Йен свернул одеяло и прислушался. От его собственного лагеря больше ничего не осталось, и через несколько секунд он исчез в кустах, с привязанным к спине одеялом и ружьём в руке, а огромная безмолвная собака следовала за ним по пятам.
ГЛАВА 51
БРИТАНЦЫ НАСТУПАЮТ
Три Майл Пойнт, колония Нью-Йорк (в настоящее время парк в городе Нью-Йорк — прим. пер.).
3 июля 1777 года
ТЕМНОЕ ПЯТНО ПОТА между широкими плечами бригадного генерала Фрезера имело форму острова Мэн на карте, которая висела дома, в старой классной комнате. Мундир лейтенанта Гринлифа тоже полностью вымок и потемнел на всем теле, и только поблекшие рукава оставались красными.
Мундир Уильяма был менее поблекшим, — а точнее, постыдно новым и ярким — но также лип к спине и плечам, тяжелый от влажности и испарений его собственного тела. Рубашку он выжал, но когда надевал ее несколькими часами ранее, она затвердела от соли: постоянное напряжение в предыдущие дни выкристаллизовалось на белье, но с восходом солнца, заставившего снова вымокнуть, ткань снова стала мягкой.
Взглянув на холм, куда бригадный генерал предложил подниматься, Вилли испытал надежду на прохладу на вершине, но напряжение от восхождения аннулировало все преимущества высоты. Они покинули лагерь сразу же после рассвета, когда воздух был такой вкусный и свежий, что Уилли жутко хотелось побежать через лес голым, как индеец, выловить рыбин из озера и съесть их с дюжину на завтрак, свежими и горячими, запеченными в овсяной муке.
Местечко Три Майл Пойнт (Точка трех миль (англ.) — прим. пер.) называлось так потому, что находилось в трех милях южнее форта Тикондерога. Бригадный генерал, возглавлявший продвижение войска, остановил всех здесь и предложил им с лейтенантом Гринлифом взобраться на возвышенность, чтобы осмотреться, прежде чем двигаться дальше.
За неделю до этого Уильяма, к его удовольствию, назначили к бригадному генералу, который оказался дружелюбным и общительным командиром, хотя и не походил на генерала Бергойна. Но Вилли было бы все равно, даже если бы выяснилось, что тот — настоящая фурия. Он будет на передовой — и это все, что имело значение.
Уильям нес некоторое инженерное снаряжение, а так же пару походных фляжек с водой и ящик для корреспонденции бригадного генерала. Он помог установить съемный штатив и услужливо подержал прут, измеряющий расстояние. Но, когда все замерили и записали, генерал, обсудив с Гринлифом какие-то результаты, отправил инженера обратно в лагерь.
Завершив безотлагательные дела, генерал, похоже, не желал сразу же спускаться — вместо этого он медленно прогуливался и, казалось, наслаждался легким ветерком. А затем, усевшись на камне, откупорил свою флягу и довольно вдохнул.
— Сядьте, Уильям, — сказал он, указав на тот же камень. Они немного посидели молча, слушая звуки леса. — Я знаю вашего отца, — вдруг произнес генерал и обаятельно улыбнулся. — Полагаю, вам все это говорят.
— Ну, да. Все говорят, — признал Уильям. — А если не про него, то про моего дядю.
Генерал Фрейзер рассмеялся.
— Тяжелое бремя семейной истории, которое нужно нести, — посочувствовал он. — Но я уверен, вы несете его достойно.
Уильям не знал, что сказать, и в ответ только хмыкнул. Бригадный генерал снова засмеялся и передал ему флягу. Вода была такой теплой, что Вилли едва ощущал, как она текла по горлу, но она пахла свежестью и ей удалось утолить жажду.
— Мы были вместе на Полях Авраама. Ваш отец и я, имеется в виду. Он вам когда-либо рассказывал о той ночи?
— Не так много, — сказал Уильям, размышляя, обречен ли он теперь встречаться с каждым солдатом, который сражался на этом поле с Джеймсом Вульфом.
— Знаете, мы спустились по реке ночью. Все мы просто остолбенели. Особенно я, — бригадир посмотрел на озеро, слегка покачивая головой и явно вспоминая. — Эта река Святого Лаврентия. Генерал Бергойн упоминал, что вы бывали в Канаде. Вы видели ее?
— Немного, сэр. В основном я путешествовал по суше в сторону Квебека, а затем спустился по Ришелье. Хотя, мой отец рассказывал мне о реке Святого Лаврентия, — Вилли почувствовал, что необходимо добавить это. — Он говорил, что это достойная река.
— А он сказал, что я чуть не сломал ему руку? Он был рядом со мной в лодке, и, когда я высунулся, чтобы окликнуть французского часового, надеясь, что мой голос не надорвется, он схватил меня, чтобы удержать. Я чувствовал, как его кости скрежещут, но в тех обстоятельствах этого даже не заметил, пока не отпустил его и не услышал, как он охнул.
Уильям увидел легкое движение широких бровей, а взгляд бригадного генерала сместился к его рукам — не то, чтобы в замешательстве, но словно пытаясь сравнить эту ситуацию с той. У отца были длинные, изящные, элегантные руки с тонкими костями; пальцы Уильяма был длинными, но руки выглядели вульгарно большими, грубоватыми, с широкими ладонями.
— Он — лорд Джон — он мой отчим, — выпалил Уильям и мучительно покраснел, смутившись от признания и от той прихоти, что заставила его сказать это.
— О? О, да, — неопределенно сказал бригадный генерал. — Да, конечно.
Подумал ли генерал, что Вилли говорил с гордостью, указывая на древность его собственной родословной?
Единственным утешением было то, что его лицо выглядело таким же красным от напряжения, как и у Саймона Фрейзера, так что румянец никто бы и не заметил. Бригадный генерал как будто услышал его мысли и стянул мундир, затем расстегнул жилет и похлопал его полами, кивнув Уильяму, чтобы поступил так же. Что тот и сделал, вздохнув с облегчением.
Беседа перешла на другие кампании, в которых бригадный генерал сражался; Уильям о большинстве из них лишь слышал. Вилли постепенно понял, что генерал изучает его, оценивая его квалификацию и манеры. Ему было неуютно осознавать, что опыт его был бесславен; знал ли генерал Фрейзер, о том, что произошло во время битвы за Лонг-Айленд? Молва действительно быстро распространялась.
В конце концов, в разговоре наступила пауза, и они немного посидели в одних рубашках, прислушиваясь к шелесту деревьев над головой. Уильям хотел сказать что-то в свою защиту, но не мог никак придумать, как подойти к этому вопросу изящно. Но если он не расскажет, не объяснит, что случилось... Хотя хорошего объяснения не находилось. Он был олухом, вот и все.
— Генерал Хау хорошо отзывался о вашем уме и смелости, Уильям, — сказал бригадный генерал, как бы продолжая предыдущий разговор. — Хотя он говорил, что, по его мнению, у вас еще не было возможности показать ваш командирский талант.
— А... нет, сэр, — ответил Уильям, вспотев.
Бригадный генерал улыбнулся.
— Что же, нам нужно убедиться, что мы исправим этот недостаток, не так ли?
Он встал, слегка застонав, потягиваясь, и снова пожал плечами.
— Пообедаете со мной позже. Мы обсудим это с сэром Фрэнсисом.
ГЛАВА 52
ПОЖАРИЩЕ
Форт Тикондерога
1 июля 1777
УИТКОМБ ВЕРНУЛСЯ и, если верить многочисленным сплетням, принес несколько скальпов англичан. Поскольку я встречалась с Бенджамином Уиткомбом и с парой других лонгхантеров (житель восточного пограничного поселения конца XVIII века, Америка, проводивший длительные непрерывные периоды охоты в горах. — прим. пер.), то была готова в это поверить. Худые и крепкие, разговаривали они вполне вежливо, одевались в грубую кожу и потрепанную домотканую одежду, как и многие мужчины в форте. Но только у лонгхантеров глаза походили на звериные.
На следующий день Джейми вызвали в штаб, откуда он вернулся лишь после наступления темноты.
Сидя на пустом бочонке из-под свиной солонины, я слушала, как у одного из костров во дворе рядом с казармами Сент-Клэра пел какой-то мужчина, и в свете огня увидела, что Джейми, обойдя костер, направился к нашему дому. Я быстро поднялась и догнала его.
— Давай пройдемся, — тихо сказал он и повел меня в сторону комендантского садика. И, хотя никаких следов нашей недавней бурной встречи там не осталось, я прямо кожей ощущала тело Джейми: его напряжение и стук сердца. Значит, новости плохие.
— Что случилось? — вполголоса спросила я.
— Уиткомб поймал британского солдата и привел сюда. Разумеется, тот ничего не выдал... Но Сент-Клэр оказался достаточно хитрым, чтобы поместить с ним в подземелье Энди Трейси, сказав, что его обвиняют в шпионаже. В смысле, что Трейси — шпион.
— Весьма умно, — одобрила я.
Лейтенант Эндрю Ходжес Трейси был ирландцем: прирожденный враль, грубоватый и очаровательный. Если я бы кого и выбрала для добычи информации из кого угодно без применения силы, то только Трейси.
— Я так понимаю, он что-то разузнал?
— Узнал. К нам еще и троих английских дезертиров привели. Немцев. Сент-Клэр хотел, чтобы я с ними поговорил.
Что Джейми и сделал. Принесенная дезертирами информация могла быть подозрительной. Вот только она соответствовала той, что хитро выудили из пойманного английского солдата. Достоверные данные, которых Сент-Клэр ждал последние три недели.
Генерал Карлтон с малыми силами остался в Канаде. Действительно, именно генерал Бергойн командует наступлением огромной армии, направляющейся к форту. К ним подошло подкрепление в лице генерала фон Ридезеля, под началом которого семь брауншвейгских полков, батальон пехоты и четыре отряда драгун. Авангард англичан находится меньше чем в четырех днях пути от форта.
— Не слишком хорошо, — заметила я, глубоко вздохнув.
— Да уж, — согласился Джейми. — Хуже всего то, что один из бригадных генералов Бергойна — Саймон Фрейзер, у которого есть передовой отряд.
— Твой родственник?
Вопрос был риторический: человек с такой фамилией не мог быть никем другим, и я увидела, как на лице Джейми промелькнула тень улыбки.
— Родственник, — иронично сказал он. — Кажется, троюродный брат. И очень храбрый воин.
— Ну, иначе и быть не могло, правда? Это последняя плохая новость?
Джейми покачал головой.
— Нет. Дезертиры говорят, что с поставками в армии Бергойна плохо. Драгуны идут пешком, потому что не могут получить свежих лошадей. Хотя я не могу сказать, съели они их или нет.
Ночь была жаркой и душной, но по моим рукам пробежала дрожь, приподнявшая волоски. Я коснулась запястья Джейми и ощутила, что его волосы тоже ощетинились. 'Сегодня ему будет сниться Каллоден', — пришла вдруг в голову мысль, но я отбросила ее пока.
— Я, скорее, подумала бы, что новость хорошая. Что не так?
Повернув запястье, Джейми взял меня за руку, наши пальцы переплелись.
— Потому что у них нет достаточного обеспечения, чтобы устроить долгую осаду. Им придется взять нас силой и численностью. И, вероятнее всего, у них это получится.
ТРИ ДНЯ СПУСТЯ на горе Дефайанс появились первые английские лазутчики.
А НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ любой мог увидеть, — и каждый видел — как на горе Дефайанс началось строительство артиллерийских укреплений. Подчинившись, наконец, неизбежному, Артур Сент-Клэр отдал приказ начать эвакуацию форта Тикондерога.
Бóльшей части гарнизона надлежало переместиться на гору Индепенденс, прихватив с собой все наиболее ценные припасы и боевую технику. Некоторое количество овец и коров следовало забить, а остальных увести подальше в леса. Несколько подразделений ополчения получили задание уйти через лес и отыскать дорогу до Хаббардтона, где им предстояло дожидаться в качестве подкрепления. Женщин, детей и инвалидов под легкой охраной должны были отправить лодками на другой берег озера. Все начиналось весьма упорядоченно: пришел приказ принести, как стемнеет, на берег все, что возможно переправить по воде; мужчины проверяли и собирали оружие, а также, согласно указанию, систематически уничтожали все, что невозможно забрать с собой.
Обычно так и поступали — старались лишить врага любой возможности использовать припасы. В нашем случае вопрос был несколько более насущным: дезертиры сообщили, что армии Бергойна уже не хватает поставок. Лишение их ресурсов Тикондероги может остановить, — или, по крайней мере, замедлить их — поскольку в ожидании прибытия опаздывавших обозов из Канады англичане будут вынуждены кормиться и жить вне стен форта.
И все это — разрушение, упаковка, загрузка, забивание животных и перемещение пожитков и скота, — должно было проводиться внутри помещений, под самым носом британцев. Потому что если бы те увидели, что отступление вот-вот начнется, то напали бы на нас, будто волки, уничтожив гарнизон, как только тот покинул бы стены форта.
Каждый день после полудня над озером начинали клубиться огромные грозовые тучи — наполненные молниями страшные черные глыбы высотою в несколько миль. Иногда после полуночи их прорывало дождем, бомбардировавшим озеро, горы, пикетные линии и крепость. Вода лилась, будто из опрокинутого бездонного ведра. А иногда они просто уплывали прочь — ворчливые и зловещие.
Сегодня вечером небо заволокли яростные низкие тучи, испещренные прожилками молний. Жаркие разряды пульсировали в гуще облаков и неожиданно вспыхивали между ними, будто вели беззвучный разговор. Время от времени внезапная яркая сине-белая вилка выстреливала аж до самой земли одновременно с раскатом грома, от которого все подпрыгивали.
Паковать нам было практически нечего. И слава Богу, потому что и времени на это почти не оставалось. В казармах поднялась ужасная суматоха: собирая вещи, я слышала, как потерявшие детей матери выли белугой, раздавались крики людей, искавших какие-то вещи, беспрестанно шаркали ноги и грохотали шаги. И ровный стук дождя вторил им на деревянных лестничных клетках.
Снаружи раздалось взволнованное блеяние множества овец, испуганных тем, что их вывели из загонов, а потом внезапно в панике заревели и замычали коровы, которые рвались сбежать. И не удивительно: в воздухе стоял сильный запах свежей крови от забоя скота.
Конечно, я видела гарнизон во время построений и знала, какова его численность. Но смотреть на то, как три или четыре тысячи человек, пихаясь и толкаясь, пытаются в жуткой спешке выполнять непривычные задачи — это как наблюдать за разворошенным муравейником. Я пробиралась сквозь бурлящую массу, прижимая мешок из-под крупы с нашей запасной одеждой, скудными запасами медикаментов и полученным от благодарного пациента большим куском ветчины, завернутым в мою вторую юбку.
Мне поручили присматривать за группой инвалидов, которая эвакуировалась с лодочной бригадой, — но я не собиралась уезжать, не повидавшись с Джейми.
От волнения у меня так сильно сжимало горло, что я почти не могла говорить. Не в первый раз я подумала о том, как удобно быть замужем за очень высоким мужчиной. Выхватить Джейми в толпе всегда очень легко, и в считанные мгновенья я увидела его на одном из полукруглых равелинов. Рядом с ним стояли несколько его ополченцев. Я предположила, что, наверное, внизу формируется лодочная бригада, и это обнадеживало.
Но как только я добралась до края равелина и глянула вниз, перспектива оказалась не столь воодушевляющей. Берег озера под крепостью напоминал возвращение нещадно потрепанной рыболовной флотилии. Каких только лодок там не было: от каноэ и весельных суденышек до легких плоскодонок и наспех сколоченных плотов. Некоторые лодки вытащили на сушу, другие, очевидно, по недосмотру, уплывали прочь — во время краткой вспышки молнии я заметила несколько торчащих из воды голов — это мужчины и мальчики поплыли, чтобы вернуть их обратно. Огней на берегу не зажигали из боязни выдать план отступления, однако кое-где горели факелы, выхватывая из темноты спорящих и дерущихся людей. Но за пределами освещения земля, казалось, колыхалась и пульсировала в темноте, будто туша, в которой копошатся черви.
