Тени Реальности.

Справа от меня идёт Лёха, поводя стволом своего пистолета. Не разбираюсь в них, кажется, что-то отечественное. Ощущаю как вокруг нас сканируют пространство лучи сторожевых заклинаний, ищущих биополя. Натыкаясь на нас, они безболезненно и незаметно соскальзывают. По мне и большинству товарищей — самостоятельно. С Лёхи — благодаря разогревшемуся, до сильного жара, плавящего изнутри карман его куртки, камешку.

Вот и коллектор. Ступеньки. Столь непроходимые для съеденных молью нацистов. Быстрым шагом сходим по ним, углубляясь в коридор. Несколько десятков метров, и мы на месте. Финальная разборка. Мы или они. Точнее, Мы и наши деньги — изгибаю губы в ухмылке. Деньги уже рядом. Может зря я пил из бутылочки? Всё очень гладко. Только зря сейчас мучаю себя постоянным самоконтролем, не позволяя своему "Я" сползти в старую топь. Да ещё и таблетки пачками пить придётся. Ладно, как говорится, нельзя "сглазить".

Оглядываюсь, увидев дверь. Она ведёт в сектантский "конференц-зал". Операция начинается.

— Началось, народ. Вперёд! — Восклицаю я театральным шёпотом и толкаю дверь, пропуская вперёд насторожившегося Лёху.

Он проскакивает внутрь, вскидывая "ствол". Я бросаюсь за ним, выхватывая из ножен ритуальный клинок. Если что, то им не только в ритуальных целях поработать можно. К тому же, против разных оккультных людей даже эффективнее будет, чем против обычных обывателей. Теоретически. Кстати, я кому-нибудь говорил, что ножами кроме как для магических целей и нарезки хлеба с сыром — я тоже не умею пользоваться?

Впрочем, поздно думать о постороннем. В зале к нам обернулись две фигуры в своих вечных балахонах с капюшонами. Лёха вскидывает пистолет, но я кладу ему руку на предплечье и прикладываю палец к губам. Он смотрит на меня бешеным взглядом, скидывает руку, но кивает и опускает "ствол". Мгновенно бросаясь в их сторону. Я вскидываю руки и шепчу подготовленное ещё после ломки в автобусе, заклинание молчания. Оно срывается с кончиков моих пальцев двумя серыми змеями, метнувшимися к лицам сектантов, затыкая им рты.

Один из старичков-затейников аж обхватывает ладонями своё горло. Видать, слегка переборщил. Кажется, вообще пережал им дыхательные пути, да. Другой разворачивается и в навязанном мною молчании пытается, явно задыхаясь, пробежать к одной из дверей. Но Лёха настигает обоих. Отворачиваюсь, чтобы не смотреть на сцену жёсткого насилия. В зал втягиваются остальные. Бросаю через плечо:

— Лёха... Ты закончил? — Слышу его согласный рык. Он уже впал в состояние "берсеркера". — Тогда так. Разделяемся. Артамонова, хороша уже пить сво й корвалол! Вместе с... Лёхой — зачищаешь вон те помещения. Они там живут. Мы же вчетвером идём в темницу, где все эти девочки.

Все кивают. Даже присоединившийся к нам Лёха, наматывающий на руки оторванные куски балахонов. Чтобы бить, значит, было сподручнее, что ли? Артамонова недовольно улыбается, понимая что её функция — прикрывать магией Лёху и контролировать процесс зачистки.

Костя довольно трясёт головой. Ещё бы. Спаситель девочек, блин. Герой в белом, уже про себя прикидывающий, как бы воспользоваться своим реноме будущего спасателя и замутить с матерью несчастной. Или, хотя бы, хвалиться потом своими подвигами перед другими представительницами прекрасного пола. Казанова-недоучка. Иван вообще расплылся в сладкой ухмылочке, рассчитывая поживиться ритуальными предметами. Они же дорогие среди ценителей. Пусть тешится, он же без этого не может. Торгаш чёрномагического рынка. Лишь жена выглядит собранной и решительной. Она у меня такая, да. Дело — есть дело, а не попытка устроить балаган.

Лёха распахивает дверь в коридор, ведущий к жилым помещениям, а вслед за ним, беспрестанно делая пассы руками, просачивается Артамонова. Судя по её виду, она уже почти упокоила всех сектантов, которые там могут найтись, и теперь очень переживает: как бы не подхватить простуду в сырых кельях. Ну, кого она сейчас дистанционно не убрала — добьёт наш берсеркер. Хотя судя по количеству выпущенных ею заклинаний — они все уже должны ползать по полу, не в силах встать на ноги.

Я открываю нашу дверь. И издаю матерный вопль, могущий, наверняка, поднять мёртвого. Впрочем, как раз таки мёртвый перед нами и стоит. Серёга. Уже иссохший. Местами припухший. На одной синюшной ноге — тапочек. Вторая — босая. Изорванная больничная пижама. Одного глаза нет. Оттуда торчат щепки. В руках — измочаленная швабра. Такое подозрение, что этой шваброй он и получил в глаз. Но потом у кого-то отобрал и ещё несколько раз использовал. Против уже чужих очей и прочих органов. Иначе, почему она такая пережёванная и по ней идут некие бурые склизкие потёки?

Пытаясь понять что произошло, я отхожу на пару шагов назад, непозволительно теряя контроль над собой от потрясения. Ещё немного — и свалился бы в глубины своей личности. А так, сделав два глубоких вдоха, я слежу за медленно шагнувшим ко мне Сергеем.

— Кто-нибудь может представить что это значит?

Иван хмыкает, бормочет что-то вроде: "Да что объяснять? Неплохо же сохранился". Костя шипит ругательства, общий контекст которых заключается в том, что он не некрофил. Впрочем, в этом я и так не сомневался. У него немного другие вкусы. Жена задумчиво произносит:

— Чувствуешь фон? Кажется, они начали ритуал. Не в полном составе. Углы конструкта не полностью заполнены. Энергия подземных сил, которые они призывают, выплеснулась наружу.

— И убитый ими Серёга, внезапно встал и пошёл? — Уточняю я.

— Угу. Сам ощути. — Откликается любимая.

Раскидываю сеть своего обострённого восприятия и убеждаюсь в её правоте. Но что же такое они хотят сделать с девочкой, что небрежное проведение ритуала не в полном составе — может даже поднять мёртвого? И почему они не выкинули труп моего друга в сточные воды коллектора, как всех остальных? Чтобы узнать — кидаю в голову стоящего передо мной мертвеца острый щуп и высасываю информацию. Сейчас это для меня очень просто.

Мне всё становится ясно. Они оставили его, чтобы с помощью некромантии попробовать выудить информацию обо мне и отечественной Конторе. Только вот их навыки работы с духами не позволили им это сделать в полной мере. Поэтому их Дитрих, начальник службы безопасности, решил продолжить эксперименты самостоятельно, иного не позволила ему гордость. И вот, при подготовке к ритуалу, у них не хватило концов замыкающих цепей на магический круг. Дитрих встретился с яростью мертвеца. От которого, пытался отбиться шваброй. В результате швабра вернулась к нему, и он валялся сей момент в своей комнате, уже остыв. Поднятый же труп пошёл мстить своим убийцам. Так обычно и бывает в таких случаях. Со шваброй наперевес, ага. Мозги-то уже сгнили. И так он, Иван прав, сохранился неплохо. Видимо, благодаря некромантии.

Зомби, которого не так давно звали Сёрегой, помялся с ноги на ногу и развернулся, побредя по коридору куда-то прочь от нас. В одно из разветвлений. Искать наощупь своих убийц. Ну и пусть идёт. Будет почва для новых легенд среди посетителей Столичных подземелий. А вот выпить за успешный путь его души — будет надо. Хороший друг у меня был. Даже в посмертии, оказывается, помог, устранив одного из самых опасных сектантов, на мой взгляд. Выпить же — это не просто отдать дань его памяти, но и очень важная сакральная вещь, для помощи его душе спокойно уйти. Главное, правильные заупокойные вещи сказать. Ладно, это опять же, терпит. Последний раз, взглянув на уковылявшего зомби, я махнул рукой своим:

— Пойдёмте. Нас ждут великие дела. — Сам, поморщившись от того, что мои слова отозвались внезапно под черепом тихим гулом. Моя истинная сущность требовала выйти на свободу, раз уж я её разбудил, и сотворить великие дела на свой... мой... вкус.

Коридор, освещенный тусклыми лампочками, крашенными в красное, и забранные в решетчатые плафоны, быстро закончился. Перед нами была тяжёлая противоударная дверь, покрытая потёками ржи. Что ж, пора, значит, пора. Не стоит останавливаться на достигнутом, и тупо разглядывать дверь. К тому же, вон, позади уже зашевелился Иван. Резко выдохнув, я толкнул дверь перед собой, поудобнее перехватив свой ритуальный клинок, блеснувший в полутьме алыми отсветами.

Быстро оглядываю полутемное помещение взглядом, улавливая каждую деталь, пока на нас никто не обратил внимания. Как хорошо, что Лёху отправил на зачистку, а то бы этого мгновения рекогносцировки у меня не было. Присвистываю про себя: раскинулась феерическая картина. Тринадцать фигур в балахонах стояли по концам вычерченной на полу геометрической фигуры. В центре находился верховный магистр, в своей расцвеченной робе. Он стоял, наложив руки на маленькое тело, привязанное к операционному столу, найденному, судя по его виду, в некоей заброшенной больнице. Рядом, удерживая в руке длинный нож, стоял... Палач. Высокая, сухощавая фигура, затянутая в чёрное, только на голове не было капюшона. Лицо же Палача было закрыто маской. Сразу ощущаю, что это кожа барана, в несколько слоёв. Вымоченная особым образом в специальных растворах. Пепельно-белого цвета, с алыми узорами по краям, стекающими к прорезям для глаз, рта и носа. Вот ты какой, золотой карасик. Обычное зрение плохо помогало рассмотреть происходящее, ведь подземный зал освещался только тремя факелами, коптящими под высоким потолком. Но разбуженное и работающее на полную катушку другое видение, помогло увидеть самое главное и важное.

Морщась от накатывающих на меня волн подземной энергии, выпущенной наружу сектой, я приподнимаю к глазам клинок. Он ощутимо плывёт, чуть заметно, но беспрерывно изменяя цвет и форму. Слишком много энергии вокруг, слишком много специфических сил бушуют вокруг ока тьмы с центром на операционном столе. Всё скрытое, уснувшее, тайное для обычной Реальности выпущено на свободу. Меняя её саму, её ткань, её суть, её будущее и её судьбу.

Внезапно супруга позади меня хлопает в ладони. Яркий всплеск вихрей ослепляет меня на мгновение. Слаженное бормотание нацистов прерывается. Палач опускает нож, проводя их, вроде бы слегка, по распятому телу, и оглядываясь на дверь. Цветастый сектант отрывает ладони от девочки и отлетает на пол. Дурак, какой же дурак — мелькает у меня последняя внятная мысль перед последовавшей затем круговертью событий — так резко прервать цикл сообщающихся энергетических линий. Не скоро оклемается теперь, будет валяться оглушённым ещё долго...

...Палач отправляет свой нож в полёт. Вот зачем были эти манипуляции. Ускорение придавал. За моей спиной слышен хрип боли...

...Выкрикиваю слова Власти и Крови, выпростав вперёд руки. Некромантия рушит защитные барьеры вокруг круга, выстроенного мешками протухшего мяса (сейчас я так вижу нацистов), оказавшаяся бесконтрольной сила рвётся вокруг, создавая мощный ураганный ветер из ниоткуда в Реальности. Падаю на косяк двери, врезавшись в неё головой...

...Слышу и вижу, но не закрытыми сейчас от боли глазами, как Костя орёт что-то неразборчивое и выпускает наружу облако синевы, переходящей в фиолетовый ядовитый туман, заволакивающий обзор. Становится влажно и сыро...

Крики, шум, мат и ор взрываются в моём черепе синхронно с болью. Мой самоконтроль сдаёт и я выпадаю в своё истинное состояние. Резкая, адская, непереносимая боль стала невыносимой. Меня корёжит и бросает на пол. Открываю глаза, видя всё вокруг так, как оно есть на самом деле.

Смотрю на себя. Кожа стремительно чернеет. Из рвущихся болью предплечий и лодыжек капает на ледяной пол почти чёрная же кровь. Ладони стремительно иссушаются, лицо сдавливает пергаменная кожа. Пальцы истончаются, мясо уходит, оставляя только кость, обтянутую чёрной хрупкой кожей. Ногти удлиняются, обретая стальной цвет и стальную же плотность. Запрокидываю голову и издаю тихий хрип, сотрясающий всё внутри моего перестаривающегося тела и сознания: "Умрите, мешки человеческого мяса".

Шагаю вперёд. Передом возникает пытающийся подняться нацист, запутавшийся в своём балахоне. Когти срезают кожу и плоть с его лица. Другой рукой пронзаю его горло. Несколько мгновений пытаюсь выпростать руку из его трахей. Наконец, с негромким рыком вырываю её вместе с мясом. Тело падает на колени передо мной, смотря куда-то в сторону уцелевшим глазом. Наклоняюсь к нему и шепчу: "ты мой...". И вытягиваю душу из его груди. Фонтан осколков костей и противной требухи вырывается из его туловища, вместе с вылетевшим комком темно-серой энергии, впитавшейся в мои пальцы. Лёгкое головокружение и всё тело передёргивает как от электрического заряда. Ещё одна душа моя. Где другие? Поднимаю взор с осевшей туши, вглядываясь в окружающее.

Костя, да это существо — "мой" друг и помощник, помню — пытается выдрать из плеча длинный ритуальный нож Палача, обливаясь кровью и кидая во всё стороны вокруг себя сводящие с ума заклинания, в виде фиолетового тумана. Вокруг него лежат три бьющихся в судорогах нациста, пытающихся выцарапать себе глаза. У одного уже получилось и он орёт, сдавливая их в сухих кулаках. Сам Костя зашёлся в визге, наконец, выбрасывая застрявшую в нём железку.

Иван... Иван, он. Что он делает? Пробрался к самому операционному столу. Нет, не развязывать мечущееся в буре энергии тело. Возникший в его руках нож перерезает горло одному, второму, третьему нацисту... Его силуэт мелькает за их спинами. Я вижу его высохшую, потресканную сущность, живущую лишь внешней подпиткой.

Супруга... Ярта... Моя супруга... Технично посылает одно плетение из чистой силы за другим, выбивая уже второго сектанта, поднявшегося на ноги. Здесь беспокоиться не о чём. Впрочем, я сейчас ни о ком и не беспокоюсь. Меня волнует мой голод и желание отомстить. Всем мешкам плоти.

Шаг вперёд. Ещё один. Хватаю за капюшон один из таких мешков, встряхивая. Из его рук выпадает пистолет. Оружие? Ну, погоди же у меня. Мгновенно наклоняюсь, подбирая этот инструмент, и раскалываю им его череп, купаясь в энергии и удовольствии, от выскочившей как чёртик из табакерки, его души.

С кончиков поблёскивающих сталью когтей срываются чёрные искры, превращающиеся на глазах, в короткие острые плети, срывающие голову с ещё одного нациста. Феерия разрушения, фонтан смертей, дарующих силу. Это и есть настоящая жизнь, вот что это такое. Причины происходящего как-то исчезли из моего сознания. Только тело кое-как выдерживает накал невыносимых для него напряжений и задействованных желаний, и то, только за счёт подпитки убийствами.

Внезапно мои глаза переходят как будто в негатив. Зрение становится черно-белым. По груди с жгучей и яростной болью текут линии красноты. Что-то взорвалось, нечто изменилось. Смотрю вперёд и вижу причину. В Реальности бушуют вихри воздуха и беспричинного изменения окружающего. Оставшиеся нацисты падают замертво. Верховный магистр, это он. Смог очухаться и вспорол себе брюхо припрятанным за пазухой клинком, выпустив посмертное проклятие, сметающее всё вокруг, многократно усиленное окружающим беспорядком и разновекторной силой, и без того крушившей всё внутри ледяных стен зала.

Взгляд по сторонам, фиксирую происходящее: Костя падает на колени, откинув голову. Его пальцы скребут по одной из ножек старого стола, к которому привязана девочка. Спасти её он хотел, как же. Дурак. Спасают не так. Сначала надо всех убить. Только потом можно что-то... Кого-то... Спасти. Иван падает как подрубленный прямо на корчащегося в агонии магистра нацистского ордена. Он хотел украсть этот клинок у него из-под балахона. Не успел. Теперь лежит в обнимку с его колыхающимся телом. Близкая... Жена... Где? Валяется неподалеку. Схлопотала удар по полной программе. Кажется, она пыталась всех нас прикрыть своей защитой, уловив желание лидера секты. Зачем? Теперь тоже лежит кулем.