Далекая звезда

Глава 40

Ли Каи

За последние пять минут я уже не раз пожалел о данном Минори обещании развлечь этого ребенка. Потому, как, и с обычными детьми не знал о чем говорить. А тут вундеркинд.

Спросил его про то, чем он увлекается. Лучше бы не спрашивал, честное слово. В последний раз я чувствовал себя таким идиотом, когда поинтересовался у Астры: в чем заключается ее работа? Единственное, что понял — она лечит людей.

Так вот, Альтер Эрден хочет конструировать то, чем лечат людей — медицинские наниты. Это все, что до меня дошло из развернутого рассказа, занявшего десять минут.

Но пугало меня другое. Мальчик смотрел на меня... странно. Как будто старался запомнить каждое мое слово, каждый мой жест.

— Со мной что-то не так? — спросил я, не выдержав.

— Нет, лер Ли.

— Тогда почему ты так на меня смотришь?

— Интересно, — ответ ребенка меня, скажем так, удивил.

— Что во мне такого интересного?

— Мы с вами похожи. И мне интересно, как я буду выглядеть, когда совсем вырасту. У меня есть фотографии отца, но он умер совсем молодым. Вы сейчас старше.

— Понятно. — Это бесхитростное признание меня немного ошарашило. Я более внимательно всмотрелся в своего юного визави. Внешнее сходство, определенно было. Но, если его не искать, оно совершенно терялось. И сначала мне было непонятно, почему так происходит. Ответ пришёл быстро. От черт его лица меня отвлекали веснушки. Среди моих соотечественников это огромная редкость. Я знал, что так бывает, но видел впервые.

А ещё Альтер казался старше своих лет. Он совершенно не смущался, держался ровно и свободно. Совсем, как она...

Этот мальчишка мне больше напоминал Астрид, чем меня самого.

— А фотографий родственников отца у тебя нет? — сказал я первое, что пришло на ум. — Наверное, ты на них больше похож, чем на меня.

— Мне безразлично, как они выглядят. Эти люди не стоят того, чтобы ими интересоваться.

— Они сделали что-то плохое?

— Можно и так сказать. Они очень сильно напугали маму. С ней связался их юрист и предупредил, что если она появится на Иштаре или как-то ещё напомнит им о своем существовании, то они оспорят опеку и заберут меня. А потом отправят в школу-пансион.

— Тебе так сказала твоя мама?

— Мама мне никогда не врёт, — Альтер иронично улыбнулся. — Если вы на это намекаете. Я видел запись ее разговора. Она справедливо опасается этих людей. Поэтому объяснила к чему приведёт моя попытка с ними связаться.

— Тебе, наверное, грустно?

— Да. Мне бы хотелось посмотреть на Иштар. Фотографии — это не то. Но я скоро вырасту и смогу прилететь.

— Я про твоих деда и бабку...

— В мире много плохих людей. Я рад, что этих двоих в моей жизни нет. Они не захотели общаться. Это их выбор. Их право. Их трагедия. Это они упустили шанс стать частью нашей семьи. А нам и без них неплохо.

Говорят, дети войны взрослеют быстро. Не знаю. Сам я был уже взрослым, когда началась война. Да и опыта в общении с подрастающим поколением у меня было мало. Но одиннадцатилетний ребёнок так рассуждать не должен.

— Тебе, наверное, непросто пришлось?

Вырвалось у меня. Я, просто, снова вспомнил Астрид. Она, ведь, тоже повзрослела раньше, чем ее сверстницы. Не от хорошей жизни, а потому, что родители бросили ее умирать.

— Да вы сговорились? — взорвался возмущением мальчик. — Я не несчастный сиротка. У меня отличная семья. Да, в ней нет отца. Но у меня есть Пол и Полин и они самые замечательные дедушка и бабушка на свете. У меня есть кузина. И она, реально, крутая. Она будущий врач. Не как моя мама. Рори нано-программирование не зашло. Говорит, там слишком много математики и надо постоянно считать. Хотя, я думаю, что считать — это очень интересно. Ее увлекает психиатрия. А ещё у нее есть байк.

— Да, — только и смог выговорить я. — Байк — это круто.

— Нет. Круто — это психиатрия. А байк... так. Милое девчачье хобби.

Я согласно кивнул. Потому, что не совсем представлял, что сказать.

— Так вот, — яростно сверкнул глазами ребёнок. — У меня все хорошо. Лучше, чем у многих. Да, мой отец погиб. Но я точно знаю: он был хорошим человеком и любил маму. Меня не нужно жалеть.

— Прости, я и не думал тебя жалеть. — Я и сам не понимал, как облечь в слова то, что чувствую. — Просто, ты напомнил мне одного человека. Она...

— Умерла? Да, тогда это многое объясняет. Но не надо переносить свои эмоции по поводу той потери на меня. Рори говорит, что люди делают это не специально. И нельзя на них за это злиться.

— Ты любишь свою кузину? — я цеплялся за малейшую надежду перевести этот разговор в нормальное русло. Но, наверное, экстраординарные подростки, не считают необходимым изображать нормальность. Такая манера общаться меня приводила в ступор. Поначалу. Потом привык.

— Она мне, как сестра. Аврора учила меня понимать людей. Попытка эта потерпела крах, но она не отчаивается и говорит, что я перерасту. Но, мне кажется, вряд ли. Мне никогда особенно не нравились люди. Поэтому решил стать инженером, а не врачом.

— А как ты относишься к Ин Минори? — не сдержал я любопытства. Друг, конечно, не влюблён, но, явно, заинтересован его матерью. Иначе не болтал бы о ней часы напролет. Конечно, его восхищение может быть полностью профессиональным. Но влюбленность часто начинается с простого интереса. А если мне не изменяет память, то доктор Эрден — симпатичная блондинка с отличной фигурой. Ей, наверное, хорошо за тридцать. Хотя, я бы не дал больше двадцати пяти. И если она как-то справляется со столь необычным ребёнком, то у неё стальные нервы, невероятно высокой уровень интеллекта и бездна терпения. Редкое сочетание, способное зацепить кого-угодно.

— Если вы хотите узнать, как я отношусь к тому, что он пригласил ее на свидание, то нормально, — Мальчик отвечал спокойно и серьезно. — Время для ее скорби давно прошло. Только, вряд ли у них что-то получится. Она все ещё любит моего отца. Хотя, нет. Она любит свою память о нем. А живому человеку очень сложно бороться с идеальным образом. Пока не справился никто из ее поклонников. Мне даже кажется, что это было бы не под силу даже моему отцу, если бы случилось чудо, и он оказался жив. Но если ваш друг решит серьезно за ней поухаживать, я буду паинькой. Кстати, Ин Минори говорил, что вы у вас целая коллекция моделей безынерционных двигателей.

Дальше Альтер вел себя, как обычный ребенок. И я немного расслабился. С Астрид такого когнитивного диссонанса у меня не было. Она выглядела и вела себя, как взрослая девушка. А тут мальчишка, которому одиннадцать на прошлой неделе исполнилось.

Минори зашёл ко мне в кабинет вечером. И был в прекрасном расположении духа.

— Смотрю, свидание прошло неплохо? — улыбнулся я.

— Мы, просто, поужинали. Но, да, неплохо. Доктор Эрден — интересный собеседник.

— Доктор Эрден? — слова друга меня, несколько, удивили — Ты ещё не начал звать ее по имени? Я думал, она тебе нравится.

— Нравится, — спокойно, даже как-то безразлично ответил друг. Обычно так говорят о погоде или ценах на кофе. — Доктор Эрден — красивая, умная и целеустремленная женщина. С ней очень интересно говорить. Но она — терранка. Я понимаю, что не прав сейчас. Понимаю, как подло это прозвучит. Потому, что в этой войне она пострадала не меньше нас с тобой. Но она — терранка. И мне через это не переступить. Поэтому лучше сразу держать дистанцию. У нее и так в жизни было достаточно разочарований и потерь. А как провел время ты?

— Смешанные чувства. Мне как-то не доводилось общаться с одарёнными подростками. То есть доводилось. Но моя Звёздочка была почти взрослой. Минори, меня вот, что интересует. Зачем ты уговорил меня побыть нянькой для ребенка, который в этом не нуждается?

— А вот тут, друг, ты не прав. Мальчик сейчас оказался в новом месте, вдали от привычного окружения. Ему полезны новые знакомства. А тебе полезно понять, что ты теряешь, отказываясь от отношений.

— Объяснись.

— Ребёнка. У тебя может быть семья. Жена. Дети. А ты заперся в своем горе и не понимаешь, что нужно жить дальше. Снова любить. Даже если новая любовь будет гореть в твоём сердце не так ярко, как та — первая. Ты мог бы стать чудесным отцом.

— Ты говоришь глупости.

— Ты так в этом уверен? — Минори усмехнулся. — Попробуй стать Альтеру, нет, конечно, не отцом. Но другом. Мальчишке, явно, не хватает значимых взрослых. И со временем ты поймешь, кто из нас был прав.

Глава 41

Ин Минори.

Я никогда не был мастером интриг. Да и причинять людям добро, когда об этом не просят — идея не лучшая. Но эти трое были в достаточной степени несчастны, чтобы рискнуть.

Искушение приударить за Астрид Эрден мне удалось задушить с некоторыми трудом. Она мне, действительно, понравилась. Когда я смотрел на нее, то почти не думал о том, что ее соотечественники убили всю мою семью.

Почти не думал...

Только моей симпатии вряд ли хватит на то, чтобы это забыть.

Мне стыдно, что я переношу вину за эту войну на всех терранцев. Будто бы среди них нет тех, кто пострадал не меньше меня.

Испытывать ненависть к человеку просто за то, что он имел несчастье родиться не в той стране — гадко.

Я иногда чувствую себя настоящей сволочью. Но ничего не могу с собой поделать. Каи говорит, что мы не властны над чувствами и несём ответственность лишь за то, что делаем. Мне же кажется, что за бездействие на нас лежит не меньшая ответственность. Поэтому, собственно, и влез во все это.

Альтеру не хватает отца. Нет, у него есть дед, которым мальчик восхищается. Есть жених обожаемой кузины Рори, с которым он отлично ладит. И даже героический образ возлюбленного его матери, присутствует.

Но отец не должен быть идеальным. Он должен совершать ошибки, проигрывать хотя бы в одной шахматной партии из трёх, шутить и принимать сына таким, какой он есть. Вот с последним у моего друга пока проблемы.

Эмоциональный и порывистый Альтер был абсолютной противоположностью сдержанного Каи. Не в пользу моего приятеля играла и разница интеллектуальных потенциалов. Понять подростка для взрослых бывает не так-то просто. А что делать, если перед тобой подросток одарённый? Не то, чтобы у него не было проблем, свойственных обычным детям. Просто, этим список трудностей Альтера только начинался.

Но я считаю, что это общение идёт на пользу им обоим. Они сами не замечают, как меняются, общаясь друг с другом. И меняются в лучшую сторону.

С Астрид и Каи все сложнее. Я очень долго думал, как подтолкнуть их друг к другу. Идею подстроить их встречу, заперев в сломанном лифте часа на четыре, как бы ни была она притягательна, я все же отверг. Этих двоих надо было мягко вынудить общаться, а не сталкивать лбами.

На то, что они смогут влюбиться, у меня надежды не было. Да и не в этом была суть того безумного плана.

Отец Альтера, по словам мальчика, имел некоторое сходство с Каи. А вот Астрид не похожа на Звёздочку совершенно. Я, кстати, не представляю даже, как зовут ту девочку. Фотографию вот видел. Стоит в рамке на рабочем столе. А спросить я постеснялся. Не хотелось бередить старую рану.

И судя по тому фото, запал он далеко не на ее внешность. Каи, если подумать, не так уж и много о ней рассказывал. Лишь то, что она была умной, стойкой и самоотверженной.

Доктор Эрден является самой умной женщиной из всех, кого я знаю. Стойкости ей, не занимать. Астрид, тоже, врач. И с самоотверженностью там все в порядке.

Эти двое — хорошие люди. Действительно, хорошие. Но пережитая потеря их искалечила настолько, что они, просто, не могут нормально жить. Они замкнулись в своей боли, как в раковине и не желают сделать даже крошечного шага навстречу миру.

Нужно, чтобы эту тщательно выстроенную преграду кто-то разбил. Кто-то похожий на их первую любовь. Никого другого они не подпустят достаточно близко.

Война закончилась очень давно.

Мы даже научились прятать шрамы, оставленные ей.

Научились притворяться, что все хорошо.

Научились оправдывать себя или тех, кого мы считаем "своими".

И постарались забыть о том плохом, что делали сами, сохраняя в памяти то плохое, что происходило с ними.

Больше всего на свете я ненавижу войну. За то, что она делает с людьми. Ведь сильнее всего страдают от нее лучшие из нас. Сволочи, обычно, неплохо спят по ночам, что бы не натворили. Некоторые с тоской вспоминают войну, когда они могли убивать, а общество ещё и героями за это их считало.

Я вспоминаю войну с содроганием.

Потому, что ненавидел врагов до темноты в глазах. И убивал без жалости и сомнений. Даже получая какое-то извращённое удовольствие.

Мне, на самом деле, ещё очень повезло. Я зачищал оккупированные территории, а там не было терранцев-гражданских.

И хорошо, что не было. Не знаю, смог бы я удержаться. Хочется верить, что человек во мне перевесил бы озлобленного зверя. Но вряд ли.

Где-то в середине войны я попал в госпиталь. Там был один врач, который все пытался достучаться до меня. Разговаривал, объяснял, что я в своей ненависти могу зайти слишком далеко.

Рассказал даже о том, как несколько наших соотечественников попытались изнасиловать девочку-подростка, которая помогала в лазарете. Просто, за то, что она была терранкой. О том, что ее до полусмерти избили несколько взрослых мужчин. И лишь благодаря вмешательству мальчишке, который был в нее влюблен, те подонки не смогли сделать то, что хотели

Я сказал ему тогда:

— И что? Мне ее пожалеть? Даже, если бы убили, не велика потеря.

Аши Наоки смерил меня тяжёлым взглядом и ответил:

— Послушай, мальчик. Просто послушай. И запомни. Сейчас ты вряд ли поймёшь. Слишком в тебе много боли и злости. А от того, мыслить, как человек, ты не можешь. Это пройдет, я надеюсь. Злые мысли, и даже слова не так страшны. Но от слов до поступков, за который тебе будет стыдно до конца твоих дней, не так далеко. Сейчас тебе кажется, что месть может притупить твою боль. Убийство, унижение, пытки тех, кого ты назначил своими врагами, сейчас не вызывают у тебя отвращения. Даже кажутся заманчивыми. Верно? Ты говоришь: "Не велика потеря". Та девочка спасла много жизней. Мою в том числе. Она старалась помочь всем, не спрашивая, какой ее пациент национальности, каких политических взглядов придерживается, и, представь себе, понимая: часть пациентов ненавидят ее, и желают ей смерти. Просто, за то, что она родилась на Терре. Знаешь, что она сделала после того, как ее попытались изнасиловать и избили? После того, как у нее появился веский повод ненавидеть иштарцев? Она продолжила лечить пострадавших. И это было поступком настоящего человека. Я больше, чем уверен, что нашлись те, кто порадовался ее смерти, даже после того, как она сохранила из собственные жизни. Вот только людьми их назвать сложно. Война имеет множество ужасных ликов. Один из которых — слепая ненависть и желание причинять боль. Ту самую боль, которая терзает тебя самого. Ты сейчас стоишь на пути с ужасным концом. Гораздо более ужасным, чем смерть.

— А что может быть ужасней, чем смерть? — спросил я тогда.