Заместитель начальника НКВД занял кабинет своего предшественника. Выводы сделал. Он приказал оказать медицинскую помощь священнику. Положить его в тюремную больницу. Подлечить и отправить с ближайшим этапом на зону. Как можно дальше. Так и сделали.

Разбитые суставы было не восстановить. Его подлечили и отправили на далёкую зону. Но слухи обо всём, что случилось с расстрельной командой. И другими мучителями священника помчался по этапам. Опережая его.

Правдива эта история или просто вымысел? Не знает никто. Свидетелей тех событий нет. Но среди заключённых и среди лагерной администрации в правдивость и подлинность этой истории верят все. Об этом не говорят. Но проверять? Никто не решается. Смерть в страшных мучениях не прельщает никого.

В разных зонах огромной страны СССР знают о нём. Если случается несчастье или в муках умирает заключённый, появляется он. Его видят и слышат все. Единственное, что я не знаю? Для всех ли его облик единый или каждый видит своё?

Ты мне ничего не говори! И об этом не спрашивай. Это не принято. Но на этой зоне я уже семь лет и видел его, пять раз. А заговорил он со мной впервые. Даже думать не хочу к чему это?

Живой человек он или плод воображения? Не знаю! Дотронуться до него, никто никогда не пытался. Но видел сам! Рвущиеся из рук конвоиров собаки после его взгляда поджимали хвосты. Умолкали. Жались к ногам своих хозяев. Отсюда и сделал вывод. Животные его тоже видят.

Ещё рассказывают такой случай. На одной из делянок валили лес. Всё было как обычно. Пока упавшая сосна не разрушила берлогу медведя. Что такое разбуженный в период зимней спячки медведь? Говорить не буду. В наших местах ты не новичок. Сам знаешь. И вот огромный медведь бросился на людей. Кто смог тот сбежал. Залез на дерево.

Но пятеро зеков и молодой солдат-конвойный оказались в углу. Возле срубленных стволов деревьев. От испуга зеки забыли о топорах. Солдат забыл об автомате. Ты можешь понять их. Медведь уже подбежал к ним. Он ревел от ярости. Выхода не было. Эти несчастные просто закрыли глаза. Приготовились к смерти. Страшной и ужасной смерти от разъярённого зверя. Кто успел удрать, смотрели на происходящее с бессильной обречённостью. Они и видели дальнейшее. Перед разъярённым зверем возникла фигура в чёрной сутане с неподвижными руками. Зверь резко остановился. Потом взвыл и бросился прочь вглубь леса. Обречённые люди открыли глаза последними и ничего не видели. Они не понимающими взглядами обводили подходящих товарищей и приставали к ним с вопросами. Ответов так и не услышали. Только один старый заключённый отвернулся и пробормотал:

— Молитесь! Святой уподобил вас!

Вот и всё, что могу рассказать тебе об этом...

Глеб замолчал и отвернулся. Я ещё долго задумчиво посматривал в угол барака. Заключённые потеснились. Там в пустом углу горела одинокая свечка. В её слабом свете были смутно различимы две человеческие фигуры. Одна была фигурой сидевшего на нарах рядом с телом умирающего человека в чёрной сутане. Вторая фигура это был стоящий на коленях Фрол. Он вдохновлено и искренне молился. Сон смежил мои веки. Я уснул.

Утром проснулся и сразу посмотрел в угол. Свечка уже догорела. Слабый свет рассвета позволял увидеть молящегося Фрола. Он был один. Вторая фигура исчезла. Растворилась в ушедшей ночи.

Хоронили умершего заключённого всем бараком. Я стоял за спиной Глеба и смотрел на свежий холмик земли. На нём Фрол устанавливал крест из двух жердей. Потом все разошлись. И потекли обычные дни. Жизни заключённых. Так и прошло полтора года.

Ночью какое-то дуновение ветерка, движение воздуха разбудило меня. Открыл глаза и осмотрелся. Сразу увидел свечу горящую в изголовье кровати Глеба. На койке сидела знакомая фигура в чёрной из лоскутов сутане и скуфье. Я шевельнулся. Знакомый взгляд бездонных синих глаз на светящемся лице поглотил меня. И я услышал голос:

— Его душа обрела покой! Он ушёл с миром! Бог простил ему все его грехи!

В этот момент и отключился. Проснулся уже утром. Ощутил, что кто-то трясёт меня за плечо. Это был "Лях". Один из наших.

— Проснись! Глеб умер!

В его голосе были страх и паника. Я спокойно встал и посмотрел на него:

— Знаю! Глеба "Астраханского" проводил в последний путь сам "Святой" отец! Я видел! Мир его душе!

Все молчали и смотрели на меня. Даже молившийся Фрол прервал свою молитву и посмотрел на меня. Потом осенил себя крестом и с посветлевшим лицом вернулся к молитве.

На зоне всё не так. Как в жизни на воле. Соблюдать христианские обычаи и хоронить на третий день после смерти не принято. Но Глеб был королём нашего мира. Патриархом. Хозяин зоны просто сделал вид, что ничего не знает. Глеба хоронили, как положено. Заупокойную молитву читал Фрол. А крест из стволов молодых сосен установил я. В последний путь Глеба провожала вся зона.

Слух о том, что Глеба проводил "Святой" разнёсся очень быстро. Лагерное начальство нам не мешало. Оно понимало, что заключённые не остановятся ни перед чем. Пойдут на всё. Даже на смерть. Но отдадут последние почести человеку, проведенному в иной мир самим "Святым". Да и жил в лагерном начальстве и конвойных страх. О судьбе людей нарушивших волю "Святого" знали. Верили или не верили? Не говорили. Но испытывать на себе не хотели. Вот и не мешали нам похоронить достойно человека. Чей последний вздох принял "Святой" Всем нам проводить его было честью. Для всех. Не зависимо от статьи, по которой сидел человек. И кем он был при жизни. Праведником или грешником? Вопроса не возникало. Всё было ясно и так.

Через три дня пришла "малява". Сход назначил меня приемником Глеба. И я занял его койку. Взвалил на себя его обязанности.

В фильмах и книгах воров в "законе", правителей уголовного мира, рисуют разными. То изуверами кровожадными. То извращенцами со сдвинутой психикой. Это всё ложь. Правитель это и есть правитель. Он отвечает за своих подданных. Так же как и правители светские. И не может жить своими эмоциями и желаниями. Он должен жить интересами своих подданных. Следить за исполнением ими законов. Быть строгим и безжалостным. Но честным и справедливым. В отличие от светского правителя могущего творить бог знает что. Не опасаясь спроса. Уголовный правитель за свои "косяки" отвечал перед сходом. Отвечал за любые не правильные дела и поступки. Отвечал строго. Вынести вопрос о его не праведных действиях и поступках на суд схода может любой член нашего сообщества.

Я не пропагандирую и не восхваляю свой мир. Когда созрел и задумался о душе? Сам принял решение и покинул его. Как это сделал Фрол и сотни, тысячи других людей сменивших его на чёрные одеяния монахов и монашек. Это противоречит ещё одной укоренившейся в сознании обывателя истине. Якобы добровольно преступный мир покинуть нельзя. Но здесь нужно понять разницу между преступным и криминальным миром. Она очень большая и это совсем разные понятия. Хотя часто по незнанию или специально их смешивают вместе. Но это совсем другой рассказ. И не об этом я веду речь.

Как неоднократно судимый свой срок 10 лет отсидел полностью. Весной следующего года на могиле Глеба появился росток берёзки. Через три года после смерти Глеба провожал выходившего на свободу Фрола. Он отсидел свой срок. Вот пришёл на наш погост проститься с могилой Глеба. Его и встретила берёза. Это было уже стройное дерево с густыми ветвями. В этом не было чего-то особого. Кроме одного. Эту березку никто здесь не сажал. Да и в этих местах она была единственной.

Фрол уходил в большой мир. Он отсидел 12 лет. Как и положено протянул ему пачку денег и перечень адресов. Там его примут, накормят, обогреют и помогут. Это был дар нашего мира своим. Но он принят не был. На свободу уходил не известный в нашем мире Фрол "Бешенный". Уходил совсем другой Фрол. Человек с добрым взглядом и кротким нравом готовый всё отдать людям. Принять за них муки. Разделить их боль и горе. Этот новый Фрол посмотрел на мою руку с деньгами и адресами. Улыбнулся и отрицательно покачал головой. Потом осенил меня и провожающих его крестным знаменем. Поклонился всем. Повернулся и ушёл.

Я ещё долго стоял и смотрел ему вслед. В какой-то момент мне почудилось, что перед крепкой фигурой Фрола шагает седой старик. Он был одет в старую из одних латок рясу и такую же потёртую скуфью. Закрыл глаза. Потряс головой. Отгоняя наваждение. Когда открыл глаза и посмотрел на дорогу, то увидел туже картину. От зоны удалялись виденные мной до этого две фигуры. Скосил глаза. Посмотрел на остальных провожающих. Спросить не решился. Но их выражения лиц и удивлённые взгляды говорили без слов. Я и они видел "Святого"! Я его видел не в последний раз в своей жизни. Но об этом не знал.

Через год пришедший этап привёз весть о принявшем монашеский обет брате Никоне. Этого монаха я знал под именем Фрол.

Шли годы. Берёзка на могиле Глеба крепла и тянулась вверх. Трескучие морозы, ветры так ничего и не смогли сделать с ней. Окончился мой срок. По уже установившейся традиции пришёл на погост проститься с Глебом. Его могилы уже не было видно. Но могучая берёза провожала меня. Она так и стояла одиноко. Обнял её ствол на прощание и её ветви коснулись меня. Мне почудилось, что это Глеб простился со мной. И я ушёл. Через пять лет ту зону закрыли. Она и её легенды ушли в прошлое. Молодые уже не помнят и не знают ничего. Ни об этой зоне. Ни о других поглощённых временем забытых зонах. Они умерли со своими легендами.

Вот такая история. Сегодня очередная годовщина со дня смерти Глеба "Астраханского". Последнего короля пришедшего из того старого ещё дореволюционного мира. Давай выпьем в память о нём! ...

Митяй подвинул ко мне стакан с водкой. Мы, как и велит обычай, подняли стаканы. В молчании выпили. И я ушёл к себе. Оставил Митяя с его прошлым. Рассказ Митяя не выходил из моей головы. Как к нему отнестись? Не знал. Считать его просто легендой? Выдумкой лагерных сидельцев?

Так было проще. Но что-то в моей душе противилось этому. Уснул поздно. Что мне снилось? Говорить не буду. Это и так ясно.

Следующий день начался как обычно. Так же привычно и закончился. С утра метла и мусор. Вечером тоже деяние плюс сбор продуктов. Объедков оставленных посетителями в тарелках. Всё было привычно и так день за днём.

Спокойная размеренная жизнь убаюкивала и расслабляла. Снова почувствовал себя человеком! Пусть и на дне на обочине жизни. Но именно человеком, живущим спокойной и размеренной жизнью. Именно жизнью!

Утром разогретые пирожки и сосиски. Дальше путь на работу. И рабочий день. Всё так, как и у остальных людей. Мытарства забылись и ушли. Время летело не заметно. Закончилась весна. Пролетело лето. Отпуска не полагалось. Да о нём и не думал. Поездок к морю не намечалось. С моим достатком это относилось к разделу фантазий или не реальной мечты. Её и не было.

Осень наступала медленно. Сначала спала и отступила жара. Потом жёлтые листья украсили деревья и устлали землю. И пошли дожди. Стало прохладней. Телогрейка уже была привычной частью одежды. Днём и ночью.

Появился ещё один спутник осени. Простуда с насморком и кашлем. В нашем бомбоубежище этот глубокий кашель, разрывающий внутренности был слышен постоянно.

Как-то вечером Митяй принимал от меня ежедневный оброк. И вдруг резко закашлялся. Он прикрыл платком рот. Долго и судорожно кашлял. Откашлялся. Митяй вытер набежавшие слёзы. Отнял платок от лица. Тогда и успел заметить необычное. На платке были два алых пятнышка крови. В этот день ничего не понял. Выяснилось всё вечером следующего дня. Двери в покои Митяя открыла женщина. Она отступила в сторону и пропустила меня к Митяю. Он встретил меня лёжа в кровати. Уже одно это было необычно. Но его лицо белое как мел с нездоровым румянцем на щеках озадачило меня. Всё это было на фоне белого белья. У Митяя была настоящая постель с бельём. Роскошь! Её и позабыл. Давно уже не видел. Но об этом не думал. Смотрел на осунувшееся лицо Митяя. Он выглядел очень плохо.

И потекли тяжёлые дни. Болезнь то отступала. То наступала. Ежедневно я приносил положенную с меня плату и задерживался у постели Митяя. По его просьбе и мы разговаривали. Темы были разные. Обычно говорили о жизни. Старательно обходили нашу сегодняшнюю. В основном вспоминали ушедшую жизнь. Но однажды Митяй сам прервал наш разговор. Он внимательно посмотрел на меня. Болезнь заострила черты его худого лица и только глаза горели странным внутренним огнём. Они казались огромными и печальными. Как на иконах. У святых. Молча, выдержал его взгляд. Смотрел в его глаза. Митяй сам отвёл взгляд от меня. Устремил его в потолок и заговорил тихим голосом:

— Не знаю почему? Но мне хочется рассказать тебе о том, как я в последний раз увидел "Святого". Об этом не говорил никому и никогда. Но хочу, что бы хоть один человек во всём мире знал причину. Почему я добровольно изменил свою жизнь. И сейчас живу здесь. Среди нищих и бездомных. Это случилось пять лет назад.

Тогда я жил в большом доме не далеко от Москвы. Две пожилые женщины кухарка и домработница приходили и вели моё хозяйство. Этот дом находился под круглосуточной охраной. Ещё в нём жили трое. Мой телохранитель-водитель, мой советник и помощник. Эта охрана предназначалась не мне. Будучи одним из столпов своего мира, которому я оставался верен уже много лет в охране я не нуждался. За меня в любой момент могло ответить всё наше общество. Достаточно было кивнуть головой. Но я был хранителем "общака" всего нашего братства. Его и охраняли. Стерегли неусыпно. Жил, как и положено "законнику" не в роскоши и праздности. Два раза в год ездил в монастырь к Никону. Уже говорил тебе. Так теперь звали Фрола моего бывшего товарища по таёжной зоне. Он очень изменился. Когда-то здоровый мужик от постов и постоянного ограничения в пище высох и сгорбился. Да и лет ему было не мало. Но он весь светил каким-то глубоким внутренним светом. Мы подолгу разговаривали с ним. Нет! Не о прошлой своей жизни. А о людях. Их жизни и трудностях, которые встречаются им на пути. О брошенных детях и как помочь им. После этих встреч я чувствовал прилив сил и просветление души. Вот и жил от встречи к встрече. Говорить чем занимался? Не буду. Это тебе не нужно. Да и знать тебе этого не положено. Ты человек другой жизни. Другого мира. И мой рассказ не об этом. Летом того года, о котором рассказываю Никон умер. Все мы смертны. В моём возрасте, при моём образе жизни к смерти относишься спокойно. Знаешь главное! Убежать от неё невозможно.

Вот и проводил Фрола как брата. Мысленно пообещал, что встретимся там. Где уже много наших старых друзей и товарищей. Просил подождать меня и передать всем привет. В день, когда исполнилось 40 дней со дня смерти Фрола. А точнее в ночь накануне я проснулся среди ночи от ощущения того, что я в комнате не один. Нет! Я не испугался. Давно отучился бояться. Просто открыл глаза и вздрогнул. На краешке моей кровати сидел "Святой". Он не изменился. Был одет так же, как и тогда. Старая латаная сутана. Старая скуфья. Те же седые волосы спускались на седую бороду и синие бездонные глаза. Он улыбался своей кроткой улыбкой и смотрел на меня. Мне в глаза. И вдруг произнёс знакомым глубоким голосом: