Пару раз пришлось остановиться, спускаться ниже и рассматривать участки берега более детально, но тревога оказывалась ложной — берег был совершенно безлюден. Точнее, ничего похожего на постройки, деревеньки, дома и лодки я не видел. Чем дальше на восток, тем леса на южном берегу становились дремучей. Хотя, казалось бы, уж куда еще.
Я вспомнил свои полеты на вертолете в Архангельской губернии и на самолете в Сибири. Час летишь — лес, два часа — тоже лес, настоящий океан леса и ни души. Нечто похожее можно наблюдать на юг от реки в ее верховьях. А с некоторого момента лиственные леса на берегу перешли в по-настоящему дремучие джунгли. Даже с большой высоты чувствовалось, что внизу кошмарный зеленый ад.
Первую деревеньку, а скорее даже хуторок, я засек, не долетев до устья реки километров девятьсот. Река в этом месте разливалась уже не меньше чем на четыре версты. Три барака, высокий частокол, крепкие ворота. Маленькая пристань с двумя лодками. За частоколом, в углу забора, дубликат апофеоза войны — гора человеческих костей высотой полметра и в диаметре метра два. Скорее это поселение смахивало на концлагерь или тюрьму строго режима. Причем, ограда, даже на первый взгляд, не служила защитой от того, что может прибежать из леса... скорее наоборот.
Опустившись на уровень крыш, увидел грязь и убогость жилья. Заскочив внутрь одного 'тифозного' барака и осмотрев его, не обнаружил никого. Двадцать пустых лежанок вдоль стен накрытых тряпьем, жуткая антисанитария. Грязью и чем-то очень похожим на гной заляпано все — пол, стены, даже потолок.
Вдруг, гора тряпок на нарах в углу зашевелилась и из-под нее показалась синюшная голова существа неопределенного пола. Когда-то это был человек, а сейчас некое существо, которое цеплялось за жизнь из последних сил. Несчастный был болен и болен смертельно. Все лицо человека покрывали страшные язвы. Местами на черепе не осталось мяса и сквозь прорехи в мягкой оболочке выглядывали желтые кости. Отожествить его расовую или половую принадлежность не представлялось возможным.
Несчастный умирал в мучениях, его выгнуло дугой и, хотя мне было не слышно, но, увидев его открытый, беззубый и перекошенный рот, я понял, как страшно он закричал. Бросив взгляд на его руки, увидел безобразные культяпки, как подтверждение того, что человек болен проказой. Но насколько мне известно, проказа поражает нервные окончания, человек ничего не чувствует и почему тогда его корчит от боли — непонятно.
Быстро осмотрев остальные дома, в последнем обнаружил повара у плиты. Готовил он, что-то неаппетитное, перемешивая варево в большой миске на плите. Кухарь оказался закутан в тряпье с ног до головы, за исключением узкой щелочки для глаз. Одежда, в которую он себя завернул, выглядела отвратно. Скорее всего, она была пропитана каким-то лекарством. Причем, пропитана до такой степени, что с нее буквально капало, в том числе и в миску с едой. К горлу подкатил комок тошноты. Стало предельно ясно — здесь люди гнили и гнили заживо. Желание знакомиться с обитателями лепрозория исчезло.
Со вздохом облегчения, может даже быстрее чем следовало, поднялся вверх и двинулся дальше, оставив хутор мучений за спиной. Буквально через пару километров в Чайну с юга впадала очередная большая и полноводная река. От берега до берега не меньше пары километров. Вода в притоке имела изумрудный оттенок. Причем, она еще долго не смешивалась с основным потоком и выделялась узкой полоской на фоне голубоватых прозрачных вод. На этом притоке я впервые увидел плывущую лодку.
Узкая долбленка с низкими бортами. В лодке сидело двое гребцов женского пола. Пожилая женщина лет сорока и сморщенная старуха, которая, учитывая старческую немощь, еле ворочала веслом. По внешнему генотипу женщин можно отнести к полинезийцам. Поразили прически в фирменном стиле японских гейш — высокий начес черных волос с громадными шпильками в виде костяных кинжалов. Оригинально. Полюбовавшись на усталый, но здоровый вид аборигенок, поднялся вверх и двинулся дальше по реке.
Проскочив не более ста километров, увидел на горизонте дым большого пожара. Хотя чему тут гореть в этом зеленом аду, насквозь пропитанном водой? Оказалось, очень даже есть чему гореть.
Через несколько километров лес расступился и открылась протяженная рукотворная пустошь, поделенная на квадраты возделываемых полей. В центре безлесного участка на берегу реки стоял весьма приличный городок, окруженный высокой каменной стеной.
Частично стена загораживала и берег реки. Здесь, за стенами на крохотной пристани, у нескольких маленьких корабликов шло жестокое побоище. Жители города штурмовали плавсредства и на один посадочный талон претендовало как минимум двадцать человек. Особо выделялся самый большой корабль маломерного флота. В какой-то момент создалось впечатление, что облепившие лодку жители утопят его своей массой. И точно. Баркас дал опасный крен на бок и под слитный вопль нескольких сотен человек, перевернулся кверху брюхом, прихлопнув собой десятки несчастных. Кто-то выплыл, кто-то нет. Среди утонувших в основном преобладали женщины и дети. Паника страшная вещь, а когда людей много, то это ничто иное, как одно большое неуправляемое стадо. Я тяжело вздохнул и направился к центру города.
С высоты было отлично видно, что на окраинах за стенами города горело несколько зданий. А под стенами крепостной стены шло сражение. Это со стороны джунглей на город наступала многочисленная армия.
В одном месте стена не выдержала напора и образовался пролом. Хотя с помощью каких средств он был сделан, непонятно. Ну, не взорвали же! И тем не менее, через поваленный участок на улицы города вливался поток озверевших солдат, почувствовавших вкус скорой победы, крови, насилия и доступных женщин. И хотя защитники перекрыли баррикадами в несколько рядов все ближайшие проходы и переулки, положение их можно считать безнадежным — они значительно проигрывали числом нападающим. Полный захват города должен произойти в течение ближайшего времени.
Изучив экипировку солдат, отметил, что, как защитники города, так и захватчики, пользовались в основном каменным, костяным или деревянным оружием. Копья имели обсидиановые наконечники, мечи деревянные с режущей кромкой из кремния. Однако, сделано все мастерски — чувствовалась школа и многолетние традиции. С большим знанием дела солдаты применяли и дубинки самых разных форм и размеров. Впрочем, в снаряжении воинов изредка встречалась и бронза, и железо. Но в целом, по типу вооружения и та, и другая армия близка к уровню технологии к средневековым майя или ацтекам.
В процессе наблюдения за нормальным уровнем средневекового зверства — жестоким насилием, морем крови и перекошенными лицами от воплей ужаса, у меня непроизвольно начали чесаться кулаки. Взыграла-таки горячая кровь у моей ласковой Зверюшки. Мелькнула мыслишка, спустится вниз и оттянуться по полной программе направо налево, не разбирая, кто прав, кто виноват. Такие мысли грели душу, но... благоразумие победило. В такой сутолоке очень просто, случайно, получить чем-нибудь тяжелым по маковке и потом смотреть мертвыми глазами отрубленной головы с шеста за веселыми плясками победителей вокруг костра. А мне это надо?
А посему, понаблюдав за кровопролитием с десяток минут, оставил город своей судьбе и продолжил полет вдоль реки на восток. В нескольких километрах ниже по течению, у большой излучины, скопилось девять корабликов битком набитых беженцами. Видимо, эти баркасы успели отплыть раньше и теперь поджидали остальных.
Но плыть им особо было некуда. Потому как дальше по течению, реку перегородили лодки другого народа или племени. Их плавсредства больше всего напоминали индейские пироги. Против массивных баркасов беженцев они выглядели хиловато... но их было много. И они как стервятники поджидали добычу... такие нападают стаей и способны совместными усилиями порвать на части кого угодно.
У берега я заметил шесть захваченных баркасов, которые видимо неудачно пытались прорваться через заслон. Вокруг седьмого корабля в данный момент кипел бой. Маленькие лодочки, словно бульдоги в кабана, вцепились в большое судно полное несчастных беглецов. И это уже была война на уничтожение. Никто никого не жалел и не брал в плен. Беженцев просто убивали и кидали трупы в реку. Причем, убивали безжалостно, можно сказать, — с особой жестокостью. Я опустился ниже и некоторое время наблюдал за резней с близкого расстояния.
Но вот, наконец, последнего оставшегося в живых, грудного младенца, вспоров перед этим живот его матери, молодой воин держа за ножку раскрутил над головой и отправил в дальний полет над головами своих собратьев живодеров. Бедному ребенку не повезло. Он не попал в реку, а угодил в лодку с озверевшими бойцами и его схватили сразу двое. Каждый тянул за ножку на себя и они практически разорвали младенца пополам в промежности. Я никогда не понимал чрезмерного зверства, но может они в своем праве? Хотя неприятный осадок от зрелища остался.
Недалеко от места побоища раскинулся большой по средневековым меркам город. По предварительной оценке, с населением несколько десятков тысяч человек. Внешне он выглядел богатым и красивым, но если его населяет такое зверье, то стоит ли навязываться в гости, большой вопрос...
Сразу за городом начиналась дельта реки, которая затем плавно переходила в Страну Островов. Происходило это постепенно. Сначала речной поток делил на два рукава узкий остров. Он был первый из многочисленной серии, которая сверху чем-то смахивала на пирамидку шаров в бильярде. Я свернул в правую протоку. У следующего острова повернул налево и так зигзагом двинулся дальше на восток.
С каждым километром, практически незаметно для глаза, острова становились крупнее, а расстояния между ними больше. Вначале проливы по ширине составляли километры, затем десятки километров. Дальше, больше...
На начальном этапе пути внизу мелькали лодки, баркасы, кораблики и даже плоты под парусом. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — это люди, которые сумели прорваться или проскользнуть ночью через заслон. Все-таки многокилометровая ширина реки позволяла активно маневрировать и плотно перекрыть ее на всем протяжении, мудрено. А может они прорвались просто, задавив своей массой. Так сказать, — прошли по трупам...
Постепенно беглецы рассасывались в протоки и, чем дальше на восток, тем видимых плавсредств становилось меньше. Через несколько десятков километров в поле зрения остались редкие единицы.
Острова, которые встречались на пути, являлись, скорее всего, видимыми остатками горной страны или подтопленного холмистого континента. Почти у каждого клочка суши имелась в наличие скалистая макушка, но чем дальше от дельты, тем более сглаженным становился характер поверхности.
Многие острова заросли буйной растительностью. Меня так и подмывало высадиться и осмотреться. Потрогать все в живую, искупаться в кристально чистых озерах и позагорать на шикарных пляжах. Но я сдерживал нетерпение — слишком много нового и интересного. Опять-таки глаза разбегались и не могли остановиться на чем-то одном.
Наконец, взгляд зацепился внизу за маленькую лодочку под косым парусом. Я слегка изменил направление движения, опустился ниже и притормозил. В лодке находилось четыре человека. Глубокий старик, голова которого была замотана испачканной кровью тряпкой. Он лежал в позе смертельно раненного человека, из последних сил цепляющегося за жизнь. Рядом с ним сидела на корточках, склонив голову и обхватив руками коленки, маленькая девочка лет пяти. Кормовым веслом, устроившись в свободной позе, управляла ослепительно красивая девушка лет двадцати. На носу сидела вторая красотка постарше лет на пять.
Из одежды на девушках обнаружились только короткие мини юбочки и широкие шейные платки, прикрывающие грудь, плечи и спину. В обеих, несмотря на изможденный вид, чувствовалась порода.
В голову пришла игривая мыслишка, — 'экий ты Панкрат — Соколиный глаз. Стоит только в пределах видимости показаться смазливой мордашке, как тебя притягивает к ней словно магнитом'. Ха, а чего тут удивительного, помню, один старый знакомый в сердцах, но по делу обозвал меня 'экстремальным гедонистом'. Причем, он имел ввиду целый комплекс моих увлечений и предпочтений, начиная с охоты-рыбалки и заканчивая существами женского пола. Я же к этому определению могу лишь добавить слово — рациональный. Ну, и если с некоторой натяжкой, то и утилитарный...
Однако, что касается девиц, то посмотреть действительно было на что. Кормчий у руля своим взглядом больших серых с поволокой глаз могла растопить сердце даже педерасту. Роскошные, прямые каштановые волосы принцессы были прихвачены сзади заколкой из разноцветных кожаных ремешков. На загорелых, безупречной формы ногах красавицы надеты легкие плетеные сандалии. Даже сейчас, когда, как ей казалось, на нее никто не смотрел и вроде не на кого ненужно производить впечатление, она сидела с гордо поднятой головой и смотрела вперед так, словно ей должен принадлежать весь мир. Возможно, она была в своем праве и в ее жилах текла царская кровь. Для себя я дал ей имя — принцесса.
Несколько минут я, не дыша, наблюдал за этим произведением искусства, рассматривая детали фигуры, а затем непроизвольно сглотнул, почувствовав томление плоти. Вздохнув, лишний раз решил для себя, что красота — это страшная сила... И вот оно передо мной, подтверждение аксиомы.
Вторая красотка приходилось скорее всего сестрой или родственницей принцессе. Темно каштановые слегка вьющиеся волосы мягкой волной падали ей на плечи. Зеленые, цвета яркого изумруда, выразительные глаза. Безупречная фигура и крепкие маленькие груди. Море обаяния и внутреннего шарма. После некоторого колебания я назвал ее графиней и подумал, что 'такой цветник заслуживает лучшей доли, чем бесцельное скитания по морям и океанам'.
Оторвавшись от созерцания красоты, поднялся вверх и огляделся. В паре километров от лодочки увидел небольшой двухмачтовый бриг с прямыми парусами на обеих мачтах. Он шел попутным курсом и на полных парах догонял мою оранжерею с благородными орхидеями.
Наконец, корабль заметили и на лодочке. Принцесса вскочила на ноги и, прикрыв глаза от солнца ладонью, стала наблюдать за приближением брига. Результат наблюдения ее сильно расстроил, если не сказать — ужаснул. Она, что-то крикнув свой подружке, опять села за руль и слегка изменила направление. Я посмотрел вперед по курсу кораблика и увидел, что теперь он направляется к длинному и узкому острову. Все это сильно напоминало бегство и погоню.
Я переместился к шхуне и увидел на заваленной всяким хламом палубе разношерстную команду — человек пятнадцать. Темноволосые, горбоносые, грязные и оборванные, вооруженные короткими копьями и дубинками — типичные плохие парни. Почти все сгрудились на носу, обменивались короткими фразами, подталкивали друг друга в бок и сплевывали за борт в предвкушении развлечения.
Тем временем я посмотрел назад и обнаружил, что кораблик с орхидеями подплывает к острову. И делал он это совершенно напрасно. С лодочки не было видно за высокими и густыми кустами, что ширина островка всего-то метров сто. На нем невозможно укрыться даже кролику, а девочки хотели скрыться в зарослях.
