Но Спарвер бы это сделал. Дрейфусу не нужно было убеждать себя в этом.
По-прежнему не было никакой гарантии, что это сработало. Катера, корветы и крейсера, находившиеся в этом районе, прочесывали все движущиеся объекты, где что-то могло появиться, с большой вероятностью допуская ошибку. Они прислушивались к характерному для Брони слабому сигналу на фоне шума и помех, вызванных как самим ударом, так и последовавшими за ним сигналами тревоги.
И ничего не обнаружили.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Он двигался сквозь Броню, как клубок ярости, мстительный и целеустремленный. Люди видели, как он приближается, и старались не попадаться ему на пути, префекты, аналитики и техники разбегались в стороны. Они знали, что произошло на объекте 227, что случилось со Спарвером Банкалом. Они понимали, что Том Дрейфус, возможно, не отвечает сам за себя, не сейчас и, возможно, еще долго.
Талия была там, когда он добрался до мастерской скафандров, и ждала снаружи, протягивая к нему руки.
— Сэр, вам лучше не заходить.
Дрейфус крепче сжал свою ищейку. Он держал ее наготове с тех пор, как покинул катер, чтобы никто не усомнился в его намерениях.
— Прочь с дороги, Тал.
— Нет, сэр. Вы не понимаете.
Часть его ярости обрушилась на нее. — Как ты думаешь, чего я не понял, Нг? Спарвера только что убили. Он погиб из-за Григора Бакуса, чтобы защитить секреты, которые это сопливое дерьмо скрывало от всех нас.
— Сэр.... — Талия вытащила из кобуры свою ищейку. — Это не то, что вы подумали. Там уже находятся квалифицированные врачи. Григор Бакус мертв. Они просто хотят убедиться, что ничего нельзя вернуть.
Ее слова разбились о его ярость. Он мог их понять. В них был смысл. Но ни одна часть этого смысла не была готова дойти до него.
— Прочь с дороги.
— Нет! — прорычала она, поднимая все еще спрятанную в кобуре ищейку-хлыст, но ее готовность пустить ее в ход была очевидна даже ему. — Я выполняю приказ, сэр. Они пытались объяснить вам это перед тем, как вы покинули док, но вы не остановились, вы не захотели слушать. — В голосе Талии зазвучали стальные нотки. — Не усугубляйте ситуацию, сэр. Вы позволяете себе злиться. Вам не кажется, что я такая же?
— Ты не знаешь... — сказал он, его ярость разлетелась на осколки, и он с трудом выговаривал слова. — Тебя там не было.
— При всем уважении, сэр, там был только Спарвер. — Талия с опаской посмотрела на него, затем медленно опустила свою ищейку. — Никого из нас не было рядом с ним, — тихо добавила она.
Дрейфус остыл. Дрожащей от гнева и стыда рукой он вернул свою ищейку на место.
— Бакус мертв?
— Это нехорошо, сэр. То, как он это сделал. Там есть автоматические тиски, что-то для подгонки деталей скафандра. Они нашли его в них. Вот почему так мало шансов что-либо обнаружить.
Дрейфус услышал свой голос, как будто он был сторонним наблюдателем за собственным разговором. — Он это сделал?
— Там записка. Своего рода признание. Он просит не слишком винить Подора; говорит, что Подор делал только то, что считал правильным; говорит, что он был наивен и легко поддавался на уговоры.
— Приведите сюда Подора.
— Сэр, он тоже мертв. Тиссен нашел его. Нашел то, что от него осталось.
Он выдохнул: — Что?
— Вот почему они пытались остановить вас, сэр. Подор был на одном из пришвартованных кораблей. Занимался его техническим обслуживанием... Похоже, подорвал себя там с помощью ищейки.
— Том, — сказала Джейн Омонье, и ее голос убаюкивающе зазвучал в его ушах. — Я вижу, вас уже проинформировали о сложившейся ситуации. Я хотела прийти сюда раньше вас, но вас невозможно было задержать.
Он повернулся к верховному префекту. Она выглядела настороженной, но хрупкой, как будто недавние события подвергли испытанию даже ее чудовищную способность концентрироваться.
— Бакус отрицал все, — сказал Дрейфус.
— Вы пришли сюда не для того, чтобы спорить с ним по пустякам.
— Я просто хотел услышать это из его собственных уст. Что он не имеет к этому никакого отношения. Я хотел понаблюдать за ним и решить, насколько я в это верю.
— Даже после того, как я дважды приказала вам держаться от него подальше? Даже после того, как ясно дала понять, что у ваших предыдущих действий должны быть последствия?
— Даже после этого. Дело не во мне и не в том, что происходит с моей карьерой. Речь идет о том, чтобы узнать правду о том, почему только что был убит один из моих самых близких друзей.
Омонье перевела взгляд на Талию. — Вы молодец, Нг. И поскольку мы до сих пор не разговаривали напрямую, позвольте мне выразить свое глубокое сожаление по поводу Спарвера. Мы все потеряли коллегу, но вы также потеряли хорошего друга.
— Он был другом для большего числа из нас, чем мы думали, мэм, — выдавила Талия.
— Он не будет забыт, запомните мои слова. И один из способов почтить его память — это использовать ваши находки и то, как они связаны с Мизлером Кранахом.
— Спасибо вам, мэм.
— Вы можете идти, Нг. Мы поговорим в свое время.
После ухода Талии Дрейфус и Омонье стояли молча. Теперь, когда они были почти наедине, Омонье немного смягчила тон. — Я понимаю ваши чувства, Том. Считайте, будто вам повезло, что Бакус был уже мертв. Боюсь, мы оба сожалели бы о том, что могло произойти, если бы он был жив. По крайней мере, вы ничего не добавили к своим прежним нарушениям.
Дрейфус хотел возразить ей. Он не смог. Она прочитала его гнев так же точно и эффективно, как просматривала каналы передачи данных.
— Значит, так, — обреченно произнес он. — Бакус скорее покончил с собой, чем выдал еще какие-либо разведданные о Катопсисе. Он был кротом, человеком внутри, но операция все еще проводится где-то за пределами Брони.
— Другая возможность заключается в том, что он покончил с собой из-за угрызений совести за то, что только что произошло на объекте 227. Возможно, в конце концов это стало для него слишком.
— Смерти Тенч было недостаточно?
— Мы не можем знать, что творилось у него в голове, Том. А сейчас и подавно. Я бы не стала туда заходить. То, с чем он нас оставил, не очень приятно.
— Мне запрещено? — спросил он ее.
— Теперь, когда вы успокоились? Нет, это ваш выбор. Я просто не хотела, чтобы вы ворвались туда, думая, что сможете выжать из него еще что-то. О, Том?
Он настороженно посмотрел на нее. — Что?
— Полагаю, это означает, что вы были правы насчет него с самого начала. Это оправдывает некоторые вещи, но не все.
Дрейфус вошел. Квалифицированные медики заметили его прибытие и почтительно оторвались от своей работы, закрывая ему вид на место смерти.
— Мы сожалеем о Спарвере Банкале, сэр, — услышал он чей-то шепот, едва способный встретиться с ним взглядом.
Дрейфус подошел к мякоти, которая когда-то была головой Григора Бакуса. Он уставился на нее в оцепенении, не в силах связать взорвавшуюся, перезревшую массу с человеком, которого он допрашивал всего несколько дней назад.
Он в самом деле дал толчок.
Я был не слишком суров с тобой, не так ли? — спросил он у трупа. — Скажи мне, что я был не слишком суров.
Но Григор Бакус уже давно не собирался его утешать.
Прошло тринадцать часов. Когда острота кризиса спала, а количество новых жертв сократилось с трехзначных цифр до десятков, затем до пар и единиц, Джейн Омонье собрала своих старших оперативников в тактическом кабинете.
Дрейфусу показалось, что в кабинете стало темнее и гнетущее, чем обычно, как будто стены придвинулись ближе и покрылись дополнительным слоем лака. Воротник натирал горло, под униформой выступили капельки пота. Он не захватил с собой яблока, что свидетельствовало о его рассеянности.
— К настоящему времени все уже знают об этой новости, — сказала Омонье, сидя более прямо, чем обычно, сцепив пальцы рук и устремив личный взгляд на каждого из присутствующих, в том числе долгий, исполненный отчаяния взгляд на то место, которое он обычно занимал. — Тем не менее, мне кажется неправильным не признать официально нашу потерю. Ранее сегодня префект Банкал погиб при исполнении служебных обязанностей. У него была возможность избежать своей участи. Он решил отказаться от этого, потому что до самого конца считал, что его жизнь значит меньше, чем возможность получить доказательства. — Омонье медленно покачала головой. — Не хватит слов, чтобы выразить мое восхищение его самоотверженностью — восхищение, которое, я знаю, мы все разделяем. Это не было каким-то обдуманным актом самопожертвования, к которому у него было время подготовиться. На это не было времени. Спарвер не мог позволить себе роскошь поразмыслить, оглянуться на свою жизнь и службу и оценить выбор, который стоял перед ним. Он просто сделал это в тот момент, зная — без малейшего намека на жалость к себе, — что это было правильное решение, что то, что он нашел, стоило его собственного существования. Я не хочу очернить его память, говоря, что, по моему мнению, его выбор был инстинктивным. Это не отменяет мужества, стоящего за ним. Это просто говорит о глубине его характера, о четком различии между правильным и неправильным, которое наполняло его жизненной силой. — Она разжала руки и сделала легкий приглашающий жест в сторону Дрейфуса. — Том, я сказала слишком много. Это вам следовало бы говорить о нем.
Дрейфус говорил медленно, слова давались ему с трудом. — Вы сказали все, что я бы хотел, только лучше. Меня не было с ним в конце. Просто связь прервалась за несколько секунд до взрыва. К тому времени он уже знал, что выхода нет. Он собирался отдать команду на сохранение своему м-скафандру. Я думаю, он хотел оттянуть как можно дольше, чтобы продолжить сбор доказательств, но надеюсь, что ему все же удалось отдать приказ вовремя, чтобы скафандр отреагировал на него до прибытия боеголовок, и, возможно, достичь некоторого уровня самосохранения.
— Но мы не знаем, — сказала Бодри.
— Мы все еще прочесываем зону и внимательно прислушиваемся к малейшему импульсу, — ответила Омонье. — Но прошло уже тринадцать часов. Каждая частица, участвовавшая в этом взрыве, теперь рассеялась за пределы нашей юрисдикции. Возможно, у его скафандра не было времени на сохранение, или он находился слишком близко к месту одного из взрывов.
— Мы продолжаем поиски, — сказал Дрейфус.
— Да... да, конечно, — сказала Омонье, пожалуй, слишком поспешно. — Мы не можем бесконечно использовать все наши ресурсы, но даже когда начинаем переводить транспортные средства и персонал обратно в обычный режим несения службы, они все равно могут прислушиваться.
Дрейфус открыл рот, заколебался и снова закрыл его.
— Том? — спросила Омонье.
— Сейчас нет ничего нормального. И быть не может. И теперь, когда Григор Бакус лишил нас всякой возможности допросить его о связях за пределами Брони, мне нужно больше префектов для моего расследования, а не меньше.
Клирмаунтин сказал: — Могу я спросить, какие конкретные зацепки привели префекта Банкала к объекту 227?
— Мы получили журнал перемещений Тенч за четыре года ее полевой службы, — ответил Дрейфус. — Я предположил, что любое место, представляющее для нас особый интерес, может быть тем, которое Тенч посещала повторно, возможно, потому, что у нее были основания подозревать возобновление Катопсиса.
— И соответствовал ли этой картине объект 227, основываясь на том, что мы теперь о нем знаем?
— Ты знаешь, что это не так, Гастон, так что избавь меня от необходимости объяснять это тебе.
— Том, — мягко сказала Омонье. — Это трудный день для всех нас. Особенно для вас, я знаю. Однако мы все в какой-то степени справляемся с этим, включая Гастона.
Дрейфус оттянул воротник от шеи. — Хорошо, я объясню по буквам. Объект 227 не похож на кандидата на Катопсис. Но мы знаем это только потому, что провели расследование. Что мы знаем точно — сейчас — так это то, что кто-то не хотел, чтобы мы были там. Это место было подстроено так, чтобы оно сошло со своей орбиты, что практически вынудило нас уничтожить его.
— Это, конечно, любопытно, — сказала Бодри.
— Любопытно? — Он с трудом сдержался, чтобы не повысить голос. — Это гораздо больше, чем просто любопытно. Кто-то использовал нас для выполнения своей грязной работы по уничтожению улик.
— Нашел ли префект Банкал прямые доказательства преступления, в частности, что-то, что входило бы в компетенцию Брони? — Бодри перешла к знакомому дидактическому ритму своих вводных лекций. — Я хотела бы напомнить всем нам, что Броня не имеет полномочий, когда речь заходит о внутренней охране порядка в орбиталищах, при условии соблюдения Общих положений.
— Не думаю, что Тому нужно напоминать об этом, — сказала Омонье. — Как и всем нам. Обстоятельства, связанные с объектом 227, действительно подозрительны. Будет проведена тщательная проверка возможных мотивов тех, кто его оставил. Мы изучим цепочку его владения с помощью микроскопа. Но мы должны умерить наши ожидания. Скала утрачена, и, несмотря на образцовую работу префекта Банкала, наша единственная улика, возможно, пошла тем же путем. Том, вы поддерживали устный контакт со Спарвером в течение части его пребывания внутри скалы. Никакие записи этих разговоров не были переданы в Броню и не сохранились на вашем компаде, поэтому у нас есть только ваши устные показания. Я полагаю, это был преднамеренный шаг?
Дрейфус кивнул. — Я беспокоился о подслушивании. Если Катопсис был возобновлен, даже в качестве внешней операции, маловероятно, что это могло быть совершено без сговора элементов, все еще находящихся в Броне.
— Предсмертная записка Григора Бакуса не оставляет сомнений в том, что он был координирующим звеном, — сказала Омонье.
У всех них в компадах были копии показаний, скопированные непосредственно с оригинала. Они прочитали их перед брифингом, отметив, что Подор был причастен к этому делу.
— Тенч с подозрением относилась к Бакусу, — сказал Дрейфус. — Это не значит, что все наши вопросы начинаются и заканчиваются на нем. Я все еще хочу понять, что обнаружил Спарвер и как это связано с деятельностью Ингвар.
— Говорите свободно, — сказала Омонье.
Дрейфус оглядел кабинет, задаваясь вопросом, действительно ли он может доверять всем присутствующим.
— Спарвер нашел тщательно возведенное здание. В нем не было жизни, насколько он мог судить за отведенное время. Он обнаружил признаки осквернения, кто-то намеренно скрывал личности людей, связанных со зданием.
— Работа Тенч?
— У нее были средства и возможность. Но мы не знаем, чего она надеялась достичь.
— Вы обсуждали осквернение с Хафдис?
— Ни одним словом. Я высадил ее на корабль Пелла, прежде чем снова связаться со Спарвером.
— В таком случае, передайте это ей, посмотрим, не перекликается ли это с чем-нибудь, о чем, возможно, упоминала ее мать. Это маловероятно, но в отсутствие показаний Спарвера я ухвачусь за любую соломинку.
— Я поговорю с кандидаткой, — сказал Дрейфус.
Заседание не было закрыто, но он все равно встал. Иногда знать, когда нужно уходить, — целое искусство.
