— Эта леди из гораздо более недавних времен: может, тринадцатый, четырнадцатый век. Вероятно, святая покровительница семьи, переходившая из поколения в поколение.
Шутя, чмокнув голову, он с нежностью передал ее Роджеру.
— Однако, что ни говори, — и это совсем не научно, а просто мои мысли, поскольку я видел много подобных мест — раз последнее здание было часовней, тогда древний объект под ним, скорее всего, тоже использовался как место религиозного поклонения. Люди в Хайланде живут раз и навсегда установленным порядком. Каждые двести-триста лет они могут перестраивать сарай — но стоять он, скорее всего, будет на том же месте, где находился предыдущий.
Роджер рассмеялся.
— Это правда. Наш сарай построен в начале 1700-х, в одно время с домом — и мы все еще его используем. Но когда я копал в конюшне пол, чтобы установить новый дренаж, то в земле обнаружил камни от более ранней фермы.
— В 1700-х? Что ж, тогда новая крыша вам не понадобится, по крайней мере, еще лет сто.
Было уже почти шесть, но все еще очень светло. Таинственным образом, как это иногда бывает, дымка исчезла, и показалось бледное солнце. Роджер большим пальцем провел по маленькому крестику на лбу головы статуи и осторожно поставил ее в нишу, которая, казалось, именно для этого и предназначена. Работать они закончили, но ни один из мужчин пока не хотел уходить. В компании друг друга им было комфортно: будто вместе разделяешь магию возвышенного места.
Далеко внизу Роджер увидел припаркованный во дворе старенький грузовичок Роба Кэмерона и его самого, сидящего на заднем крыльце. Со всех сторон к нему приникли дети, — Мэнди, Джем и его друзья — явно поглощенные содержанием страниц в руках Роба. Какого черта он делает?
— Это что, они поют? — Кэллэхэн, который смотрел на север, полуобернулся, и тогда Роджер тоже это услышал. Слабый и нежный звук, — не более чем тонкая ниточка — но и ее было достаточно, чтобы уловить мелодию песни 'Кримонд' (сочиненная в Шотландии песня на слегка измененный текст 23-го псалма 'Господь мой Пастырь'. — прим. пер.).
Укол ревности прошиб Роджера насквозь с такой силой, что перехватило горло — казалось, его душила чья-то сильная рука.
'Люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные'. (Песня Песней Соломона 8:6, Синодальный перевод — прим. пер.)
На мгновение Роджер закрыл глаза и принялся делать медленные глубокие вдохи. И с некоторым трудом выкопал из памяти первую часть той цитаты: 'Ибо крепка, как смерть, любовь'.
Он почувствовал, что удушение начинает проходить и возвращается способность думать. Ну, разумеется, Роб Кэмерон умеет петь: он же участвует в мужском хоре. И вполне понятно, что, увидев простейшие музыкальные пометки, которые Роджер поместил над текстами старинных песен, он попытался бы их пропеть. А дети — особенно Джем и Мэнди — очень любят музыку.
— А вы давно знаете Роба? — спросил Роджер и порадовался тому, что его голос звучал нормально.
— О, Роба? — Кэллэхэн задумался. — Лет пятнадцать, наверное... Нет, вру, скорее, около двадцати. Он тогда добровольцем приехал на раскоп, который я проводил на Шапинсее — это один из Оркнейских островов. И Роб был парнишкой лет семнадцати-девятнадцати, не больше, — он улыбнулся Роджеру. — А что?
Роджер пожал плечами.
— Он работает вместе с моей женой на Гидростанции. Сам я его мало знаю. А недавно мы с ним встретились в ложе.
— А, — Кэллэхэн секунду молча наблюдал за сценой внизу, а затем, не глядя на Роджера, произнес: — Он женился на француженке, которая развелась с ним пару лет назад и, забрав их сына, уехала во Францию. Он не был счастлив.
— А-а.
Что ж, это объясняло привязанность Роба к семье овдовевшей сестры и его радость от общения с Мэнди и Джемом. Роджер еще раз вздохнул — на сей раз свободно — и маленькое пламя ревности погасло.
И, словно этот короткий разговор положил конец рабочему дню, они, собрав остатки ланча и рюкзак Кэллэхэна, в дружественном молчании спустились вниз.
— ЧТО ЭТО? — в кухне на столешнице стояли два бокала. — Мы что-то празднуем?
— Да, — решительно произнесла Бри. — Дети готовы лечь спать. Это — во-первых.
— О, жаль, правда готовы?
Роджер почувствовал легкий укол вины — хотя и не слишком жесткий — за то, что весь день провел в прохладной высокой тишине разрушенной часовни с Кэллэхэном, вместо того, чтобы гоняться за маленькими сумасбродами по огороду.
— Жутко энергичные детки, — Брианна подозрительно глянула на дверь в коридор, сквозь которую доносился приглушенный гул телевизора из передней гостиной. — Надеюсь, мальчишки слишком устали, чтобы провести ночь, прыгая на кроватях. Они умяли столько пиццы, что и шесть здоровых мужиков впали бы в кому на неделю.
Роджер рассмеялся, потому что сам съел большущую 'Пепперони' почти целиком и постепенно погружался в блаженный ступор.
— А что еще?
— О, что еще мы празднуем? — Бри посмотрела на него, будто съевшая сметану кошка. — Ну, что касается меня...
— Та-ак, — услужливо поддакнул Роджер.
— Я прошла испытательный срок на работе, теперь меня взяли в штат и не смогут от меня избавиться, даже если я буду пользоваться на работе духами. А ты, — добавила Брианна, потянувшись к ящику и вытаскивая оттуда папку, — официально приглашен школьной администрацией повторить свой гэльский триумф в пяти других школах в следующем месяце!
Потрясенный Роджер ощутил, как внутри него разлилось тепло от чего-то такого, что он сам бы не смог назвать. И в ужасе понял, что краснеет.
— Правда?
— Неужели ты думаешь, что я бы стала шутить чем-то подобным?
И не дожидаясь ответа, Бри разлила по бокалам вино — насыщенно бордовое и ароматное — и передала ему бокал. Роджер церемонно чокнулся с ней.
— Ну, за нас. Есть ли кто лучше?
— Чер-ртовски мало, — ответила Бри с шотландским акцентом. — И те все умерли.
ПОСЛЕ ТОГО, КАК ДЕТЕЙ отправили по кроватям, сверху некоторое время раздавались грохот и стук. Но краткое появление Роджера в образе Строгого Отца положило этому конец, и пижамная вечеринка плавно перетекла в рассказывание историй и тихое хихиканье.
— Они что, обмениваются грязными шуточками? — спросила Бри, когда Роджер спустился вниз.
— Очень похоже на то. Как думаешь, может, принести Мэнди сюда?
Брианна покачала головой.
— Скорее всего, она уже заснула. А если и нет, то те шуточки, которыми обмениваются девятилетние мальчишки, не шокируют ее. Она слишком маленькая, чтобы запомнить соленые фразочки.
— А и правда, — Роджер взял свой вновь наполненный бокал и глотнул вина, ощутив на языке нежные оттенки смородины и черного чая. — Сколько было Джему, когда он, наконец, научился рассказывать шутки? Помнишь, как он их дословно запоминал, но не понимал по-настоящему смысл содержания?
— В чем разница между... между... пуговицей и носком? — спародировала Брианна Джема, подловив его бездыханное от предвосхищения 'п'. — Это... БУФФАЛО! ХА-ХА-ХА-ХА!
Роджер расхохотался.
— Чего ты смеешься? — вопросила она. Ее веки отяжелели, а губы потемнели от вина.
— Наверное, от того, как ты это произнесла, — ответил Роджер и поднял бокал в тосте. — Будем!
— Slàinte.
Глотая вино и одновременно вдыхая его аромат, Роджер закрыл глаза. Возникала приятная иллюзия, что он ощущает жар тела своей жены, хотя та и сидела на расстоянии нескольких футов. Казалось, что Брианна просто излучает тепло в виде медленных пульсирующих волн.
— Как это называется — то, как находят далекие звезды?
— Телескоп, — ответила Бри. — Ты не мог опьянеть с полбутылки вина — даже такого хорошего, как это.
— Нет, я не это имел в виду. Есть термин для этого — тепловой след? Я правильно называю?
Задумавшись, Брианна закрыла один глаз, а потом пожала плечом.
— Может быть. А что?
— У тебя он есть.
Прищурившись, Бри осмотрела себя.
— Не-а. Даже два. Точно, два.
Ни Роджер, ни Брианна пьяными не были. Но как бы они себя не ощущали, веселье било через край.
— Тепловой след, — произнес он и, потянувшись, взял жену за руку, которая была заметно горячее, чем его собственная, и Роджер мог бы поклясться, что ощущал, как жар в ее пальцах медленно вибрирует, нарастая и слабея в такт с ее пульсом. — Я мог бы с закрытыми глазами отыскать тебя в толпе: ты светишься в темноте.
Бри отставила бокал и, соскользнув с кресла, опустилась на пол между коленями Роджера, почти касаясь его своим телом. Она и правда светилась. Если закрыть глаза, то это можно было прямо увидеть сквозь ее белую рубашку.
Подняв бокал, Роджер осушил его.
— Отличное вино. Где ты его взяла?
— Это не я. Его принес Роб... Он сказал, что это в благодарность за позволение скопировать песни.
— Какой миляга, — расщедрился Роджер, который сейчас действительно так считал.
Потянувшись за бутылкой, Брианна вылила остатки вина ему в бокал. Затем опустилась на пятки и, прижав пустую бутылку к груди, посмотрела на мужа круглыми, как у совы, глазами.
— Эй, ты мне должен!
— И по полной, — уверил Роджер серьезно, заставив ее хихикнуть.
— Нет, — посерьезнела она. — Ты говорил, что если я принесу домой свою каску, ты скажешь, что делал с той бутылкой шампанского. Все эти твои гудения, я имею в виду.
— А!
Роджер на секунду задумался — существовала большая вероятность того, что Бри запустит в него бутылкой из-под вина, если он расскажет. Но с другой стороны — обещал, значит, обещал. А видения ее голой и в каске, излучающей жар во все стороны, было достаточно, чтобы заставить мужчину отбросить осторожность куда подальше.
— Я пытался понять, удастся ли мне извлечь точно такой же звук, какой ты издаешь, когда мы занимаемся любовью и ты уже почти готова к... э-э... к... Ты звучишь где-то между рыком и очень низким гудением.
Рот у Бри приоткрылся, а глаза расширились чуть больше. Кончик ее языка был темным — темно-красным.
— Я решил, что это фа малой октавы, — поспешил закончить Роджер. Бри моргнула.
— Ты шутишь.
— Нет.
Роджер поднял свой наполовину полный бокал и, осторожно наклонив его, коснулся ободком ее губ. Закрыв глаза, Брианна медленно пила. Роджер пригладил ее волосы за ухо и повел пальцем по всей ее длинной шее, наблюдая за тем, как двигается ее горло, когда она глотает. Затем кончик пальца двинулся по крепкому изгибу ее ключицы.
— Ты согреваешься, — прошептала Бри, не открывая глаз. — Второй закон термодинамики.
— Ты о чем? — спросил Роджер, тоже понижая голос.
— Если энтропия изолированной системы не сбалансирована, то она стремится возрасти, достигнув максимума в равновесии.
— О, да?
— М-м-хм-м. Вот почему горячее тело отдает тепло холодному, пока они не достигнут одинаковой температуры.
— Я знал, что должна быть причина, почему так происходит.
Все шумы наверху утихли, и голос Роджера звучал громко, несмотря на то, что он лишь шептал.
Брианна вдруг открыла глаза — буквально в дюйме от его собственных, — а ее дыхание с ароматом черной смородины согревало Роджеру щеку. Бутылка с мягким стуком упала на ковер гостиной.
— Хочешь, я попробую ми-бемоль?
ГЛАВА 48
ГЕНРИ
14 июня 1777 года
ОН НЕ РАЗРЕШИЛ Дотти пойти с ним, так как не знал наверняка, чего ждать. Реальность, впрочем, застала врасплох. Указанный адрес привел на скромную улочку в Джермантауне к небольшому, но вместительному и ухоженному дому.
Лорд Джон постучал, и дверь открыла привлекательная молодая африканка в изящном ситцевом платье. Увидев Грея, она округлила глаза. Он решил не надевать мундир, хотя на улицах то и дело встречались люди в английской форме — наверное, освобожденные пленники или солдаты, передающие официальную документацию. Вместо этого он надел добротный костюм темно-зеленого цвета и свой лучший жилет из золотистого китайского шелка с причудливой вышивкой в виде нескольких бабочек. Лорд Джон улыбнулся, и женщина, прикрыв рот рукой, улыбнулась в ответ.
— Чем могу помочь, сэр?
— Ваш хозяин дома?
Она рассмеялась. Тихонько, но явно от души.
— Господь с вами, сэр, у меня нет хозяина. Это мой дом.
Грей поморгал в замешательстве.
— Возможно, меня не туда направили. Я ищу британского солдата, капитана виконта Ашера, его зовут Генри Грей. Британский военнопленный?
Опустив руку, женщина уставилась на него широко раскрытыми глазами. Спустя мгновение она снова улыбнулась так, что стали заметны два задних зуба с золотыми пломбами.
— Генри! Что же вы сразу не сказали, сэр? Входите, входите!
И прежде чем он успел поставить трость, его увлекли в дом — вверх по узкой лесенке, в небольшую опрятную спальню, где он увидел своего племянника Генри. Тот, раздетый до пояса, лежал, распростершись на спине, в то время как маленький носатый человечек в черном тыкал ему палочкой в живот, изуродованный множеством шрамов.
— Прошу прощения? — Грей робко помахал, выглядывая из-за плеча носатого человечка. — Генри, ты как?
Генри, до сих пор напряженно разглядывавший потолок, посмотрел на Грея и отвел глаза, затем снова взглянул на него и резко сел, вскрикнув от боли и вызвав недовольный возглас носатого человечка.
— О, Боже, о, Боже, о, Боже.
Схватившись за живот, Генри согнулся пополам и зажмурился от боли. Грей взял его за плечи, стараясь уложить обратно.
— Генри, дорогой. Прости меня. Я не хотел...
— И кто же вы такой, сэр? — в ярости воскликнул носатый человечек, вскочив на ноги, и уставился на него, сжав кулаки.
— Я его дядя, — сообщил Грей. — А вы кто, сэр? Врач?
Человечек гордо распрямился.
— Что вы, сэр, какой врач? Я лозоходец (лозоходство — магическая или ритуальная практика, целью которой является обнаружение подземных вод, залежей руд и кладов. — прим. пер.). Джозеф Ханникат, сэр, профессиональный лозоходец.
Генри, всё еще скорчившийся и хватавший ртом воздух, казалось, начал понемногу приходить в себя. Грей осторожно коснулся его оголенной спины. Кожа была теплой и немного влажной от пота, но, похоже, его не лихорадило.
— Прости, Генри, — сказал он. — Выживешь, как думаешь?
К чести Генри, ему удалось сдавленно усмехнуться.
— Справлюсь, — выдавил он из себя. — Только... одну... минутку.
Чернокожая женщина с хорошеньким личиком в нерешительности вертелась у двери, вперившись в Грея взглядом.
— Этот человек утверждает, что он твой дядя, Генри. Это так?
Генри кивнул, слегка задыхаясь.
— Лорд Джон... Грей. Разрешите пред... ставить вам миссис Мерси Вуд... кок.
Испытывая легкую неловкость, Грей нарочито поклонился.
— К вашим услугам, мадам. И к вашим тоже, господин Ханникатт, — снова кланяясь, вежливо добавил он. — Могу я узнать, — выпрямился лорд Джон, — для чего лозоходцу тыкать тебя палкой в живот, Генри?
— Ну как же, разумеется, чтобы обнаружить кусочек металла, причиняющий страдания бедному молодому человеку, — ответил мистер Ханникатт, задрав свой длинный нос — мужчина был на несколько дюймов ниже Грея.
