Сияние жизни

— Доктор тут вот меня просветила, что впереди какие-то аномальные поля, — сказал разведчик. — Так что не стоит жалеть, что мы на ночь глядя туда не полезли. Так, доктор?

— Именно.

Акаги достала сигарету и, глядя в стену, раскурила ее. Воцарилось молчание, Синдзи только дернул уголком рта в ответ: не хочет разговаривать при нем — так еще и лучше. Послышались шаги, гомон разговора, и коридор наполнился людьми.

— Здравия желаю, господа.

— Здравия... О, привет, старый ты черт. Что там у вас сегодня от "седьмого" отвалилось?

— Это, полагаю, не так смешно, как ты...

Подошли старшие техники, аж ссутулившиеся под бременем своих вечных проблем, неизменно благодушный главврач Канаме, командир группы штурмовых машин и — неожиданно — Майя Ибуки. Синдзи слышал по рации о том, что главе звена курсопрокладки и георазведки нездоровится, но только сейчас сообразил, кто его заменяет.

— Синдзи, привет.

— Майя, — кивнул он. — Как ты там?

Девушка бледно улыбнулась и кивнула: мол, все неплохо. В желтоватом свете коридорных ламп ее лицо выглядело особенно бледным.

— Даже не знаю, что докладывать и как, — вдруг тихо пожаловалась она. — Я впервые на рапорте...

Синдзи улыбнулся ей:

— Да ладно тебе. Скажи все, как есть. Ты ничего по дороге не теряла, у тебя нет танков, которые раньше времени сдохли, так что расслабься. Даже если полковник и наорет, то для проформы.

Ибуки улыбнулась веселее, а Синдзи поймал пару недовольных взглядов тех, кому предстояло жаркое общение с Кацураги как раз по упомянутым казусам. Кагитару хмыкнул и одобрительно кивнул.

Лязгнула дверь, и полковник показалась на пороге:

— Доктор Акаги и капитан Кагитару, зайдите оба.

Синдзи бросил взгляд на Мисато-сан и грустно кивнул себе: женщина выглядела еще чуть хуже, чем вчера, хотя и держалась по-прежнему своей выправки с поразительным упрямством. "Скорее бы наша загадочная цель показалась", — подумал он, глядя, как закрывается дверь.

* * *

С рапорта Синдзи возвращался с тяжелым сердцем: обещанный рывок в неизвестность с самого утра, усталая и словно бы больная Кацураги, гнетущие разговоры, — все это мерзким грузом обвалилось на него, словно бы продлевая внутрь, вглубь, в душу ноющую тяжесть рук и ног. "Что ж я к этим рычагам-то никак не привыкну?"

У дверей каюты обнаружилась Аянами. Синдзи сглотнул, увидев ее, и девушка повернула голову в его направлении.

— Икари, это ты?

— Я, Аянами, — тихо сказал он. — Что ты здесь делаешь?

— Жду тебя. Сорью попросила меня выйти...

Синдзи почувствовал, что его словно раскололо пополам, и если одна половина мгновенно вскипела от злости на рыжую нахалку, то другая с пониманием отнеслась к выходке Аски.

-... А еще мне надо на обследование, — тихо закончила Рей.

При слове "обследование" от раздвоения не осталось и следа:

— Что?!! Снова?!

— Нет, — ровно ответила она. — Доктор Канаме попросил зайти к нему, чтобы пройти восстановительные процедуры и, возможно, снять повязку.

Аянами сделала шаг, и Синдзи перевел дыхание и вздрогнул, когда девушка положила ему ладонь на грудь:

— Не бойся за меня, ничего страшного. Просто отведи туда, если можешь.

"Она меня успокаивает!"

— Да, Аянами, идем.

Пока они шли коридором БМК к госпитальному отсеку, в его голове с завидной настырностью долбилась единственная внятная мысль: "Она меня успокаивает". Почти уткнувшись в нужную дверь, Синдзи вздрогнул, ощутив смесь страха и ненависти.

— Э, Аянами, мы пришли уже. Подожди меня здесь, пожалуйста.

— Да, Икари.

Синдзи открыл дверь, прошел мимо дежурного, — тот, кажется, что-то спросил, — и дернул дверь кабинета Канаме, первую в коридоре блока. Толстячок сидел за своим столом и ковырял стетоскоп. "Серу надо из ушей вычищать", — зло подумал Икари и рухнул на стул перед улыбающимся и недоумевающим доктором.

— Икари? Ты...

— Я привел Аянами.

— Молодец, — просиял Канаме. — Где она? Это ты вовремя, я до полуночи ее точно отпущу, полежит чуть под...

— Доктор... — сказал Синдзи, чувствуя только неприятный холодок в груди. Перед глазами стояло крохотное пятнышко крови Рей на фартуке милого и доброго Канаме. — Понимаете, она отвечает мне на все вопросы. То есть, вообще на все. И даже если допустить, что вы возьмете с нее подписку, она все равно мне расскажет...

— Ээээ... К чему это ты? — улыбка слегка угасла, но все же главврач излучал только добродушное недоумение.

— Это я вот к чему, док. Не приведи Небо, я узнаю, что вы опять над ней опыты ставите.

Сзади открылась дверь, и в дверце стеклянного шкафа отразилась встревоженная рожа дежурного и двое часовых. "Фигня, можно не поворачиваться".

— Икари, — Канаме вздохнул и махнул рукой на прибывших: дескать, вон пошли. — Вот видишь, тебя уже тут не любят...

— Будут любить еще меньше, — хмуро пообещал Синдзи, когда закрылась серая дверь. — Вы не Акаги, синяком не отделаетесь.

Канаме кивнул с пониманием и вновь лучисто улыбнулся:

— Слушай, я тебя утешать не стану, ты уже взрослый, но скажу одну вещь, — сказал он. — Мы выяснили, что Рей Аянами — человек. Остальное мне лично без надобности, я завел на нее карточку, как на тебя и на себя. И все — никаких больше опытов, только процедуры. Ясно?

— Хорошо. Я приведу ее в палату.

— В третью, будь так добр. Спасибо!

Синдзи поднялся и вышел в узкий коридор. У дверей нерешительно мялся дежурный с часовыми, и он, рассмотрев лычки на форме, с удовольствием оттоптал крайнему ноги.

— Извиняюсь, — бросил он через плечо. — Простите, что мало.

Его не покидало мерзкое чувство, что это все сделано из бравады, просто потому, что так сделал бы Синдзи Икари образца двухмесячной давности. Нынешний "пилот Микадо" ничего не чувствовал. Он коротко мотнул головой и открыл дверь в главный коридор.

— Аянами, идем.

— Спасибо, Икари.

Синдзи опомнился у двери каюты пилотов. Странная тревога не покидала его: "Что такое? Я что-то забыл? Где и что?" Он потянул за ниточку памяти и бегло просмотрел ее: уложил Рей в палате, подержал за руку и ушел. Коридор, коридор, коридор. Дверь. "Вот он я. Странно".

С чувством этой неясной тревоги, он открыл дверь и вступил в темноту.

— Не включай свет, придурок!

Синдзи едва не выпрыгнул из каюты.

— Аска, ты что ли? Какого?..

— Я голая, закрой дверь, идиот!

Он ухмыльнулся и потянул на место лист металла:

— Ты еще громче повтори, а то не все услышали.

— Ну ты и тварь...

— Аска... Ты разделась, чтобы поругаться со мной или как?

Повисла тишина. Синдзи нашел свою кровать и сел, прикидывая, где невысокая ширма, отделяющая санузел от собственно каюты.

— Я... Мыться начала... — как-то неуверенно проговорила рыжая. — И это... Ты мне поможешь?

Синдзи закатил глаза. Он находился в одном помещении с раздетой красивой девушкой, которая предлагала ему помыть ее, но этот факт вызывал только слабое раздражение. "Эээ... Радиация? Что-то мне слишком многое начинает казаться безразличным..."

— Обязательно. Ты зачем Аянами выгнала? Пусть бы она тебе спинку терла.

Тишина.

— Молчишь? Совесть мучает?

— Синдзи... — тихо сказала Аска. — Я рядом с ней не высыпаюсь нормально. Как ты ее вообще?..

— А ну рот закрой! — прикрикнул Икари, чувствуя, как раздражение уже начинает покусывать ему основание языка. И где-то в груди царапают острые коготки.

— Свой закрой! Эта кукла меня пугает!

— Аска... Завяжи нервы на узел и замолчи. Пока я добрый, — холодно сказал Синдзи, с трудом сдерживаясь, а какой-то разумный уголок сознания тихо балдел: "Я? Это я так с ней? А из-за чего?" — Вали отсюда, если она тебя не устраивает. Попроси полковника расконсервировать последнюю свободную каюту, или вон к Майе иди. И не забудь всем рассказать, что у тебя нервишки шалят.

Тишина. "Скисла, полукровка?" Раздражение лихо взвизгнуло и сделало в груди красивое сальто. Послышался тихий-тихий вздох.

— Я... Мне плохо без тебя... Блин, без вас обоих плохо, — заявила невидимая Сорью. — Меня просто разрывает с нею рядом. И уйти страшно, и остаться страшно. Блин... Ну чего ты просто не помог мне помыться, а?!

Последние слова она почти выкрикнула, и Синдзи понял, что говоря об Аянами, Аска только что перешла какой-то свой внутренний рубеж. Об отношении к нему самому он решил не уточнять: хватит пока что откровений.

— Но ты же не уходишь, — сказал он. — Хорошая девочка. Мотаешь нам нервы. Спинку тереть заставляешь.

Смешок. Грустный такой, под стать окружающей непроглядной тьме.

— Ты дурачок, Синдзи, — неожиданно мягко сказала она. — Мне... У меня... Тьфу. Короче, мне на стенде еще в Оснабрюке повредило обе руки, и после дня висения на рычагах... Ну, этих, усиленных... Я не могу руки завести себе за спину — аж глаза от боли лопаются...

Слушая это по-детски наивное и по-детски же страшное откровение, Синдзи понял, что второй рубеж Аске дался не без труда, но все же куда легче, чем первый. Никаких вопросов об обращении к врачам, никаких: "что ж ты раньше молчала?" — даже в мыслях не мелькнуло. Пытаясь не вникать в свои чувства, он на ощупь двинулся к ширме и вскоре наткнулся ладонью на горячее плечо девушки. Аска вздрогнула:

— Tausend Teufel, Синдзи, я думала, ты там заснул.

— Давай губку, — глухо сказал он. — И поворачивайся.

— Вот только без этого всего, — нагло и игриво заявила она и зашевелилась.

Икари скрипнул зубами. Воображение с любопытством дорисовывало картинку, достойную шедевров эротической поэзии. "Военно-полевой поэзии, — дополнил он, прибегая к спасительной иронии. — Военно-полевая эротическая танка — это сильно".

* * *

"Тип-01" осторожно шагал прямо за "восемнадцатым", едва не наступая на широкую, забитую датчиками и ощетинившуюся антеннами корму машины. Торчащая вперед десятиметровая штанга с навешенными элементами дозиметра позволяла ученым определять следующий ход. Вопрос в преодолении ловушек стоял всегда один и тот же: стоит ли рисковать и прорываться по зараженному участку, или жесткое излучение все же успеет нанести вред? Синдзи, обливаясь потом, делал мелкие — самые тяжелые — шажки, чутко вслушивался в переговоры научников и молился, чтобы пятая попытка прорыва открыла, наконец, тропу сквозь почти сплошное поле "горячих пятен". На этот раз доктор Резури решил искать проход между стронциевой плешью и оглушительно фонящей огромной ямой, края которой запеклись толстой коркой слюды, а дно и дальний край терялись во мгле.

В телефонах привычно шипел сводящий с ума "голос пустошей" — странный феномен эфира. Словно низкий глубокий голос шептал что-то членораздельное на непонятном языке, дико интонируя речь и вбуриваясь прямо в мозг. Ученые давно точили зубы на эту аномалию, крайне редкую в окрестностях "Токио-3", точили — и успешно ломали. В глубине Атомных земель непонятный диктор трепался, не замолкая, чем вызывал эйфорию у научных сотрудников экспедиции: "Такое впечатление, что они его понимают". Синдзи с прохладцей относился к подобного рода исследованиям и не разделял даже восторгов высоколобой братии по поводу загадок жесткого излучения Атомных земель — дескать, и узконаправленное, и ограниченное, и законы того-то нарушает, и то-то игнорирует. "Плевать. Если мы благодаря этим аномалиям можем проходить без особого вреда в метре от тысяч рентген, то мне плевать. Повосхищаюсь этим за чашечкой саке в ванной. В Токио. Без "два", без "три", — в старом добром Токио".

От мечтаний его оторвал изумленный возглас Резури:

— "Тип-01", проверьте дальномерами местность впереди. Вы это видите? Какое точное расстояние и размеры?

— Идет настройка. Секунду, доктор.

Синдзи покрутил верньеры и всмотрелся в сгустившуюся мглу впереди. Выглядел туман и впрямь престранно: он непрерывно перемещался, словно по всей видимой высоте ветер гнал его с северо-востока на юго-запад.

— Смерч? "Тип-01", вы можете подтвердить перемещение аномалии? — взволнованно переспросили его.

— А... Да, то есть, мгла движется, но словно на одном месте, — озадаченно сказал Синдзи, с трудом подбирая слова для описания картинки в визире. — Ну, то есть...

— Да-да, что-то наподобие стационарного смерча...

— Нет, профессор, больше напоминает циклон, обратите внимание на невидимый радиус кривизны.

"О, понеслась..."

Прочистив горло, Икари вклинился в намечающуюся дискуссию:

— Прошу прощения, ретранслирую ваш канал на БМК. Доложите сами.

— Да, конечно, младший лейтенант, — отозвался Резури. — И все же...

— Кацураги на связи, — послышался встревоженный голос, перекрывший "голос пустошей". — Что там у вас, "восемнадцатый"?

Рапорт вышел длиннее, чем следовало. Мисато-сан, как понял Синдзи по тону уточнений, мрачнела все больше, дослушала выкладки ученых и подвела, наконец, итог:

— Скорость ветра может повредить танку?

— Никак нет, — отчитался Резури. — По крайней мере, внешний слой мглы движется с недостаточной для этого скоростью.

— Хорошо, — сказала Кацураги. — Продолжайте движение.

Синдзи щелкнул отсечкой канала, чувствуя, что слово "хорошо" Мисато-сан произнесла исключительно как фигуру речи. В ее тоне явно сквозило огромное напряжение, какое-то странное переживание отдавалось в таком прозрачном в последнее время голосе.

— "Тип-01", мы продолжаем, тут пока чисто. Давайте за нами.

— Есть.

Двойка привычно двинулась черепашьим шагом, Синдзи выдвинул вперед массивные стрелковые блоки, готовый открыть огонь по чему угодно, что скрывается за сгустившимся мглистым пологом. Видимость стремительно ухудшалась, и когда ветер загудел по обшивке "Типа-01", Икари с трудом различал корму "восемнадцатого" всего в трети кабельтова перед собой. Синдзи вслушивался в нарастающий гул и давящую изнутри панику:

"Куда тут стрелять, черт побери? Куда?"

Ученые вполголоса переговаривались, фиксируя скорость ветра, изменения химии атмосферы, еще Небо знает чего, а Икари, едва не наступая им на головы, чувствовал себя большим ребенком, который со своими игрушечными ружьями заблудился в тумане и теперь полагается на нюх полуслепого еще щенка. Ставший очень громким "голос пустошей" только усиливал тягостное впечатление.

Резури вскрикнул, потом еще раз, отозвались остальные ученые, и Синдзи едва не утопил гашетки, прикидывая, какой же сектор ему охватывать, когда следующий шаг за исчезнувшим "восемнадцатым" выдернул его в слепящий свет.

— Где мы? — изумленно вопросил эфир.

Синдзи проморгался и вновь уставился в визир. Оранжевый с серыми полосами танк стоял перед ним на зеленой лужайке, почти уткнувшись в молодое деревце. С неба — голубого, великолепного неба лился ослепительный, оглушающий свет забытого полуденного солнца.