Падающий

— Не... надо. Это... я, Вадим.

— Ты на ногах не стоишь, — изумлённо констатировал Мирон. — Хватайся за плечо.

— Доктор Арнольд, — выдохнул я. — Мне бы перевязать...

— Сюда его.

Мирон дотащил меня до комнатушки, где доктор лечил Гарма, и помог сесть.

— Иди отсюда, — велел я Мирону. Правда, частое дыхание свело на нет грубость интонации. — Только доктор. Понял?

— Понял-понял. Давай оружие, положу здесь, на столике.

— Иди...

Доктор Арнольд, наблюдавший всю сцену, выпроводил Мирона и закрыл за ним дверь. Вернулся ко мне. Участливо склонился надо мной.

— Итак? Что у нас?

Понравилось мне это "у нас". Я откинул капюшон и с усилием поднял слезящиеся от боли глаза.

— Снимите с меня... Венец этот чёртов.

23.

Доктор, ошеломлённый, сел напротив меня. Потом встал — уже профессионально-внимательный — и попытался разглядеть "венец" со всех сторон. Покачал головой и снова сел.

— Мне надо знать, что собой это устройство представляет.

— Определённо сказать не могу. У меня есть... была телепатическая связь с одним человеком. Я доверился, по его рекомендации, второму. А тот устроил подлянку и надел на меня эту штуку, блокирующую связь. Она была подсоединена к аппарату, который отслеживает излучения мозга и контролирует их. Уходя, я перерезал провода, подсоединяющие меня к аппарату. Но сам "венец" снять не смог.

— Боль сильная? — спросил доктор и быстро встал.

С трудом удерживая тяжёлые веки, я проследил, как он вынул из шкафчика коробку с ампулами, упаковку шприца.

— Так, снимаем куртку, — скомандовал Арнольд и сам принялся стаскивать её, явно стараясь работать так, чтобы я не делал резких и жёстких движений. — Теперь джемпер. Э-э... Кажется, с джемпером я поторопился. Что с рукой?

— Ремни резал. Которыми меня...

— А впечатление, будто резал кожу на ремни, — пробормотал Арнольд, цепко вглядываясь в засохшую кровь, намертво соединившую манжет джемпера и мою кожу. — Почему вы не хотите, чтобы это на вас видел Мирон?

— Слабость старшего для него... крушение... мира.

— Вы ещё и философ-психолог. Ну что? Я снимаю ваш нож. Режем рукав? Я сначала введу внутривенно обезболивающее. Потом мы пересядем в кресло — анестезия на время операции, думаю, не помешает.

— Доктор... Передайте Мирону, чтоб он нашёл какой-нибудь грузовичок. Я бы, конечно, предпочёл танк... Но... И ещё, доктор...

— Да?

— Ни одного слова не должно выйти отсюда.

Он присел передо мной, сдержанно улыбаясь. Потом кивнул и пошёл готовить кресло для операции.

Болезненное давление на веки ослабело. Я бездумно следил за снующим по кабинету доктором. Когда он приготовил свой пыточно-хирургический набор и помог мне перейти в кресло, я, благодарный за пропавшую боль, уже держался из последних сил, чтобы не уснуть. Помню, он надел на меня маску и велел вдохнуть глубже. Я вдохнул — и справа от меня появился Брин Легатта, чем-то очень недовольный. При виде меня он сморщился, словно сунул в рот вместо дольки апельсина ломтик лимона. Доктор Арнольд почему-то не обращал на него внимания. Что мне показалось странным, поскольку он знал о моём желании, чтобы операция для всех оставалась бы неизвестной. Я посмотрел на Легатту и спросил:

— Я ведь так и не понял истинной причины вашего наезда на меня. За что вы меня блокировали от Дилана?

Слева доктор Арнольд замер на секунду, а потом вновь кивнул, словно понял в чём дело, и снова занялся своим делом.

— Пришёл самоуверенный, — проворчал профессор несколько обескураженным тоном, — слишком легко говорил невероятные вещи — и хочет, чтобы я с ходу поверил. Конечно, не поверил. Защищался как мог. Вот и всё. Чего злиться?

— Но Дилан и правда жив, — возразил я. — Иначе бы откуда мне знать про эти ваши фаршированные яблоки?

— Дилан был мечтателем. Я более чем уверен, что уже тогда все его разговоры прослушивались. Он же был гением. В обычной беседе с ним такие озарения мелькали, что грех не записать, чтобы потом или расшифровать, или начать новые направления в науке. Хоть и был малолеткой. Мозги были шедевральные!

— Легатта, прекратите говорить о нём в прошедшем времени. Всё это время он был жив. Они держали его в клетке и держат сейчас.

— Вы странно со мной разговариваете — как вас там, Вадим, что ли? Где вы сейчас?

— По вашей милости мне делают операцию. Я под наркозом. Снимают провода.

— Уже начали?

— Ну, доктор Арнольд пока мажет мне кожу чем-то дезинфицирующим.

— Дайте-ка его мне, — опять очень недовольный, сказал Легатта.

— В каком смысле — дайте?

— Ну, поговорить.

Я затрясся от смеха.

— Вы хотите поговорить с доктором Арнольдом? Каким образом? — Доктор вновь застыл возле меня с какими-то инструментами в руках.

— Олух! Ты ещё не понял, что ты разговариваешь со мной по-настоящему?

— Ну, хорошо. Пусть будет по-вашему. Но — как? Доктору Арнольду тоже надо вколоть себе наркотики или...

— Пусть он говорит, а ты повторяй! — заорал взбешённый моей недогадливостью проф. — Я сейчас приеду! А пока мы начнём операцию на консультативном уровне. Ему самому не снять нескольких проводов без ущерба для твоих мозгов, если я не буду его консультировать, ясно?!

— А если я засну во время операции? Я уже...

— Если ты именно тот, за кого себя выдаёшь, ты не заснёшь! Ты будешь воспринимать действительность на трёх уровнях: разговаривая со мной, с доктором — как его, Арнольдом, и блуждая в собственном бреду!

— Доктор Арнольд, — торжественно обратился я к доктору, — разрешите представить вам профессора Брина Легатту, который любезно согласился проконсультировать вас по поводу моей операции. Он уже садится в машину ехать к нам. Пока же я буду вашим аппаратом для переговоров. Предупредите Мирона, чтобы встретил почётного гостя. Итак, вопрос первый. Адрес вашего кабинета.

Доктор Арнольд сел на кушетку напротив меня и беспомощно захлопал глазами.

— Профессор Брин Легатта? Вы это серьёзно?

— А и правда, Легатта. Вы это серьёзно? Не наведёте на нас своих крутых ребят? А то здесь дети. Неудобно как-то.

— Не напрягайся так, Вадим, — ядовито посоветовал профессор, — юморист из тебя никакой. Я уже нашёл адрес твоего доктора. Так что сейчас буду.

— Проф, вы опять мне не верите. Могли бы уж привыкнуть, что я говорю правду, правду и только правду. Детишки вас встретят. Говорите, с какого провода начинать, а которого не трогать. Я уже понял, что вы какую-то жуть на меня навесили, чтобы я сам ничего не смог сделать без ущерба для себя.

Арнольд соскочил с кушетки и, приоткрыв дверь, страшным голосом велел деткам почтительнейшим образом встретить уважаемого профессора.

— Добавьте, чтобы оружие прихватили, — всё ещё забавляясь, посоветовал я. — А то с ним секьюрити могут явиться — слишком злые.

— Ты всегда такой болтун или только под наркозом? — подозрительно спросил проф.

— Только, — успокоил я его.

— Ладно, начинаем. Справа на виске — красный провод. Его можно просто вытащить. Рядом красный с желтой полосой — не трогать. Он вживлён слишком глубоко.

Я повторил доктору Арнольду инструкции. Он с ужасом взглянул на меня и стал работать — на цыпочках, по впечатлению.

Пока не приехал Брин Легатта, доктор выдернул из меня три проводка. По ощущениям — захватывал пальцами кожу и чуть оттягивал. Ничего страшно болевого.

— Где?! — прогремел проф в общей комнате.

— Сюда, профессор! — позвал Арнольд.

Брин Легатта ворвался в маленькую операционную и ногой (в руках два чемоданчика) захлопнул за собой дверь перед носом слабо протестующего Мирона.

— И правда — не соврал, — проворчал профессор, — насчёт деток. Доктор Арнольд — так, полагаю? Сразу и немедленно: вы доверяете этому типу?

— Доверю жизнь свою и всех, кого знаю, — серьёзно ответил доктор.

— Надо же — даже без патетики. Вы будете мне ассистировать?

— Конечно, профессор. Сюда, пожалуйста. Здесь, на столик, можно положить ваши инструменты.

До сих пор ошеломлённый, доктор всё же прислуживал профессору без излишнего подобострастия. Всё — в темпе. Минуты три — и мне снова дали нюхнуть наркозу, только классом повыше. От него я поплыл, но, как и обещал Легатта, всё равно воспринимал и собственные видения, и реальность вокруг меня.

Достаточно забавно летать и плавать в нескольких пространствах. Однажды я даже видел себя со стороны, правда, очень странно видел: я отчётливо сознавал, что сижу в кресле, а передо мной, на длинном высоком столе, другой я лежал опутанный проводами. Я спросил у Легатты, почему я себя таким вижу, — он не ответил. Но когда я спросил, это прошлое или будущее, он раздражённо рыкнул, что это настоящее, но, возможно, на уровне параллельного мира. Помню, как я ещё попенял ему, что я-то ему говорю правду. От моего он упрёка взвился до небес, а доктор Арнольд, которому пришлось работать меж двух огней (по его вздоху), укоризненно попросил меня не мешать операции.

А потом, после операции, я уснул. По-настоящему. И не слышал, как Легатта спросил у Арнольда, почему у меня свежая повязка на кисти.

... В спину упирались брусья клетки и грело от тёплой спины прижавшегося к решётке Дилана. Он не сразу понял, что я в его реальности. А когда сообразил... Он извернулся и встал на колени, вцепившись в решётку.

— Ты? Здесь?!

— Ага. Здесь, — улыбаясь во весь рот, подтвердил я.

— Что с тобой?!

Он вытянул руку между брусьями и потрогал повязку на моём лбу.

— Что с тобой случилось?

— Со мной случился твой профессор Легатта. Мало того, что он шваркнул меня по башке, так ещё и отключил меня от тебя при помощи какого-то прибора.

И я рассказал всё обстоятельно. Дилан сидел боком ко мне, то и дело впиваясь глазами в мои глаза, словно не веря, что вот он я, рядом. А в конце истории сел на пол клетки и задумчиво сказал:

— Да, Брин не изменился. Всё ещё продолжает экспериментировать и искать, хотя наотрез отказывался даже и думать о науке.

— Дилан, воспоминания — это хорошо. Но времени у нас маловато. У тебя есть час, пока я там сплю. Какие книги по самогипнозу и гипнотехнике ты хотел посмотреть?

— Будет лучше, если ты принесёшь сюда все, — со вздохом сказал Дилан. — Я не помню ни одной. И вспомнил-то с трудом, что такие есть и что они имеют ко мне какое-то отношение.

Теперь уже я внимательно оглядел его. Вроде спокоен. Сосредоточен... Всё равно страшновато. Ладно, попробую.

— Дилан, есть вариант получше, — осторожно сказал я. — Ты выйдешь вместе со мной из клетки и сам посмотришь, какая из книг нужна.

Он отшатнулся от решётки, а затем крепко вцепился в неё, словно боясь, что я сейчас ворвусь к нему и силой потащу из привычного убежища. Я не сдвинулся с места.

— Когда-то тебе придётся это сделать. Что, если я приду к тебе в реале? Если будет возможность уйти со мной? Точно так же вцепишься в свою клетку?

— Я не могу...

Шёпот я еле расслышал.

— Что, если от того, что ты не выйдешь, будут зависеть чьи-то жизни?

— Я не могу...

— Хочешь, я вложу в твои мозги желание выйти?

Я сказал фразу намеренно жёстко, но он только затравленно пригнулся, глядя на меня исподлобья. Его губы шевельнулись, и лишь по их движению я угадал: "Нет".

— Ты же смог пересилить себя, когда вносил нужные книги в клетку.

— Я... выбегал. А ты предлагаешь стоять, искать — долгое время.

— Ты сам понимаешь, что это ненормально?

— Я знаю. Агорафобия. Но это ненормально для человека, не сидевшего в клетке никогда. Для просидевшего в ней несколько лет — боязнь открытого пространства нормальна.

— Мы так зря проболтаем нужное время. Предлагаю эксперимент.

Он опять глянул исподлобья и коротко вздохнул. Я счёл это согласием и поднялся, вошёл к нему. Присев рядом на корточки, я отодвинул рукав джемпера, до локтя разрезанный доктором Арнольдом. Кисть он мне забинтовал, но ножны с даггером оставил. Под учащённое дыхание Дилана я начал неспешно отдирать липучки от кожи — доктор поднял ножны чуть выше, чтобы не мешали перевязке, и липучки, уже отодранные, снова слипались. Я шёпотом чертыхнулся.

— Что с рукой?

— Порезался, пока нож вытаскивал.

— Давай помогу.

Он подвинулся и принялся за работу. Два-три движения — даггер в его руках.

— Что дальше?

— Теперь ты надень.

Кажется, он счёл личное вооружение меньшим из бед, но помочь ему надеть ножны всё же пришлось. Нет, я, конечно, не рассчитывал, что он моментально повеселеет и сразу выскочит из клетки. То, что я задумал, и правда было всего лишь экспериментом... Он поднял голову, собираясь спросить. Я опередил:

— Вытащи нож. — С некоторой опаской он выполнил и это предложение. — Есть гипотеза, что этот нож принадлежал Дэнилу. Его любимая игрушка. — С новым интересом Дилан повертел нож в руках. Дождавшись, когда он поднимет глаза, я продолжил: — Попробуем? В правой руке у тебя нож. Левой рукой ты берёшь меня за руку — и выходим. А там — как получится. Если что — удерживать вне клетки не буду.

Я встал и протянул ему руку, чтобы помочь встать с корточек. Секунды. Он поднялся сам — застывший взгляд в открытое пространство двери. Побелевший кулак вокруг рукояти даггера.

— Давай, братишка, — прошептал я.

Он медленно повернулся ко мне. Было мгновение — я не сомневался: сейчас ударит меня даггером. Но его левая ладонь нервно дрогнула и вцепилась в мою руку.

— Пошли.

Минут пятнадцать мы стояли перед стеллажами, пока он водил кончиком ножа по корешкам книг и обложкам дисков, стиснув мою руку так, что ладонь едва не онемела без притока крови. Одной левой (я усмехнулся) я прихватил стопку отобранных предметов.

На полпути к клетке Дилан остановился, притормаживая меня. Чуть набычившись, он огляделся — и снова зашагал. Перед дверью — тоже остановка. Отпустил мою руку. Порог переступил медленно. И — сразу подошёл к столу отодвинуть бумаги. Даггер продолжал держать в руке.

Я вывалил книги и диски на стол и отошёл присесть в уголок, где Дилан сидел до выхода из клетки. Он тревожно оглянулся на меня.

— Ты ведь ещё посидишь здесь?

— У меня ещё полчаса. Буду уходить — предупрежу. Только эти полчаса не окликай меня. Мне тут надо одно дельце провернуть.

Дилан вымученно улыбнулся и сел за стол.

Прислонившись к брусьям, как недавно Дилан, я закрыл глаза. Некоторое время провозился, устраивая голову так, чтобы не давило на ранки от вынутых проводов. И — закрыл глаза. Итак. Слегка квадратное лицо. Упрямое выражение лица. О, вот он. Привет тебе, псих Лэндон. Ни... Ни фига себе... Я словно ворвался в чужую спальню и склонился над кроватью со спящим. Слава богу, Лэндон спит в одиночестве. Вот это да! Я теперь лучше вижу. Нет, не просто лучше вижу! Эффект присутствия, едва сосредоточился на искомом человеке. Здорово. То, что нужно.

— Лэндон. Проснись.

Ресницы он распахнул так, будто у него под ухом выстрелили. После чего вылетел из постели — меч в одной руке, в другой — пистолет-автомат. Он не вертел головой, присматриваясь, что его разбудило. Он смотрел в одну точку — на меня. Несколько удивлённый, я спросил: