Когда-то, очень давно, ещё до двадцатого столетия, земляне попытались договориться о том, чтобы не атаковать во время конфликтов и объекты, и людей, на которых были такие знаки. Получалось, если быть уж совсем честно, плохо. Война — такое действо, которое рано или поздно влияет на всех. И тогда и врачей, и медсестёр, и фельдшеров уже не считают неприкосновенными, равно, как и госпитали, больницы, лазареты.
Всё было — и бомбёжки, и атаки диверсантов, и обстрелы из артиллерийских орудий всех калибров, и газами травили. А уж о потерях среди медиков-людей и говорить не приходится. Какой любитель острых ощущений — не для себя, для других острых — придумал, что врач на войне должен быть безоружен — до сих пор неизвестно. Да и вряд ли когда будет известно. И сейчас всё это может повториться снова в ещё больших масштабах. Потому что на стороне Жнецов будут выступать индоктринированные. Проще говоря, перепрограммированные органики. Да, разумные, но предельно ограниченные в своеволии, в свободе, в самоопределении.
Заставить их не стрелять по госпиталям и медикам можно будет только одним способом — убить. Убить так, чтобы они не смогли встать, не смогли шелохнуться. Жнецы — опытный противник и пословица о семи жизнях может быть реализована в действительности. Тогда никому из разумных органиков мало точно не покажется. Если верно то, о чём говорил Явик, то уже медленная индоктринация нанесёт жителям галактики огромный ущерб.
Попробуй, распознай врага, когда он только начинает становиться врагом. Спишут на стресс, на усталость, на что угодно, чтобы попытаться оправдать нестандартность поведения. А результат... будет ужасным.
Явику пришлось убивать своих сослуживцев. Лично убивать. Ножом, чтобы исключить любую возможность оживления, возрождения.
Аленко, конечно, не прав, самовольно отстранив её, врача фрегата, от выполнения профессиональных обязанностей медика, но... С другой-то стороны, он — прав. Потому что вряд ли она в одиночку, без Шепарда, смогла бы оказать необходимую и достаточную помощь индоктринированному учёному-археологу. Телесно этот археолог был вполне здоров, а вот душевно. Нет, душевно, как принято говорить, он явно был болен. Душевные болезни на Земле до сих пор лечили очень плохо. Не удавалось излечить их полностью. Да, изоляция, да, медикаментозная терапия, но... Индоктринация — это что-то новое. Совершенно новое.
Чаквас не могла отрицать — кое-какие материалы по этой проблеме она читала. Секретные, необщедоступные для большинства медиков материалы. В основном — переданные разведкой Империи в общее пользование по программам военного партнёрства. Ясно, что Российская Империя придержала у себя гораздо больше материалов. Это — обычная практика. Но и те материалы, которые переданы были Альянсу, сейчас воспринимались совершенно по-иному, гораздо более серьёзно.
Может быть, Аленко показал ей, что без вмешательства таких людей, как Шепард, медики любой расы смогут спасти очень немногих разумных, подвергшихся индоктринационному воздействию? У лейтенанта не было особого выбора. Но он-то понял, что Чаквас без Шепарда вытащить из формирующегося хаскококона этого учёного-археолога не сможет. Зачем тогда ронять авторитет корабельного медика? Ведь за её работой, так или иначе, будут наблюдать другие археологи, гражданские. А что она реально может, если физически — он, этот археолог, почти здоров? Ну там в силу возраста и букета обычных для гражданских людей болезней и недомоганий — можно посчитать, что почти здоров.
Гипноз? Нет, индоктринацию нельзя снять гипнозом — в этом Чаквас уже убедилась, ведь Шепард гипноз не применял, он использовал то, чему в современной медицинской науке и названия-то ещё нет. Не придумали или, проще, не выбрали. Вряд ли можно то, что дважды сделал тогда Джон, можно описать медицинскими, мозговывихивательными для непосвящённых терминами. Даже латынь — и та бессильна.
Бенезия благодаря Явику что-то такое поняла по поводу индоктринации. Но она, как и Сарен, обладают уникальным опытом, способны посмотреть на проблему изнутри. Матриарх хочет что-то такое передать азари, что поможет этой расе выстоять. Явик верен себе, он не даёт универсальных рецептов решения проблем, старается давать точные и чёткие рекомендации. Азарийский рецепт для землян не применим, к сожалению. Турианцы, особенно Сарен, тоже что-то получили от Явика, способное помочь защититься от индоктринационного воздействия. Хотя бы по минимуму защититься. И этот минимум спасёт немало жизней и судеб.
Конечно, и для Сарена, вынужденного остаться на борту фрегата-прототипа , и для Бенезии, которая обязательно вернётся на Тессию — иного выбора у неё, пожалуй, и нет, поскольку ещё не сложилась ситуация, при которой ей, а возможно, и Лиаре, удастся остаться на борту 'Нормандии'...
Для них обоих ясно, что впереди — большая работа. Убедить чиновников своей расы — сложно. Ещё сложнее — убедить обычных соплеменников, у которых индивидуализм — тоже не на последнем месте по значимости и по важности. А тут кто-то им будет толковать о какой-то индоктринации. Слово-то какое, едва выговоришь без тренировки. Может, турианцам, у которых половина звуков идёт на ультразвуке, и легче и привычнее такое и выговаривать и воспринимать нормативно. А что делать азари с их вечными колебаниями между крайностями? Не зря же этих синекожих красоток считают галактическими дипломатами.
Имперцы же, земляне, высказываются по этому поводу, об этой особенности азари более чётко и резко: 'и сам не гам, и другому не дам'. То есть, проще говоря, 'ни нашим, ни вашим'. Да ещё когда вскроется, что протеане — не миф, и они действительно существенно повлияли на азари... Скандал будет — колоссальный. Вряд ли Матриархат очень быстро оправится после такого скандала. А тут — война на пороге, большая война.
Нет, всё же сложно будет сейчас Бенезии. Очень сложно. Да, она старается не тратить много времени на медитацию, намеревается много работать: что-то писать и по проблеме индоктринации и по прошлой и нынешней своей жизни. Она — матриарх, ей за восемьсот лет, так что мемуары писать для неё — самое обычное и понятное занятие.
Вот она и будет писать эти мемуары. Параллельно — работать над книгой об индоктринации и противодействии этому оружию. Как всегда: есть действие, значит, должно быть — и, скорее всего, есть — достаточное противодействие. Знать бы только каково оно, это противодействие, каким оно, это противодействие должно быть.
Сарену в этом смысле легче. Он — турианец, для него одно противодействие всему негативу, любому — дисциплина и приказ. Воин, потому для него превозмогать — привычно и даже где-то и необходимо. Так турианцев воспитывали в течение многих поколений. Так у них принято и моралью и нравственностью, а это, что бы там кто ни говорил, мощные регуляторы поведения. Турианцы будут превозмогать, будут побеждать. А если и будут проигрывать... То самоубийство у них в почёте, оно для них — обычно, привычно и даже где-то естественно. Если турианец почувствует, что с ним что-то не так, то он, скорее всего, примет решение о самоликвидации. И сам осуществит это решение в кратчайшие сроки с гарантией. Мало ли таких случаев и у людей было — и стрелялись, и травились, и вешались, и подрывались. Пытались правда, гражданские церковники и госчиновники противодействовать этому, но, увы, не преуспели. Если уж человек над своим рождением не властен, то хотя бы над своей смертью он должен властвовать в полной мере. Сложно было людям понять справедливость и правильность этой мысли, но ведь поняли. Не все поголовно, правда, но — очень многие.
Пожалуй, и она, как врач, должна будет внести свой вклад в борьбу с этим оружием Жнецов. Она тоже должна написать книгу. Пусть не большую по объёму, но важную, нужную, основанную на её опыте медика, на её наблюдениях, на данных объективного приборного контроля. Придётся, конечно, поспрашивать и Явика и Джона, но ведь они, думается, не откажут. Заодно и отвлекутся от своих воинских занятий и служебных обязанностей. Не посчитают эти разговоры, это общение досужим времяпрепровождением. Для них это будет важно и понятно, а значит, они многое смогут рассказать, пояснить, уточнить. Да, надо будет поговорить с ними обоими. Пока что нет предпосылок, что они откажутся. Времени до Терума как раз хватит и для начала такой работы, и для такого общения. А там и работа и общение будут продолжены — полёт будет длительным и на всё времени хватит. Было бы желание...
Закрыв створки пенала, Чаквас вернулась к столу, включила инструментрон. На заставке высветился таймер времени до отлёта. Совсем немного осталось. Несколько десятков минут. Можно было бы, конечно, выйти, пройти в БИЦ. Лучше будет, если она останется в Медотсеке. Не надо волновать дополнительно Дэвида, не надо настораживать Джона. Им будет легче и спокойнее знать, что она — на своей территории, что она — в безопасности.
Выявлена слежка за 'Нормандией', осуществляемая имперским разведкрейсером 'Волга'
Тангрис, сидевшая в бронекапсуле старпомовского кресла в центральном посту 'Клинка', встрепенулась, когда на экран перед ней выползли первые строчки очередного отчёта системы слежения за информационным перехватом. Автоматика фрегата 'Клинок Ярости' чётко и оперативно просигналила, что затронуты информационные фильтры. И теперь подсистемы выдавали протокол-резюме.
Прочтя первые несколько абзацев, Тангрис пододвинулась к пульту поближе: дело касалось Шепарда. Её Шепарда, её Джона. И касалось так, что ей, старшему помощнику командира фрегата, требовалась поддержка, помощь, содействие Таэлы.
Немного времени пришлось потратить на то, чтобы дать возможность автоматике полностью 'протащить' через экраны старпомовского пульта все листинги. Совсем немного времени. Оглядев зал Центрального Поста, Тангрис вынула из накопителей кристаллы с новыми записями. Промаркировала часть носителей, встала и, стараясь не спешить, направилась к выходу из отсека. Да, вроде бы покидать Пост во время несения вахты и не полагалось, но, пока фрегат стоит на планете, это — возможно.
Она шла от Центрального Поста к командирской каюте по хорошо знакомым коридорам и вспоминала. Вспоминала о том, как увидела капитана Шепарда, как поняла, что влюблена в него. Она, протеанка полюбила не своего соплеменника, а существо иной расы, человека, землянина. Да, протеан невозможно было удивить или изумить межрасовыми взаимоотношениями — в Империи были сотни разнообразнейших рас, но... всё изменилось, когда обитателям подземной протеанской базы на Иден-Прайме удалось проснуться, а точнее — очнуться от анабиоза через, страшно подумать, пятьдесят тысяч лет. Пусть и по человеческому, земному летосчислению, но, всё равно, цифра и для долгоживущих протеан — более чем впечатляющая.
Старший помощник командира фрегата до сих пор помнила, как Таэла, её лучшая и ближайшая подруга, сказала: 'Тангрис, думаю, представлять тебе капитана Шепарда особо нет необходимости'. Да, она потом их отпустила из своей каюты. Отпустила, прочтя состояние своей помощницы и соплеменницы и поняв, что та... влюблена. Может, с высоты опытности и искушённости Таэлы во многих жизненных ситуациях, это и выглядело просто, но... Хорошо, что тогда Таэла отпустила её, предоставила возможность побыть рядом с Шепардом. Побыть... почти единственный раз очень долго.
Таэла правильно поняла, что Тангрис хочет о многом поговорить с Шепардом. Протеане... редко кого из не принадлежащих к их расе удостаивали возможности и чести пообщаться с ними очень 'коротко', свободно и долго. Но то время... время всевластия протеан... осталось в невообразимо далёком прошлом. Пятьдесят тысяч лет назад. Вокруг — уже другая галактика, где действуют и даже правят те расы, которых протеане застали в колыбелях, можно сказать, что даже в яслях. Роскошь общения протеане, обладавшие целым рядом возможностей и способностей прямого и опосредованного считывания и передачи информации, ценили очень высоко. Поэтому... Таэла была права, когда отпустила Тангрис из своей каюты пообщаться с землянином, с Шепардом, с Джоном.
Тогда Тангрис отметила, что её вид, внешний вид, конечно же, понравился Шепарду. Красно-чёрная боевая броня её скафандра не смутила воина и офицера земных вооружённых сил, спецназовца и старшего помощника. Два старших помощника... А точнее — два разумных органика, принадлежащие к очень разным расам... Таэла тогда попрощалась с Джоном, выразив надежду, что ещё не раз встретится с ним в будущем.
Тангрис хорошо помнила, как взяла мягко и осторожно, но в то же время — решительно Шепарда за руку и потянула его за собой из командирской каюты. Тогда Шепард, Тангрис была теперь в этом уверена, понял, что Таэла попрощалась с ним, её гостем. И одновременно Таэла дала возможность Тангрис проводить гостя, проводить Шепарда, проводить Джона до границ корабля и... до границ базы. Тангрис тогда ясно чувствовала, что Шепард боится не успеть вернуться на борт 'Нормандии' до момента отлёта и понимала его опасения, понимала эту его боязнь, хотя и знала, что до отлёта ещё предостаточно времени даже по земному, человеческому счёту. Хорошо, что Джон Шепард так высоко ценит время. Впрочем, конечно, для расы, представители которой очень даже недавно получили возможность жить сто — сто пятьдесят — двести лет, такое трепетное и бережное отношение к столь невосполнимому ресурсу, каким является время, обычно.
С того момента, как Тангрис открыла глаза, очнувшись от анабиоза, и поняла, что рядом с протеанином Явиком стоит человек, он, этот землянин, очень интересовал молодую протеанку. Настолько глубоко полно и остро интересовал, что она влюбилась в него. Да, у протеан это часто бывает быстро. От просто хорошего отношения к спутнику Явика Тангрис, как сейчас сама понимала, быстро перешла к любви к этому молчаливому офицеру. Да, прежде всего, офицеру, так как Тангрис очень хорошо почувствовала, что Джон Шепард — прежде всего воин, прежде всего — спецназовец и прежде всего — десантник и старший помощник командира боевого разведывательного фрегата-прототипа. В определённой степени всё это наглухо или — почти наглухо затушёвывало, отводило в тень его человеческую сущность. А Тангрис... она полюбила Шепарда не как воина, а как человека, как личность. Тогда, уходя рядом с Джоном, держа его за руку, из командирской каюты, Тангрис ещё не знала, как ответит Шепард на её любовь. Хотя и понимала, догадывалась, что всё будет зависеть и от неё и от Джона. Её Джона. Она... она тогда сделала свой выбор и отдала свою суть и сердце этому немногословному землянину, этому человеку. Отдала, сделав выбор, свой выбор, первой.
Она, как сейчас понимала, очень надеялась остаться рядом с Джоном надолго. Во всяком случае — на всю его почти двухсот или трёхсотлетнюю жизнь. Ведь он, обладающий сверхвозможностями и сверхспособностями галактического и внегалактического уровней, неизбежно должен был прожить намного дольше своих соплеменников. Для того чтобы успеть сделать очень много полезного, важного, нужного. Наверное, Таэла, как думала сейчас, идя по коридору к командирской каюте, Тангрис, уже тогда была убеждена, что её старший помощник и ближайшая подруга готова принять Шепарда таким, каким он был на самом деле, а не в мечтах и не в грёзах.
