— Понимаем. Очень хорошо понимаем…
Смотрю и у других соратничков глазки замаслились и продолжаю:
— И каково же было моё удивление, когда я опознал в его партнёрше… Кого вы думали?
— Кого?
— Кто такая, очень интересно…
— Да говори же ты наконец!
С видом фокусника, за уши достающего из шляпы совокупляющую пару кроликов, торжествующе объявляю:
— Нину Петровну Кухарчук — сожительницу товарища Хрущёва!
Именно «сожительницу»: расписалась эта «сладкая парочка» лишь в 1961-м году, а до этого жили в блуде и разврате.
Хрущёва, по-моему — придавили к столу «рога» от уже давно вымершего гигантского оленя, а члены Политбюро оживленно:
— Не может быть!
— Ведь, у них такая любовь…
— Да, какая «любовь»? Все бабы — сучки.
Молотов:
— А ты не ошибся, Коба? Может, просто похожая на Нину женщина?
Отрицательно машу головой:
— Да, нет же! Очень качественные снимки — видны все пикантные подробно, даже волосы на её лобке можно пересчитать…
И понизив голос до «интимного» шёпота:
— …Я уже далеко не молод, сами понимаете и, иногда бывают у меня ситуации — когда «хочется, но не можется» по-мужски. Ну, сами понимаете: тяжёлое детство, вечно пьяный отец-сапожник, нервная работа революционера-подпольщика, зверские условия на царской каторге… Организм то ведь не железный! У вас уверен — тоже такое бывает: особенно после коллективизации, индустриализации и 1937-го года.
Калинин тоскливо затряс пидорской бородкой, а народ — чуть ли не хором:
— Ну, и?
Заговорщически подмигнув:
— Тогда я достаю эти снимки, рассматриваю, представляю себя на месте этого «дага»… И, вы знаете? «Стоит» — аж зубы ломит! «Деру» свою Валентина Васильевна так — что аж «дымит»!
Худо-бедно, но кроме великого государства Реципиент оставил мне в качестве «рояля» свою репутацию человека правдивого… По крайней мере в кругу своих.
Опять же, насчёт собственных «мужских способностей» никогда так не шутят: представители сильной половины человечества их сплошь и рядом преувеличивают — но чтоб преуменьшать…
Никогда!
Так что мне поверили.
Хрущёв багровеет красной свеклой (надеюсь, его прямо «Кондратий обнимет» и все мои проблемы — сами собой рассосутся), а Молотов, боясь взглянуть в его сторону:
— А при чём здесь сегодняшнее происшествие, не понимаю?
Объясняю буквально на пальцах:
— Товарищ Берия спросил меня: «Что делать? Никита мне друг и я должен ему это как-то рассказать… Может, через Политбюро?». А я ему отвечаю: «Если ты Микитке настоящий друг — загони этого «дага» пропалывать тайгу, а про «адюльтер» — ни слова. Иначе из лучшего друга — ты станешь его злейшим врагом».
С донельзя огорчённым видом развожу руками:
— Так разве молодёжь слушает советы нас, стариков? Вот и сегодняшнее происшествие — так смахивающее на вооруж…
* * *
Это надо видеть — в словах не опишешь!
Разве что представить сцену из фильма «Чужой» — где из вроде нормального человека, вдруг вылупляется инопланетное чудовище.
— БРЕШЕШЬ, СОБАКА!!!
Соскочив, Хрущёв — на которого страшно смотреть без сварочной маски, кидается на меня с кулаками через стол… Но соратники не сплоховав — ловят его сразу с двух сторон за руки.
Я же, возмущённо:
— Это какая такая «собака»? Не позволю так про Генерального Секретаря! Распустил я вас, пАнимаешь…
На крик дверь распахивается и заглядывают сразу две морды — одна с петличками НКВД, другая — с армейскими.
Я за словом в карман не полез:
— Закройте дверь, товарищи: у нас важное совещание по «аморалке»!
Одна из рож — та, что с тремя «ромбами» на краповых петлицах шинели, скользнув по мне наглым взглядом:
— Товарищ Хрущёв…?
Тот, видно не захотев — чтоб про его «рога» узнало слишком много народу, прорычал:
— Закрой дверь, сцука!
Затем я уравновешенно-примиряющим тоном, обратившись к мнимому рогоносцу:
— Неприятно конечно узнать, что любимая женщина тебе изменяет… Очень неприятно! Моя Надежда мне тоже изменяла с Бухариным и, что? Я разве психовал и устраивал сцены на Политбюро…?
Соратники уставились на меня, как будто впервые увидели.
— …Я попросту пристрелил её, а Кольку-Балаболку чуть попозже расстрелял.
Подняв палец вверх:
— Вот и Вы, товарищ Хрущёв, должны были это стойко — как и подобает настоящему коммунисту перенести это, а не подбивать товарищей командиров через моего Ваську играться в декабристов. Так можно и доиграться…!
Перегнувшись через стол, смотрю ему в глаза:
— …Так что пока не свершилось непоправимое, давай вернём ситуацию в её самое начало.
Подхожу к своему столу и сняв трубку, протягиваю её в сторону мнимого рогоносца:
— Звони и прикажи немедленно отпустить товарища Берию! Даю тебе честное слово коммуниста, что кроме партийного порицания — тебе ничего не будет…
Смотрю — «плывёт» и холодно думаю:
«Повешу я тебя — непременно повешу. И твою шлюшку — сотру в лагерную пыль. И выблядков твоих, всех до единого передавлю как вонючих клопов: чтоб ничто в этом мире — больше об тебе не напоминало, мразь. И пусть потом историки будущего об тебе влажно стонут — «жертва законных репрессий, мол», а Сталина проклинают… Я не Сталин — мне похуй! ».
— …А про твои «семейные проблемы» — никто кроме нас не узнает. Правда, товарищи?
Те, дурни конченные — не всосав важности момента, закивали китайскими болванчиками:
— Правда, правда — всё останется между нами…
— В могилу с нами уйдёт…
— Будем немы как рыбы.
Но боже… Каким это было сказано фальшивым тоном!
Вот же Бог послал соратничков — только страну пролюбить с такими.
И сомлевший было от моего голоса Хрущёв, вдруг встрепенулся:
— Врёшь, Гуталинщик26!
Я, глаза в глаза:
— Тебе, что? Привести сюда эти фотографии — чтоб товарищи тоже полюбовались?
Калинин, с явной заинтересованностью:
— Мы можем всем Политбюро съездить к товарищу Сталину на Ближнюю дачу.
У «дедушки» видно серьёзные проблемы с потенцией… Очень серьёзные.
Соратнички переглядываясь:
— Ну, а что? А почему бы и не съездить?!
— Если снимки и вправду качественные — то оно того стоит.
— Лишь одним глазком посмотреть и потом забыть…
Кто-то из них не выдержал и захихикал.
У меня всё внутри обмерло:
«Писец, всё пропало!».
Хрущёва уже трясёт от ярости и ничего не соображая, он орёт:
— СИДЕТЬ!!!
Дверь вновь распахивается и в кабинет влетают трое — тот же чекист с наглыми глазами беспредельщика и тремя «ромбиками» (должно быть сам Серов, больше некому) и трое армейцев в званиях от генерал-майора до подполковника. Держа руки «у пояса», они тревожно уставились на происходящее — напоминая мне цепных псов на поводке.
Я было гаркнул на них:
— В чём дело, товарищи? Вас кто-то приглашал на важное правительственное совещание?
Но те меня проигнорировали, а Серов так ваще — так развязно-нагло посмотрел, что я железно уверовал в первоначальное намерение заговорщиков об моём убиении.
После недолгой «немой сцены» тыча в меня дрожащим от ярости пальцем, Хрущёв:
— Поедем ты и я!
Затем обведя взбешённым взглядом соратничков, которые начали какие-то телодвижения — поняв наконец что вечерок перестаёт быть томным:
— Сидеть, я сказал!
Молотов возмущённо:
— Мы, что? Арестованы?!
Во! Дошло до него, как до жирафа на вторые сутки.
Послышались голоса:
— Да как вы смеете, товарищи?
— Это противозаконно!
— Вы за это ответите перед советским народом!
Хрущёв едва сдержавшись чтоб не плюнуть в их рожи, скомандовал мне:
— Иди за мной!
И ртутным шариком выкатился за дверь кабинета.
Поняв, что если сам не выйду — меня вынесут и, вполне вероятно — вперёд ногами, я пожав плечами направил стопы на выход. Серов же, мимо которого проходил, меж тем успокаивающе-убаюкиваюше:
— Товарищи! Вы не арестованы, а находитесь под охраной. Ведь Полк кремлёвской охраны, во главе с комендантом и его помощником — тоже участвовал в заговоре Берии и на территории Кремля до сих пор находятся вооружённые заговорщики…
Критически его осмотрев — небольшого роста, крепкий, подтянутый, уверенный в себе, думаю:
««Заговорщики»… На себя бы посмотрел, отморозок конченный!».
Тот правильно поняв мой взгляд, продолжил осуждающе качая головой:
— …Даже начальник вашей личной охраны — Власик и, тот оказался изменником!
Едва не схватившись за «мотор»:
— Что с ним?
Тот очень спокойно, как об какой-то пустяковой ерундовине:
— Убит при попытке оказать сопротивление.
И как бы давая мне понять, что трепыхаться бесполезно, продолжил:
— Комендант Кремля Спиридонов арестован, как и его заместитель Косынкин.
Через кабинет охраны в котором находилось ещё трое военных — «на автомате» соскочивших при моём появлении, но потом с раздосадованным и обескураженным видом усевшихся обратно. Здесь Серов ласково, но тщательно, прям как у отца родного — после получки возвратившегося домой «на бровях», обшмонал мои карманы и, затем также нежно — подтолкнул меня вперёд, вслед за Хрущёвым.
Тот вышел было в секретарскую, где сидел с пришибленным видом Поскрёбышев, как к нему подкатил кто-то из вояк и приглушённо:
— Товарищ Хрущёв! У нас «ЧП»…
Тот резко остановившись, отрывисто скомандовал шедшим за мной троим командирам:
— Ждать здесь!
Смотрю и в очередной раз дивлюсь: как он не похож на того «няшного» Микитку — коим я его в первый раз «вживую» увидел…
Совсем другой человек!
Сам он с тем воякой вернулся в комнату охраны, плотно закрыв за собой дверь — после чего там произошёл какой-то разговор «на басах».
Вышел он ещё больше осатаневший и рукой подал знак следовать за ним.
Что случилось, интересно?
* * *
В гардеробной вместо уже привычной сталинской шинели и шапки-ушанки, на меня накинули чей-то тулуп в котором таких как Реципиент — троих завернуть можно и, подняв воротник — на голову водрузили генеральскую папаху, надвинув её на уши. Со стороны, я наверное, стал похож на бабку-сторожиху из «Операции «Ы»»…
Ясно для чего, да?
Заговор до сих пор осуществлялся «за» товарища Сталина и стоило кому-нибудь из командиров Академии Генерального штаба использующихся «втёмную» меня опознать — как все планы Хрущёва могли бы пойти насмарку. Впрочем, не всё ещё потерянно — я воспользуюсь первым же благоприятным моментом, для чего я придумал эту историю с сожительницей Хрущёва…
Как бы прочитав мои мысли, тот упёр мне в рёбра что-то очень жёсткое, по-видимому ствол пистолета и прошипел:
— И не вздумай со мной шутить, Коба!
Чуть не забыв прикинуться любящим отцом, с тревогой спрашиваю:
— Что с моим Василием? Где он?
Было бы весьма странно, если бы не спросил:
Многозначительно на меня глянув:
— В Академии Генерального штаба. Будешь вести себя хорошо — ничего с ним не случится. Понятно?
«Да забери ты его с собой в Ад!».
С облегчением выдыхаю:
— Ага, понятно.
Сей балбес в заложниках — хотя мнит себя во главе восстания, поди.
Без всяких обиняков спрашиваю:
— Что, Микитка? Сам хочешь править-царствовать?
Тот, так же откровенно-прямолинейно:
— Да, хочу! А что тут плохого?
— Да, нет — это то как раз и очень хорошо. «Флаг тебе в руки и барабан на шею», — как говорят наши пионеры.
— Поменьше разговаривай. Ты теперь не в таком положении, чтоб шутить.
Развожу руками:
— Старческая болтливость, ты уж извини. Доживёшь до моих лет — вообще будешь срать под себя и ногой отгребать…
Я таким образом общаясь с Поп-Корном, шёл за идущим впереди генерал-майором, рядом он сам, сзади нас ещё двое командиров — полковник и подполковник.
Думал, сейчас на моём «Паккарде» поедем, но нет. Вышли чёрным входом из Сенатского корпуса и направились в сторону Спасской башни. Всегда открытый для посетителей Кремль безлюден как средневековый город после чумы, лишь маячат небольшие группки людей на въездах-выездах.
Интересно, куда идём?
В догадках долго не мучился. Возле Спасской башни стояли несколько автомобилей — в основном «членовозов» от отечественного производителя — «ЗИС-101». Судя по радующему глаза разноцветию, заговорщики использовали не только персональные (чёрного цвета) лимузины — но и «мобилизованные» цветные такси из 13-го московского автопарка.
Вот в один такой синего цвета и уселась вся наша недружная компашка: подполковник с чёрными петличками танкиста — за руль, рядом с ним Хрущёв, а генерал-майор и полковник на заднее сиденье — не слишком церемонясь зажав меня меж собой.
Выехали из Кремля не через «парадные», а через Боровицкие ворота — через которые осуществляется хозяйственная деятельность находящихся в нём учреждений и организаций… Фактически — через «чёрный вход», что навеивало точно такие — «чёрные» как газетный некролог мысли.
* * *
Это был полнейший разгром.
Сказать по правде, я даже где-то в глубине души обрадовался. Смерти я не боялся — лишь бы она не была слишком мучительной.
Да и то можно перетерпеть!
Ведь после неё — бесконечный тоннель со светом в конце и, неописуемое земным языком чувство лёгкости, состояния — когда ты есть, но в то же время тебя как бы нет.
Может, спровоцировать?
До Ближней дачи которая находится сразу за Поклонной горой посреди леса, ехать минут двадцать и, с целью раздраконить Хрущёва как следует — я успел рассказать анекдот:
— Разводится значит супружеская пара… Судья спрашивает у мужа причину расторжения брака и тот отвечает: «Она назвала меня «кретином»». Судья: «Ну, может это она сгоряча — милые бранятся, только тешатся». Муж настаивает: «Нет, это она сказала в контексте!». Судья удивляется: «В каком ещё таком «контексте»?». Муж: «Отпросился, значит, пораньше с работы, прихожу домой, открываю своим ключом дверь… И что вы думали? А там её какой-то мужик «дерёт» раком прямо в прихожке — аж стены шатаются! А она поворачивается ко мне и говорит: «Смотри как это делается, кретин!».
— БУГАГАГА!!!
Сидящие по бокам командиры заржали, машина вильнула и чуть не врезалась во встречный троллейбус, а Хрущёв весь багрово-красный от злости обернувшись крикнул:
