Алия обдумала это. — Потому что они были беженцами. Им пришлось прятаться.
— Да. И, отказавшись от углеродно-химического субстрата, они сделали себя практически незаметными даже при дистанционном поиске жизни. Никто бы не ожидал найти людей, прячущихся в камне...
— От кого они прятались?
— А ты как думаешь? — ответил вопросом Бейл.
— О. Другие люди.
Бейл прикоснулся к огромной руке статуи. — Мы не знаем, почему они бежали. Но по прошествии стольких лет отчаяние остается. Теперь ты видишь, о чем приходится сожалеть Трансцендентности?
Да, подумала Алия. И неважно, как вы пытаетесь достичь Искупления — неважно, если бы каждый человек, который когда-либо жил с этого момента, потратил всю свою жизнь на то, чтобы свидетельствовать, боли всегда было бы больше: ее бездонная пропасть.
Бейл пристально посмотрел на нее. — Вот. Ты видишь это, не так ли? Трансцендентность — это стремление к недостижимой цели. Это то, что мы думаем. Да, мы относимся к этому с подозрением — и мы не единственные. Все больше и больше ресурсов человечества вливается в эту воронку бессмысленных амбиций. Неужели нет лучшего способа потратить наше богатство и власть?
— А что, если полного Искупления достичь не удастся — что тогда сделает Трансцендентность? Алия, мы думаем, что Трансцендентность приближается к кризису.
Рит, казалось, был шокирован этим разговором. — Вы не должны так очеловечиваться. Трансцендентность — это не человек, помните. Это больше, чем человек. И у нее есть осознание за пределами нашего мелкого понимания. Даже ее сожаление сверхчеловеческое! Вы не должны воображать, что способны это понять.
Бейл склонил голову. — Возможно, и нет. Но мы боимся этого. На всех нас влияет Трансцендентность, поскольку планетой управляет сила солнца, вокруг которого она вращается. И если солнце станет нестабильным... Мы хотим знать, Алия. Мы хотим знать, что Трансцендентность планирует делать дальше — и, возможно, мы сможем как-то повлиять на это.
Рит тяжело произнес, — И вот тут-то и появляется Алия, не так ли? Вы рассматриваете ее как свой путь в Трансцендентность.
Бейл развел руками, выглядя беспомощным, несмотря на свое приземистое, мощное телосложение. — Мы не знаем, что еще делать.
Рит стоял перед Алией, в его глазах пылал гнев. — Если ты становишься Трансцендентной, Алия, это должно быть ради твоих собственных целей, твоих собственных желаний, а не ради него.
Алия уставилась на них. Большая часть этого обсуждения была выше ее понимания, эта философия, абстракция. Но эти теологические споры, очевидно, значили очень много для этих людей, достаточно много, чтобы они подвергли риску жизнь ее сестры.
Так что же ей оставалось делать?
Она заглянула внутрь себя в поисках руководства — и подумала о Майкле Пуле, субъекте ее собственного наблюдения. Что бы подумал Пул, если бы мог заглянуть в наше странное будущее? Что бы он подумал о нас, об этой одержимости прошлым — подумал бы он, что мы сумасшедшие?
Был только один способ, которым она могла узнать больше, возможно, только один способ разрешить все это.
Она повернулась лицом к Бейлу и Риту. — Я буду идти вперед. Я продолжу идти по этому пути; я пойду дальше, к Трансцендентности. Но ты прав, — сказала она Риту. — Если я и войду в Трансцендентность, то это будет для моих собственных целей, а не для чьих-либо еще. Даже не для твоих, Рит.
Он склонил голову.
— Бейл, я выслушала то, что ты сказал. Но я ничего не буду тебе обещать. Ничего. И я не буду действовать по принуждению. Вы сейчас же отпустите мою сестру.
Он на мгновение посмотрел ей в лицо. Затем он тоже склонил голову.
Алия услышала вздох. В тени палатки Дреа наклонилась вперед. Кампоки неуклюже ухаживали за ней.
Алия повернулась к Бейлу. — Мы были партнерами. Я думала, что ты заботишься обо мне. Но ты предал меня.
— О, Алия...
— Если ты еще когда-нибудь причинишь вред кому-либо из моей семьи, я заставлю тебя заплатить.
Он ничего не сказал и старался держать свой разум закрытым для нее. Но она почувствовала страх. Хорошо, подумала она. Возможно, в конце концов, в том, чтобы быть Трансцендентной, есть свои преимущества.
Она направилась обратно к шаттлу Рита. — Мы закончили? Что дальше?
Я заглянул через дверь в темноту.
Оглянулся на своих спутников. Шелли наблюдала за мной с живым любопытством, Вандер — с явной завистью. По-разному, оба они жаждали войти в эту дверь. Но Гэа позвала именно меня.
Я шагнул в дверной проем...
Бам.
Я стоял на открытом воздухе, на берегу реки. Под палящим солнцем земля была покрыта растительностью. Было невыносимо жарко и влажно.
Когда я обернулся, дверь и ее рама исчезли. Я догадался, что нахожусь в какой-то виртуальной реальности с эффектом погружения. Но не было никакого ощущения перехода, никакой обычной подготовки, никакого лежания в затемненном месте или в камере для сенсорной депривации. Я просто был здесь. Где бы это ни было.
Я шагнул вперед, к реке. Мои туфли из искусственной кожи скользили по голому камню или вязли в грязи. Сильно вспотев, я чувствовал себя нелепо в своей рубашке и куртке, городской одежде. Я не был готов к этому.
Вокруг никого не было, никаких признаков зданий или транспортных средств. Насколько я мог видеть, ничто не двигалось, животные не ползали; не было слышно ни звука, кроме стрекотания каких-то насекомых. И ни одна птица не летала в небе.
Река была широкой, извилистой, медлительной, прокладывая себе путь через широкую долину, усеянную болотами. Растительность густая, зеленая и пышная, энергичная. Но когда шок от моего погружения прошел, я начал подмечать странности.
Там было много мхов и папоротников, а вдоль берега реки росли заросли того, что я принял за бамбук, но при ближайшем рассмотрении больше походило на хвощи. Вдали от самой реки в зарослях толпились более высокие деревья, окруженные подлеском из папоротников и мхов. Деревья, как мне показалось, были чем-то вроде папоротника, с древесным стволом и листьями, собранными в странные звездочки на концах ветвей. Возможно, они были похожи на гинкго. В других местах были участки кустарника, низкорослых папоротников и чего-то похожего на вереск.
Место было странно серым. Все было глубокого грязно-зеленого цвета: нигде не было другого цвета, никаких цветов. И, как ни странно, не было травы.
Я подошел поближе к воде и присел на корточки. Пошуршал в подлеске, отодвигая его в сторону. Листья были тяжелыми и влажными; если это была виртуальная реальность, то детали произвели на меня впечатление.
Наконец я увидел, что что-то движется. Я потревожил множество насекомых: многоножек, тараканов, жуков. По грязи у кромки воды ползали улитки и черви, а стрекоза взмыла в воздух на тонких крыльях. И снова меня поразило то, чего здесь не было: ни пчел, ни ос, ни муравьев, ни единого термитника.
Я разглядел рябь на воде, ребристую спину, разбивающую поверхность. Это было похоже на крокодила, но голова, которую я мельком увидел, и хвост выглядели не совсем правильно.
Затем что-то выскочило у меня между ног. Я, вздрогнув, отскочил назад. Это было маленькое существо не больше моей ладони, бегавшее на растопыренных лапах. С четырьмя лапами и хвостом, оно было чем-то похоже на ящерицу. Но форма его головы и тела были слегка искажены, словно набросок, сделанный по памяти. Оно юркнуло обратно в подлесок.
И пока я смотрел вслед ящерице, я услышал рев, глубокий, скорбный звук. Мое сердце бешено колотилось, я обернулся.
По ландшафту, возможно, в полукилометре от меня, двигались животные, примерно дюжина в рассеянном стаде. Их слабые на вид конечности были раскинуты по обе стороны от массивных бочкообразных тел, и они передвигались медленно, неуклюже. У них были большие лопатообразные головы с широкими пастями. Они были размером с коров, хотя было несколько особей поменьше, младенцев. Но с этими растопыренными ногами у них была походка рептилий; они были похожи на жирных сухопутных крокодилов.
Коровьи крокодилы собрались вокруг древовидных папоротников и тянули их листья своими большими покрытыми пластинами пастями. У них, похоже, не было зубов. Мое беспокойство улеглось. Значит, травоядные; с ними у меня не будет проблем, если только я не встану на пути панического бегства.
Но потом я разглядел невысокую гибкую фигуру, крадущуюся в тени дерева. Она была меньше коровьих крокодилов, может быть, размером с собаку, с массивным телом и коротким хвостом. У нее были кривые ноги, еще один вариант на тему крокодила. Но в том, как двигалось это существо, не было ничего вялого или неуклюжего, ничего глупого в острых глазах, которые, как я видел, блестели на этой тупой голове.
Я застыл как вкопанный. Бояться было глупо. Это, должно быть, виртуальная реальность, а виртуальные реальности полны гарантий; мне нечего бояться. Но эта виртуальная реальность была такой плотной и насыщенной, какой я никогда раньше не испытывал, и была не под моим контролем.
— Вы знаете, на что смотрите?
Я был поражен. Голос был тихим, металлическим, и он раздавался у моих ног.
На участке голой скалы стоял игрушечный робот пятнадцати сантиметров высотой. Его корпус был выкрашен в яркие цвета, красный, синий и желтый, но краска была облуплена и потерта, с ним много играли. У него были глаза, похожие на стеклянные бусинки, которые светились, когда он говорил, и крошечная решетка размером с насекомое, из которой исходил его голос. Он направлял на меня лучевой пистолет, но я не слишком беспокоился, поскольку лучевой пистолет и рука, которая его держала, были просто жестяными гильзами. У него даже не было ножек, просто литые формы, скрывающие колеса. Теперь он катился ко мне, и фрикционный механизм потрескивал и искрил.
— Я тебя знаю, — сказал я. — Ты компаньон дяди Джорджа. Его помощник по дому.
— Не совсем.
— Что ты здесь делаешь?.. О. Вы Гэа, не так ли?
— Вы можете думать обо мне как о Гэа, если хотите. — Она говорила с этим нелепым акцентом американского игрушечного робота.
— И вы решили проявить себя как робот дяди Джорджа?
— Я использовала форму, с которой вы знакомы. Чего вы ожидали? — Она немного побегала взад-вперед, вспыхивая. — На самом деле эта форма выполняет свою работу. Хотя передвигаться иногда бывает сложно.
— Держу пари, что так и есть. — Я взглянул вверх по долине на ковыляющее стадо коров-крокодилов. — Я в прошлом? Что это за существа, динозавры?
— Не динозавры. До них эволюция еще не дошла.
От этого меня бросило в дрожь. — Они ведут себя как млекопитающие, но ходят как рептилии.
— Они не являются ни тем, ни другим. Это класс, из которого однажды произойдут настоящие млекопитающие. Палеонтологи называют их млекопитающеподобными рептилиями. Крупных травоядных называют парейазаврами. Те, кого вы видите на дальнем берегу реки, — кучка более мелких и нервных на вид существ, — являются разновидностью дицинодонтов. Хищник относится к типу горгоноспиан.
Я взглянул на свои ноги. — А маленькие ящерицы?
— Это не ящерицы. Ящерицы тоже еще не эволюционировали. Некоторые из них — рептилии, называемые проколофонидами. У других нет названия. Только виды, которые оставили заметный след в летописи окаменелостей, имеют названия, присвоенные палеонтологами-людьми.
— Итак, как вы можете их реконструировать?
— Экстраполяция по следам в современных геномах, расчетам экологического баланса, другим источникам. Я уверена в правдивости того, что вы видите.
— О, это вы? Где я, Гэа?
— Вы перенеслись примерно на двести пятьдесят миллионов лет в прошлое. Это эпоха, известная геологам как пермский период. Если вам нужна большая точность...
Двести пятьдесят миллионов лет. — Это достаточно точно.
— Многому из того, что нам знакомо, еще предстоит эволюционировать. Вся история динозавров, насчитывающая сто миллионов лет, их расцвет и падение, следует за этим временем. Еще нет трав, нет цветущих растений, нет ос, пчел, термитов или муравьев. Нет птиц. И все же есть много знакомого, более глубоких качеств.
— Да. — Я обдумал это. — У всех животных четыре ноги, одна голова, один хвост.
— Тетраподальный план тела — это пережиток первой двоякодышащей рыбы, выползшей из какой-то мутной реки на сушу, выбор, однажды сделанный, никогда не отменяется; предположительно, вся животная жизнь на Земле всегда будет следовать этому плану. И в природе жизни есть более глубокие, устойчивые закономерности: например, танец хищника и жертвы.
В основе этой древней пищевой цепи лежали растения, насекомые и беспозвоночные. Маленькие ящероподобные существа, подобные моим проколофонидам, питались растениями и насекомыми, а различные плотоядные, в свою очередь, обгладывали их кости. На самом верху пищевой цепочки находились горгоноспианы, похожие на саблезубых тварей, которых я видел; горгоноспианы ели практически все, включая друг друга.
— Это первая сложная экосистема на суше, — сказала робот Гэа. — Но она основана на сети пищевых и энергетических потоков, почти такой же сложной, как сегодняшняя. Для такой древней местности она удивительно богата. — Ее тоненький голосок звучал еще более нелепо, когда она использовала такие слова, как "экосистема".
— Так зачем вы мне все это показываете?
— Потому что это вот-вот будет уничтожено. — Робот откатился назад. Его глаза-бусинки вспыхнули. И мир изменился.
Я пошатнулся. Мне казалось, что поверхность земли под моими ногами растаяла и потекла.
И вдруг стало жарко, изнуряющая жара, гораздо более сильная, чем тропическая влажность, от которой я страдал ранее. Было сухо, душно, и я обнаружил, что задыхаюсь; потянул за рубашку, отрывая пуговицы, чтобы открыть шею.
Земля совершенно изменилась.
Основная топография сохранилась: река и ее долина, разрушенные эрозией холмы дальше. Но река была мелкой, ручеек на равнине высохшей и растрескавшейся грязи. И зелено-коричневое покрывало жизни повсюду снова съежилось. Заросли гинкгоподобных деревьев представляли собой голые безжизненные стволы. Казалось, выжили только разрозненные кусты и низкие папоротники, а также более мелкие подлески, похожие на сорняки. Я не видел ни крупных травоядных размером с корову, ни похожих на собак хищников, которые охотились на них. Внезапно сцена опустела.
Но все же здесь была жизнь. Животное высунуло нос из норы, осторожно, как барсук, выбирающийся из своей норы. Это была низкорослая рептилия, размером примерно с кошку, с характерными для того времени растопыренными крокодильими лапами и клиновидной головой. Шмыгавшему носом животному удалось обнаружить заросли бледных и болезненных грибов, и оно зарылось мордой в их белую мякоть. Под его бородавчатой кожей было мало плоти, и я мог видеть кости его позвоночника и грудной клетки.
Оно посмотрело на меня, на единственного двуногого на планете. Его глаза были остекленевшими, лишенными любопытства. Затем оно заковыляло к реке в поисках воды.
Маленький робот все еще стоял у моих ног, его стеклянные глаза были пустыми.
