— Это пятно на его репутации, — произнёс Джейми с бесстрастностью, выдающей его гнев. — Для него невыносимо, если будут говорить, что он потерял Тикондерогу.
— Но он её потеряет, — сказала я. — Неизбежно, разве нет?
— Потеряет. Но одно дело, если он будет сражаться и потеряет её. Сражаться и отдать форт превосходящей силе противника — почётно, но оставить его врагу без боя? Сент-Клэр не может примириться с этим. Хотя он и не злодей, — задумчиво добавил Джейми. — Я ещё раз поговорю с ним. Мы все поговорим.
Под 'всеми' он имел в виду командиров ополчения, которые могли позволить себе высказываться смело и откровенно. Некоторые офицеры регулярной армии разделяли чувства ополченцев, но субординация не позволяла большинству из них говорить Сент-Клэру всё, что они думают.
Я тоже не считала Артура Сент-Клэра злодеем, как и глупцом. Он знал (должен был знать), чего будет стóить сражение. Или капитуляция.
— Знаешь, он ждёт Уиткомба, — будничным тоном сказал Джейми. — Надеется, что тот сообщит ему, будто у Бергойна нет практически никакой артиллерии.
Форт и в самом деле мог выстоять против стандартной осадной тактики: фураж и продовольствие прибывали из близлежащих деревень в изобилии, и в Тикондероге всё ещё было несколько оборонительных артиллерийских сооружений и небольшой деревянный форт на горе Индепенденс, а также значительный гарнизон, хорошо вооружённый мушкетами и порохом. Но ему не устоять против тяжёлой артиллерии, расположенной на горе Дефайанс. Джейми побывал там и рассказал, что оттуда видно всю внутреннюю часть форта, который, таким образом, становится прекрасной мишенью для врага.
— Но генерал же на самом деле так не думает, верно?
— Нет, он не примет никакого решения, пока не будет знать наверняка. А никто из разведчиков ещё не донёс ему ничего определённого.
Я вздохнула и прижала руку к груди, промокнув струйку пота, щекочущую мне кожу.
— Я не могу спать в комнате, — вдруг сказала я. — Спишь будто в аду.
Это удивило и рассмешило Джейми.
— Хорошо тебе, — сердито заметила я. — Ты будешь завтра спать в палатке.
Половина гарнизона была перемещена из форта в палатки, чтобы лучше маневрировать в случае приближения Бергойна.
Британцы подходили, но было неизвестно, как близко они находятся, какова их численность и насколько хорошо они вооружены.
Бенджамен Уиткомб ушёл это выяснить. Он был долговязым, рябым от оспы человеком лет тридцати, одним из мужчин, известных как лонгхантеры (охотники-поселенцы 18 века. Термин возник от long (долгий) + hunter (охотник). Партии из двух-трёх человек (редко больше) обычно начинали охоту в октябре и заканчивали в конце марта или в начале апреля. — прим. перев.). Эти мужчины могли проводить — и проводили — недели в глуши, добывая пропитание в лесу. Такие люди были необщительны и не нуждались в цивилизации, но их очень ценили. Уиткомб считался лучшим разведчиком Сент-Клэра, он взял пятерых, чтобы пойти и отыскать главные силы Бергойна. Я надеялась, что они вернутся до истечения срока службы по контракту: Джейми хотел сбежать (и я тоже, очень), но, понятное дело, мы не могли уйти без Йена.
Джейми вдруг развернулся и вновь вошёл в нашу комнату.
— Что ты ищешь?
Он рылся в небольшом сундуке, где лежало немного нашей запасной одежды и другие мелочи, которыми мы разжились с тех пор, как прибыли в форт.
— Свой килт. Если я собираюсь объясняться с Сент-Клэром, то лучше одеться формально.
Я помогла ему одеться, расчесала и заплела волосы. Сюртука подходящего не нашлось, но рубашка, по крайней мере, была чистой, и с дирком он выглядел впечатляюще даже без сюртука.
— Я уже несколько недель не видала тебя в килте, — сказала я, любуясь им. — Я уверена: ты произведёшь впечатление на генерала, даже без розовой ленты через плечо.
Джейми улыбнулся и поцеловал меня.
— Это не поможет, — сказал он, — но не попробовать было бы неправильно.
Я проводила его через плац до дома Сент-Клэра. Над озером поднимались грозовые тучи, угольно-чёрные на фоне сияющего неба, и в воздухе пахло озоном. Предзнаменование казалось благоприятным.
СКОРО. ПО ВСЕМУ БЫЛО видно: скоро. По отрывочным сообщениям и слухам, которые носились по форту, словно голуби; по плотности знойного воздуха; по редким отдалённым пушечным выстрелам, производимым, как мы надеялись, для тренировки — с дальнего пикета, называемого 'старой французской линией'.
Все были встревожены и не могли спать в жару, предварительно не напившись. Я была трезва и не находила себе места. Джейми отсутствовал уже больше двух часов, и он был мне нужен. Не то чтобы меня заботило, что Сент-Клэр был вынужден сказать ополчению. Но из-за жары и дикой усталости мы не занимались любовью больше недели, и я начала подозревать, что время поджимает. Если мы будем вынуждены в ближайшие дни сражаться или бежать, только Богу известно, сколько времени пройдёт, прежде чем у нас снова появится возможность побыть наедине.
Я прогуливалась по плацу, наблюдая за домом Сент-Клэра, и когда, наконец, увидела, что Джейми выходит, то направилась к нему, шагая неторопливо, чтобы он успел попрощаться с другими офицерами. Они постояли минутку вместе: по опущенным плечам и сердитому наклону голов я догадалась, что эффект от их протестов был в точности таким, как и предсказывал Джейми.
Он медленно пошёл прочь, заложив руки за спину и задумчиво наклонив голову. Я тихо приблизилась к нему, засунула руку в сгиб его локтя, и он посмотрел на меня с удивлением, но улыбнулся.
— Ты поздно гуляешь, Сассенах. Что-то стряслось?
— Абсолютно ничего, — ответила я. — Просто показалось, что вечер хорош для прогулки в саду.
— В саду, — повторил Джейми, искоса взглянув на меня.
— Точнее, в садике коменданта, — пояснила я, касаясь кармана своего фартука. — У меня, гм, есть ключ.
Внутри форта было несколько садиков, большинство из которых служили участками для выращивания овощей. Регулярный сад позади покоев коменданта много лет назад спроектировали французы, и, хотя с тех пор его забросили и он зарос сорняками, в нём имелся один довольно интересный аспект: сад окружала высокая стена с запирающейся калиткой. Днём я предусмотрительно потихоньку умыкнула ключ у повара генерала Сент-Клэра, который приходил ко мне за полосканием для воспалённого горла. Завтра я верну ключ обратно, когда загляну к нему проверить горло.
— А-а, — глубокомысленно произнёс Джейми и послушно повернул назад к дому коменданта.
Калитка находилась сзади, не на виду, и мы торопливо проскользнули вдоль аллеи, ведущей мимо садовой стены, пока охранник у дома Сент-Клэра разговаривал с прохожим. Я бесшумно закрыла за нами калитку, заперла её и, положив ключ в карман, шагнула в объятия Джейми.
Он медленно поцеловал меня и поднял голову, пристально глядя мне в глаза.
— Думаю, мне понадобится помощь.
— Это можно устроить, — успокоила я его.
Положив руку ему на колено там, где отогнулся килт, я стала медленно обнажать его ногу, легко ведя по ней большим пальцем и наслаждаясь мягкой упругостью волосков.
— Хм... Ты что-то конкретное имел в виду под помощью?
Несмотря на то, что он тщательно помылся, я чувствовала запах его кожи — высохшего после работы пота с примесью пыли и древесной стружки. Джейми и на вкус был сладким, солёным и мускусным.
Я скользнула рукой вверх по его бедру под килт, ощутив, как Джейми двинулся и сжался, и почувствовала, как внезапно возникшая ложбинка на его мышце разгладилась под моими пальцами.
Однако к моему удивлению, Джейми остановил мою руку, схватив её через ткань.
— Я думала, тебе нужна помощь, — сказала я.
— Потрогай себя, a nighean (девочка, гэльск. Обращение. — прим. перев.), — тихо сказал он.
Это меня слегка смутило, особенно если учесть, что мы стояли в заросшем саду не более чем в двадцати футах от аллеи, по которой постоянно прогуливались ополченцы, подыскивая, где бы спокойно напиться. Всё же я прислонилась спиной к стене и послушно подтянула сорочку выше колена. Я придерживала её, нежно поглаживая кожу внутренней поверхности своих бёдер, которая, действительно, была очень мягкой. Другая моя рука замерла над линией корсета, где из-под тонкого влажного хлопка выпирала грудь.
У Джейми слипались глаза: он всё ещё был полупьян от усталости, но в этот момент оживился и вопросительно хмыкнул.
— Ты когда-нибудь слышал: 'Что гусыне хорошо, то и гусаку неплохо'? — спросила я, задумчиво крутя тесёмку, которая стягивала горловину моей сорочки.
— Что?
Вопрос вывел Джейми из забытья, он резко очнулся, широко открыв налитые кровью глаза.
— Ты меня слышал.
— Ты хочешь, чтобы я... я...
— Хочу.
— Я не могу! При тебе?!
— Если я могу это делать при тебе, ты, несомненно, можешь оказать мне ответную любезность. Конечно, если ты предпочитаешь, чтобы я перестала...
Я медленно отпустила тесёмку. Задержав руку на своей груди, очень легко стала водить по ней пальцем туда-сюда, туда-сюда — будто стрелка метронома. Я чувствовала свой сосок, круглый и твёрдый, как мушкетная пуля, — его должно было быть видно через ткань, даже при этом освещении.
Я услышала, как Джейми сглотнул.
Я улыбнулась и, удерживая подол юбки, опустила руку ниже. И остановилась, приподняв бровь.
Как загипнотизированный, он опустил свою руку и взялся за подол килта.
— Вот умница, — прошептала я, опершись на руку.
Я подняла колено повыше и поставила ступню на стену, чтобы юбка задралась, оголяя бедро. Опустила руку вниз.
Джейми пробубнил что-то по-гэльски себе под нос. Я не могла сказать, было ли это замечанием по поводу того, что ему предстояло сделать прямо сейчас, или он вверял свою душу Богу. Так или иначе, он поднял килт.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что тебе нужна помощь? — спросила я, глядя на него.
Он коротко нетерпеливо хмыкнул, показывая, чтобы я продолжала, поэтому я продолжила.
— О чём ты думаешь? — заворожённо спросила я через секунду.
— Я не думаю.
— Нет, ты думаешь. Я вижу это по твоему лицу.
— Тебе не захочется узнать.
Пот заблестел на его скулах, а глаза превратились в щёлки.
— О нет, напротив... О, подожди. Если ты думаешь о ком-то другом, кроме меня, я не хочу знать.
Джейми раскрыл глаза и пригвоздил меня взглядом, направленным прямо между моих дрожащих ног. Он не останавливался.
— О, — сказала я, сама слегка задохнувшись. — Ну... когда ты снова сможешь говорить, тогда я захочу знать.
Он продолжал пристально смотреть на меня, и этот поразивший меня взгляд был явно сродни волчьему, устремлённому на жирную овцу. Я немного вжалась в стену и разогнала облако гнуса. Джейми дышал быстро, и я чувствовала запах его пота, мускусный и едкий.
— Ты, — сказал он, и я увидела, как он сглотнул.
Согнув крючком указательный палец свободной руки, Джейми поманил меня.
— Иди сюда.
— Я...
— Сейчас же...
Как под гипнозом, я оторвалась от стены и сделала два шажка к нему. Не успела я сказать или сделать что-нибудь ещё, килт взметнулся, и большая, горячая рука схватила меня за загривок. Я лежала на спине в высокой траве и диком табаке, Джейми глубоко вошёл в меня и рукой закрыл мне рот. 'Весьма кстати', — смутно подумала я, так как по аллее с другой стороны садовой стены приближались голоса
— Если будешь играть с огнём, можешь опалиться, Сассенах, — прошептал он мне на ухо.
Джейми пришпилил меня, как бабочку и, крепко держа за запястья, не давал двигаться, даже несмотря на то, что я, скользкая от пота, дёргалась и извивалась под ним, отчаянно пытаясь вырваться. Очень медленно он опустился на меня всем своим весом.
— Ты хочешь знать, о чём я думал, а? — пробормотал он мне на ухо.
— М-м-п!
— Ну, я тебе скажу, a nighean, но...
Он прервался, чтобы лизнуть мочку моего уха.
— Н-Н-Г!
Рука предостерегающе зажала мне рот. Голоса слышались достаточно близко, чтобы можно было разобрать слова: мимо проходила небольшая партия молодых ополченцев, поддатых и в поисках шлюх. Зубы Джейми осторожно сжались на моём ухе, и он нарочно стал покусывать его, согревая и щекоча своим дыханием. Я бешено извивалась, но он не сдвинулся.
Он уделил такое же внимание другому уху, подождав, пока люди уйдут за пределы слышимости, затем поцеловал меня в кончик носа и убрал, наконец, руку с моего рта.
— А, о чём это я? О, да — ты хотела услышать, о чём я думаю.
— Я передумала.
Мне не хватало дыхания оттого, что я дышала неглубоко, — как из-за веса на моей груди, так и от желания. Оба были значительны.
Джейми довольно фыркнул в своей шотландской манере и ещё крепче стиснул мои запястья.
— Ты первая начала, Сассенах, но я закончу.
Он прикоснулся губами к моему влажному уху и тихо прошептал мне, что именно думал, и не сдвинулся ни на дюйм, пока говорил, — лишь снова положил ладонь мне на рот, когда я начала обзывать его.
Каждая мышца моего тела дёрнулась, как отпущенная резинка, когда он, наконец, сдвинулся. Одним резким движением Джейми подался назад, а затем всей тяжестью вперёд.
Когда я вновь смогла видеть и слышать, то поняла, что он смеётся, всё ещё балансируя надо мной.
— Положил я конец твоим страданиям, Сассенах?
— Ты... — прохрипела я.
Я не могла сказать ни слова, но посмотрим, чья возьмёт! Он не двигался — отчасти для того, чтобы помучить меня, но также и потому, что не мог двинуться, не кончив при этом. Я напрягла вокруг него свои мягкие скользкие мышцы, медленно, осторожно, — один раз, а потом три раза быстро. И Джейми сдался, дёргаясь и удовлетворённо постанывая, пульс его наслаждения эхом отзывался в моём теле. Очень медленно он опустился, выпуская воздух, как сдувающийся пузырь, и улёгся около меня, медленно дыша с закрытыми глазами.
— Теперь можешь поспать, — сказала я, гладя его по волосам.
Он улыбнулся, не открывая глаз и глубоко дыша, а тело его расслабилось, устраиваясь на земле.
— И в следующий раз, слышишь ты, чёртов шотландец, — прошептала я ему на ухо, — я расскажу тебе, о чём думаю я.
— О, Боже, — ответил Джейми и беззвучно рассмеялся. — Ты помнишь, как я в первый раз поцеловал тебя, Сассенах?
Какое-то время я лежала, ощущая испарину на коже и успокаивающую тяжесть Джейми, сонно свернувшегося на траве рядом со мной, прежде чем вспомнила.
'Я сказал, что я девственник, но не монах. Если мне нужна будет помощь... то я попрошу'.
ЙЕН МЮРРЕЙ ПРОСНУЛСЯ от звука горна после глубокого сна без сновидений. Ролло, тесно прижимавшийся к хозяину, вскочил на ноги с испуганным глубоким 'вууф!' и, ощетинившись, огляделся в поисках угрозы.
Йен тоже вскочил, положив одну руку на рукоять ножа, а другой удерживая собаку.
— Тш-ш, — тихо шикнул он, и пёс постепенно расслабился, хотя продолжал низко, раскатисто и неслышно для человеческого уха рычать: Йен чувствовал, как вибрирует под рукой огромное тело.
Теперь, когда он проснулся, ему было хорошо их слышно. Скрытое передвижение в лесу, словно приглушённое, вибрировало, подобно рычанию Ролло. Очень много людей; лагерь, начинавший просыпаться совсем неподалёку. Как он умудрился не заметить их предыдущей ночью? Йен принюхался, но ветер дул не в ту сторону — он не уловил запаха дыма, хотя теперь видел его тонкие струйки, поднимавшиеся в бледном утреннем небе. Множество костров. Очень большой лагерь.
