете это? — прошептал он, не имея сил смотреть дальше на истерзанное тельце. А существо пристально глядело на него его единственным уцелевшим глазом. Алеку показалось, что он увидел там тоскливую мольбу, при том, что вся остальная часть лица существа была, как и прежде подобна безжизненной маске. Но тогда, прошлым вечером, это существо было так похоже на настоящего ребенка, что это разбило его сердце!
— Как Вы можете творить такое? — Алек сверкнул глазами на Ихакобина: — Зачем Вы создали его, лишь затем, чтобы убить?
Ихакобин покачал головой, вытирая тряпкой руки.
— Должен признаться, я не ожидал, что у него окажется голос. В рукописях утверждалось обратное. Нужно полагать, твоя очистка оказалась не столь полной, как я думал.
— Так это..., — Алек сглотнул ком: — Это что, моя вина? Но не я же режу его на куски!
— Рекаро — не домашнее животное, Алек, и не игрушка, — Ихакобин возражал ему мягко, словно увещевая глупого ребенка: — Их и делают для того, чтобы потом использовать.
— Вы отрезали ему пальцы. А его глаз!
— Но с помощью этого я могу создать сильнейшие лекарства, а также мощные заклинания. Или мог бы, будь он более близок к совершенству. Я не могу утверждать, пока не удостоверюсь. А сейчас я вынужден попросить, чтобы ты дал ему ещё немного своей крови.
Алек отшатнулся, но Ахмол подскочил к нему и удержал на месте, подставив Ихакобину его запястье.
— Тебя так тронула его боль. Не хочешь же ты сказать, что откажешь ему в лекарстве? Не могу поверить в такое. Дай сюда руку.
— Лекарство? — Алек ухватился за единственное, что пока что было ему понятно, и позволил Ихакобину уколоть его палец. Как и прежде, алхимик поднес руку к губам рекаро, и на сей раз Алек не сопротивлялся, когда они сомкнулись вокруг его пальца.
Сегодня существо сосало ещё более жадно, и Алек ощутил странный приступ боли, охватившей его руку. Он почти отдернул её, повинуясь инстинкту, но в это мгновение начало происходить нечто странное. Раны на теле существа стали затягиваться прямо на глазах, оставляя лишь бледные полоски шрамов. На месте трех отрезанных пальцев вырастали крошечные белые зачатки, тут же обретавшие характерную форму, словно оторванный хвост ящерицы. Серая кожа обретала свой прежний цвет, но самым странным из всего было то, что у существа быстро отрастали роскошные белые волосы, в течение нескольких минут превратившиеся в серебристо-белое облако вокруг его головы.
Герцог, про которого Алек совсем позабыл, вдруг оказался рядом и что-то заговорил Ихакобину испуганно и приглушенно.
— Это не человек, как бы оно не выглядело, — предупредил Ихакобин, пристально глядя в лицо Алека: — и было бы большой ошибкой думать иначе.
— Но оно кричало, когда Вы причиняли ему боль.
— Металл тоже издает звон под молотом кузнеца. Здесь все то же самое.
Он отвел руку Алека.
Заморгав двумя синими глазами, рекаро жадными губами потянулось за пальцем. Его волосы уже были длиной до плеч. Алек невольно коснулся их, пропустив между пальцев. Они были мягкими и шелковистыми, как у Герина.
— Если Вы закончили с ним, я мог бы забрать его, — предложил, он, и, спохватившись, добавил: — илбан.
Алхимик поднял бровь, затем тихонько хохотнул:
— Доброй ночи, Алек.
Он сделал знак своим людям, и они отвели Алека обратно в его новую комнату. Снизу доносились знакомые запахи подвала: пахло влажной землей, кровью, и сладковатым "ароматом рождения". Он почувствовал почти облегчение, когда они захлопнули дверь, отсекая от него это зловоние.
Алек свернулся на кровати и уставился на дырку в кончике своего пальца. Его кровь помогла создать это существо, а теперь ещё и исцелило его. Как такое было возможно?
Но такова была не только его кровь, но и вообще кровь хазадриелфейе. Так вот, наверное, почему много столетий тому назад они оставили Ауренен и скрылись на севере. Должно быть, им было известно, что можно сделать с их кровью, и они бежали подальше от зенгати и пленимарцев. Но для чего же такого создавали этих рекаро, что Хазадриель и её людям понадобилось проделать столь длинный путь, чтобы не допустить этого впредь? На самом ли деле они собирались использовать его для изготовления лекарства для сына Владыки? И каким образом? Должны ли они поджарить его, или сварить в кипятке, или выпустить всю его кровь?
О Иллиор, почему меня никто не предупредил? Что проку от предсказаний, если с их помощью невозможно предотвратить подобное? Впрочем, может в тех словах всё же было какое-то предостережение? Он сотни раз прокручивал в голове слова руиауро, пробуя подобрать им новый смысл, но так и не нашёл ни единого намека на весь этот кошмар.
В мыслях об этом, он, кажется, снова забылся сном, но его опять разбудили крики, доносящиеся из мастерской сверху.
Он заткнул уши подушкой, пытаясь приглушить жалобные вопли. Когда это не помогло, он в отчаянии вытащил костяную ложку из своего тайника и направился к двери, чтобы осмотреть замок.
Серегил многому научил его за эти годы, и одним из первых, что он освоил, было открывание замков. Со своими специальными инструментами он мог открыть практически что угодно, но Серегил также научил его уметь обходиться и без них в ситуациях, подобных этой.
Отверстие замка было маленьким. И он сначала приложился к нему глазом, но света оказалось недостаточно, чтобы рассмотреть устройство, и ему не удалось просунуть в скважину даже кончика мизинца, чтобы нащупать хоть что-то. Он вернулся к кровати, вертя в руках костяную ложку, рассматривая колосок, украшавший её ручку. Если бы ему удалось расщепить её как раз вдоль него, он получил бы вполне подходящее шило.
Сверху снова послышались крики, на сей раз более слабые.
"Не слушать. Я не смогу сделать ничего, если мне не удастся справиться с этим. Используй то, что есть."
Пот градом катился по его лицу и спине, пока он безуспешно пытался сломать ложку: кость оказалась слишком прочной. После нескольких напрасных усилий, он сообразил, что можно воткнуть её между рамой кровати и стеной, наподобие тисков, и использовать ручку кувшина, чтобы отжать её.
Крики периодически возобновлялись, заставляя его сердце отчаянно колотиться. Пока он был занят делом, он не переставал размышлять, как поступит, если ему всё же удастся открыть дверь. В своем теперешнем состоянии, будучи слабым и безоружным, он не представлял никакой опасности для стражей Ихакобина, и даже вероятно, для самого хозяина. Но ведь, открытые столкновения и не были в обычаях найтраннеров: Серегил старался внушить это Алеку, привыкшему встречать опасность лицом к лицу.
Крики почти совсем ослабели, когда ему, наконец, удалось изловчиться и расщепить рукоятку ложки на два длинных обломка. Он держал их, оценивая толщину и остроту. Все еще великоваты. Попробовать сломать их ещё он не решился, а опустившись на пол возле кровати, принялся затачивать обломки о каменные плиты. Его руки дрожали и пот застилал глаза. Чтобы отвлечься, он сосредоточился на том, чему учил его Серегил. Ему припомнилось несколько дурацких стишков, и он снова и снова прокручивал их в голове:
Найтраннер — ловкач, не дожив до зари,
Очнулся у самых ворот Билайри.
Он там и стоит, не желая стучать,
Считая, что проще замочек взломать.
Глупый стишок словно вернул его в их прежние комнаты в Петушке, и они снова сидели бок о бок с Серегилом, который держал в руках какой-то очередной причудливый механизм и объяснял, как он работает. За этим занятием они проводили часы. На какие-то хватало одной булавки, на другие требовалось целых пять. Были и такие замки, что скрывали пустоты или ядовитые иглы, поджидавшие неосторожного воришку, но все их можно было легко открыть, если иметь достаточно навыка.
Натерев и отполировав обломки о камень, он получил довольно грубый инструмент. Подойдя к двери, он вставил их в замок и осторожно провернул внутри. Замок оказался простым двухштырьковым и даже с его кустарными инструментами не представлял сложности. Костяные шильца не делали много шума, пока он исследовал механизм. Осторожно провернув их ещё, он сдвинул штифты и с удовлетворением услышал два легких щелчка.
Наверху теперь всё было тихо.
Это не значит, что Ихакобин ушел, — напомнил он себе, потихонечку отворяя дверь и выглядывая наружу. Сверху донесся приглушенный ропот голосов — Ихакобина и кого-то ещё. Алек прополз до середины лестницы, чтобы прислушаться получше. Говорили по-пленимарски, и он понятия не имел, о чем шла речь, но узнал второй голос. То был Кенир. Он был удивлен его тону: казалось, там спорили о чем-то. Кенир всё ещё употреблял смиренное "илбан", но его тон становился все менее и менее почтительным, по мере того, как спор разгорался. Алек несколько раз услышал и свое собственное имя. Спорил ли Кенир, защищая его?
Но его вылазка не стоила риска только ради того, чтобы подслушать непонятную ему беседу. Что пользы было ему в их словах, когда у него наконец-то появился шанс выбраться на свободу!
Он вернулся обратно в комнату, запер дверь, и снова припрятал остатки ложки в своем тайнике в матраце. Лежа опять в постели, заложив за голову руки и пытаясь успокоить бешеный пульс, он снова задавался вопросом о рекаро. Он не слышал больше ни звука от него. Быть может, Ихакобин оставил его, наконец, в покое, получив своё, чем бы там это ни было?
Чуть позже его разбудил Ахмол, который потряс его за плечо, и стражи вытолкали его наверх, где уже ждал Ихакобин. Утренний свет струился сквозь окна в крыше, и невдалеке слышалась трель пересмешника и смех играющих детей.
Графитовый стол был теперь прибран и чист.
— Где оно, илбан? — вырвалось у Алека.
Алхимик кивнул на маленькую бадью у двери. Она была прикрыта тканью, из-под края которой выбивался клок серебристо-белых волос.
-О, Иллиор. Вы убили его, — Алек задохнулся. Один из стражей двинул его по затылку за такую дерзость, но Алек едва почувствовал это. На него напало оцепенение, он не мог отвести глаз от жалкого клочка волос, и вспоминал умоляющий взгляд, который видел в глазах существа, когда лечил его.
