Все, что сделала Джун, — это сложила эту иллюзию обратно, как в технике оригами.
— Она была в этом не одинока, — сказал Квами. — Таких, как она, тысячи даже сейчас.
— Я никогда о таком не слышала, — сказала Чику.
— Первые последователи столкнулись со значительным социальным отвращением. Позже, когда тела продвинулись настолько, что стали неотличимы от живых форм, обитателям не было необходимости афишировать свою природу. Конечно, нет никаких юридических обязательств делать это. Стали бы вы относиться к Джун по-другому, если бы знали?
— Нет, — сказала Чику. — Я имею в виду, я так не думаю.
— Но есть сомнения, — сказал Квами, — и вас нельзя за это винить. Это совершенно человеческая реакция.
— Почему так много тел? — спросил Педру.
— Они не все одинаковы — ее целям соответствовал выбор тел, а не сложность одного тела с настраиваемыми режимами. Но, как я уже сказал, прошло много времени с тех пор, как она в последний раз менялась. Одним или двумя из них она почти никогда не пользовалась, но не могла заставить себя уничтожить их.
— Могла ли она выжить... на поверхности Венеры, когда произошел несчастный случай? — спросил Педру.
— Не больше, чем мог бы ты, друг мой. Возможно, она и не нуждалась в воздухе и воде, но она была способна выжить в этой атмосфере не больше, чем все мы остальные. Но, как я уже сказал, ее душевное состояние было умиротворенным. На этом этапе своей жизни она много раз сталкивалась лицом к лицу со смертью и добилась своего рода принятия ее. — Квами переплел пальцы. — Но сейчас есть над чем поработать. Это было ее желание, чтобы от этих тел избавились, если они ей больше не понадобятся. Это те останки, о которых я упоминал.
— Мне очень жаль, Имрис, — сказала Чику.
— Не стоит. Она хорошо поработала и прожила долгую жизнь.
Они отправили девять тел к Сатурну, выплевывая их из "Гулливера", как семечки, причем каждое из них опережало следующее настолько, что они двигались по независимым траекториям. Из иллюминатора корабля они наблюдали, как они падают, мерцая при падении, застыв от шока на несколько секунд. Со временем, сказал Квами, тела будут проходить сквозь кольца. Частицы льда, вращавшиеся вокруг Сатурна, были рассеяны настолько слабо, что столкновения были маловероятны, по крайней мере, во время первого пересечения. Но тела будут петлять и прошивать кольца снова и снова. Рано или поздно, на десятом или сотом проходе, лед встретился бы со льдом, и при этой встрече произошла бы вспышка пара, белый выброс кинетической энергии. И за этим последовало бы временное распускание многонитевой структуры кольца, видимое, возможно, из космоса или с одной из безвоздушных лун планеты.
Но время и гравитация сделали бы свое целебное дело. Увлекаемые теми же резонансными силами, которые в первую очередь сформировали и поддерживали кольца, кусочки Джун займут свое место среди величественной процессии всех остальных ледяных осколков. Если бы не похожий на драгоценный камень оттенок химической примеси, невозможно было бы сказать, что в этих кусочках когда-либо была жизнь.
Чику и раньше доводилось видеть луны и астероиды, но ничего похожего на Гиперион. Спутник Сатурна отличался не своей картофелеобразной формой, хотя Гиперион был очень большим для объекта, который не был сферическим. Что было примечательно, даже красиво, так это степень, в которой этот маленький кусочек льда и грязи был покрыт кратерами, его поверхность была настолько изрезана, что стенки кратеров соприкасались и пересекались, образуя гребни, похожие на лезвия ножа, рисунок этих гребней наводил на мысль ни больше ни меньше, как о каком-то морском процессе роста, как будто это было луна, выращенная из какой-то жемчужно-серой разновидности коралла. А стены уходили вниз так далеко, что глубоко затененные кратеры становились похожими на устья пещер, таящих в себе мрачные тайны. Действительно, Гиперион был испещрен полостями. Это была скорее не луна, а слабо организованный рой обломков, движущийся в беспокойном согласии. В этих трещинах и пустотах можно было потерять города.
По мере того как "Гулливер" приближался, снижая скорость с тысяч до сотен, а затем и десятков километров в секунду, мало что указывало на то, что люди нашли применение этому месту. Горстка стробоскопов, радар отражается от какой-нибудь металлической установки или лагеря, но никаких городов, никаких посадочных площадок, никаких железнодорожных станций или отелей-казино. Пристегнутая ремнями к сиденью на время торможения, Чику подумала, что они приближаются безрассудно быстро, и она начала задаваться вопросом, действительно ли Имрис Квами задумал отправить их всех на верную гибель. Возможно, таково было его намерение с самого начала, с того момента, как он узнал о смерти Джун.
Самурай без хозяина, замышляющий собственное самоубийство.
Но вспышки двигателя и всплески коррекции курса были слишком рассчитаны для этого, и когда кратеры превратились в ландшафт, один из них внезапно окольцевался голубым светом. Квами резко повернул к этому кратеру, и чернота у его основания стала молочной по мере их приближения. "Гулливер" скользнул между острыми, как бритва, стенами, все еще двигаясь вниз слишком быстро, а затем произошло резкое движение радужной оболочки, когда дно кратера открылось, и за ним появилась упорядоченная голубизна, насыщенная огнями и сооружениями. А потом они оказались внутри, и дно кратера захлопнулось за ними, как ловушка для мух.
"Гулливер" сбавил скорость еще сильнее, пока они не стали двигаться со скоростью всего сотни метров в секунду. Они скользили в Гиперион, вниз по огромной глотке. Чику изумилась. Она видела внутренние помещения голокораблей, но это была инженерия совершенно иного масштаба. Горловина разветвлялась, открывая множество освещенных сводов. В этой крошечной луне было ошеломляющее количество пространства.
Они продвигались все глубже и в конце концов замедлили ход и пристыковались, "Гулливер" прижался к вогнутой стене полости в форме луковицы рядом с несколькими другими кораблями.
— И все это ради художников и недовольных? — спросил Педру. — У меня такое искушение попробовать самому.
— Уверен, что вам будут очень рады, — сказал Квами. — Есть только одна трудность. Почти каждый, кто контактировал с Аретузой, после этого обязан оставаться здесь. Разумеется, за исключением присутствующих.
— Я искренне надеюсь на это, — сказала Чику.
Они сошли на берег. Даже на поверхности гравитация на Гиперионе была лишь немногим больше, чем на Фобосе; глубоко внутри она едва отличалась от невесомости. На этот раз не предлагалось никаких браслетов или эпидермальных пластырей. Предполагалось, что если вы взяли на себя труд приехать в Гиперион, то должны были знать, чего ожидать.
Хозяин, встретивший их по другую сторону шлюза, был невысоким широкоплечим мужчиной с чрезвычайно белыми волосами, уложенными в тугие локоны, как у римского императора. Несмотря на то, что он был белым, у него была сильно загорелая кожа, от чего волосы казались только белее. На нем была коричневая одежда и черный кожаный жилет. Он пожал им руки, продемонстрировав мощную, жилистую хватку. — Добро пожаловать на Гиперион. Я Глеб.
Имя всплыло в памяти Чику, но детали оставались ускользающими.
— Мы пришли посмотреть на Аретузу, — сказала она.
— Конечно. Имрис — как дела? Конечно, мы были очень огорчены известием о кончине Джун.
— Я знал, что рано или поздно этот день настанет. Я бы хотел, чтобы все случилось не совсем так, как произошло, но она никогда не была из тех, кто уклоняется от риска.
— Здесь она была бы в безопасности. Надеюсь, она это знала.
— Она так и сделала. Но она бы тоже сошла с ума от скуки в течение нескольких секунд.
— Это понятно. — Глеб сочувственно улыбнулся. — Ну что, приступим? С вами все в порядке? Вам нужно подкрепиться?
— Я бы предпочла увидеть Аретузу как можно раньше, — сказала Чику.
— Некоторые из наших посетителей ожидают, что им подарят пылинки до того, как они встретятся с ней, — сказал Глеб, — но у нас здесь все не так. Если вы зашли так далеко и все еще сомневаетесь в нашей надежности, у вас больше проблем, чем можно решить с помощью пылинки.
— Мы наверняка справимся и без этого, — сказала Чику.
Глеб повел их вглубь Гипериона, проходя через пустоты, отданные под постоянную колонию художников на спутнике, или вокруг них. В большинство пустот была атмосфера. Чику видела, как художники двигались в условиях микрогравитации, работая с инструментами, которые, казалось, больше подходили для строительства или даже ближнего боя. Некоторые из них были пристегнуты ремнями к скафандрам с четырьмя руками, какие она помнила на борту "Занзибара", а другие были облачены в экзо с восемью или десятью парами конечностей, управление которыми, должно быть, требовало поразительной нагрузки сенсомоторного контроля. Они лепили и наращивали массивные, но кружевные конструкции, причудливые сочетания льда и воздуха. В одной пустоте находилось что-то жидкое, что-то вроде дрожащего мешочка для куколок размером с дом, удерживаемого собственным поверхностным натяжением и подвешиваемого на месте порывами воздуха из автоматических форсунок. Он постоянно разветвлял псевдоподии, которые отламывались, сворачивались в мерцающие облака и вновь поглощались основной массой. В другой комнате находился извивающийся огненный дракон, созданный из какого-то самоподдерживающегося пламени. Глаза представляли собой маленькие прищуренные узелки повышенной температуры горения, крылья сужались от яркости до черноты как сажа.
Они проникли глубже, путешествуя по шахтам свободного падения, лифтам, эскалаторам, даже быстро проехались на поезде по району Гипериона, еще не расчищенному для художников.
— Мы, должно быть, уже далеко зашли, — сказала Чику.
— Приближаемся к центру масс, — сказал Глеб. — Это место, где Аретуза проводит большую часть своих дней.
— Я знаю ваше имя — или, по крайней мере, мне кажется, что знаю. Я проводила кое-какие исследования о своей семье, писала ее историю. Или я делала это до того, как все это взорвалось. — Было также, конечно, воспоминание о беседах Чику Йеллоу с Юнис, о разговорах о слонах.
— Я знал вашу мать, — любезно сказал Глеб. — И вашего отца, а позже вашего дядю. Мы были хорошими друзьями.
— Вы познакомились на Луне?
— Действительно. Мы устроили что-то вроде подземного зоопарка в Непросматриваемой зоне. Мы, как в случае с Чамой и мной.
Туман в ее памяти постепенно рассеивался. — Чама — ваш напарник.
— Был, — мягко поправил Глеб. — Чама умер около ста лет назад.
— Мне очень жаль.
— Все в порядке, Чику. — Глеб улыбался ее неловкости. — У нас была очень долгая и счастливая жизнь. Воспитание детей, все остальное. Воспоминаний больше, чем может вместить голова. И я был счастлив с тех пор.
— Рада с вами познакомиться, — сказала она. Они четверо — Имрис Квами, Чику, Педру и их хозяин — были единственными пассажирами поезда. — Вы упомянули, что были связаны с зоопарком — это тот, который имел какое-то отношение к карликовым слонам?
— Боже мой, это действительно древняя история.
— Насколько я помню, это были первые слоны, достигшие космоса.
— Это правда.
— Вы также участвовали в другом проекте, связанном со слонами?
Он одарил ее вежливой, но уклончивой улыбкой. — Вам следует быть более конкретной.
— Создание слонов с улучшенными когнитивными способностями. Слонов, которые могут использовать сложные инструменты. Слонов с языком.
Последовавшая за этим тишина, казалось, поглотила вечность. Поезд вильнул и нырнул в голубую пропасть. Выражение лица Глеба было напряженным, его лицо напоминало маску. Чику задалась вопросом, допустила ли она какой-то ужасный просчет или Юнис предоставила ей ложную информацию.
— Откуда вы об этом знаете? — спросил он в конце концов.
— Это немного запутанно.
— Просветите меня.
— Я видела их — танторов, если это то название, под которым вы их знаете.
— Как вы могли их видеть?
— Вообще-то я этого не делала. Но на борту корабля, который их перевозит, есть моя версия.
— Когда вы их увидели?
— По ощущениям, это версия "нескольких дней", но на самом деле это было около двадцати лет назад, если принять во внимание временную задержку.
— Но в течение последнего столетия?
— Да. Моя версия видела их несколько раз, прежде чем отправить свои воспоминания обратно на Землю.
— Значит, они живы. Я имею в виду, насколько вам известно.
— Они живые, и они великолепны. Они говорили со мной, Глеб. Они назвали мне свои имена... Дредноут, Афродита... Но их было больше, гораздо больше. Целое самоподдерживающееся стадо.
— Она. Вы сказали "она".
— Вы точно знаете, что произошло, не так ли? Как Юнис и танторы попали на борт?
Маска соскользнула. Снова была эта улыбка, и в его глазах появились слезы. — Кое-что из этого, не все. Это было трудное дело, выполненное в спешке, и никто из нас не знал всех деталей. Но с ними все в порядке? И с ней все в порядке? После всего этого времени? Вы ведь не лжете, не так ли? Вы должны были бы знать о танторах, чтобы лгать о них, и тогда зачем бы вам лгать?
— У них все хорошо, Глеб. Юнис была... повреждена, я полагаю, тем, что вынудило ее скрываться, но она сумела компенсировать это. Она была непреклонна в том, что я должна посетить Аретузу. Я не знаю, что ждет Юнис и стадо в будущем — впереди трудные времена, это точно. Но они зашли так далеко, а это уже кое-что, вам не кажется?
— Вы правы, Чику, это определенно что-то. Вы сделали меня очень счастливым.
— Жаль, что вы их не видели.
— Вы можете рассказать мне о них позже. Уверен, что еще будет время.
— То, что вы с Чамой сделали тогда... на какой бы риск вы ни пошли, оно того стоило. И я расскажу вам все, обещаю.
Глеб сжал ее руку. Он плакал, но, казалось, это его не смущало. Потом она почувствовала, что и у нее на глаза навернулись слезы, и заплакала вместе с ним. У нее было так много забот, так много страхов, но она была рада, что принесла этому человеку хорошие новости.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В конце концов поезд доставил их в пустое сердце Гипериона. Лунный камень был намеренно вырезан из сердцевины путем соединения воедино многочисленных природных включений, а затем сглаживания и армирования стен.
Поезд оторвался от рельсов и превратился в крошечный независимый космический корабль, дрейфующий в пустоте.
Пустота содержала в себе две вещи. Посередине находилась полупрозрачная сфера из темно-синего стекла диаметром в несколько десятков метров. На поверхности стекла, светящегося мягким белым светом, был выгравирован чрезвычайно сложный узор из петляющих линий и узлов. С одной стороны сферы плавала более темная форма, удлиненная и металлическая, которую Чику сначала приняла за космический корабль, заключенный в сердце спутника.
Но это был не корабль. Форма, закругленная спереди, постепенно расширялась по всей своей изгибающейся, волнистой длине. Пара ласт располагалась примерно на полпути между передней частью и серединой, за которой форма начинала сужаться, достигая кульминации в том, что безошибочно можно было назвать плавником в форме полумесяца на другом конце. Когда существо изменило свое положение, загребая ластами в вакууме, Чику поняла, что смотрит на скафандр, предназначенный для кита.
