Квинт Лициний 1

Я молча кивнул, наслаждаясь спектаклем. Самуил Абрамович кинул на меня короткий изучающий взгляд, поправил массивные очки и все так же негромко забормотал:

— Жаль, потерта сильно... и гурт сбит вот здесь. Далеко не коллекционного качества, да... — Он повертел ее в руках, разглядывая. Потом с подъемом резюмировал: — Но ты не расстраивайся, все равно дорогая монета. Сорок рублей! Да, повезло тебе!

Достал старое портмоне, быстро отшуршал четыре красные бумажки, выложил веером передо мной и добавил с ласковой улыбкой:

— Поздравляю с первой удачной продажей.

Я молча отзеркалил улыбку. Самуил Абрамович наколол меня взглядом и на мгновение замер, обдумывая переход от гамбита к миттельшпилю. Медленно наклонился вперед, пристально в меня вглядываясь.

— А кстати, да... Интересно, откуда у тебя, мальчик, эта монета? — спросил он, накрывая ладонью десятки. — У отца из коллекции стибрил? Или у брата? А если милицию позвать?

— Сбегайте позовите, — лениво парирую. — Я здесь пока постою.

Пауза.

— Ты чем-то недоволен?

— Я?

— Ну ты же деньги не берешь?

— Это разве деньги? — заулыбался я. — Самуил Абрамович, у вас в руках восемь и шесть десятых грамма золота девятисотой пробы. Это тринадцать и одна десятая грамма золота пятьсот шестьдесят третьей пробы. Сколько стоит грамм ювелирки, я знаю.

— Ну и иди со своим червонцем в ювелирный. — Абрамыч злобно бросил монету на прилавок и сгреб бумажки.

— Да вы не волнуйтесь, понятие гешефта мне знакомо. Вопрос в том, какой его размер мы договоримся считать разумным. — Я сделал паузу и продолжил со значением: — Учитывая, что это, возможно, не последняя монета, которую я вам предложу.

— И сколько штук ты хочешь продать? — Вот теперь он заинтересовался серьезно.

— Сейчас, — выделил я голосом, — пять. Пока мне много денег не надо. Но если мы наладим отношения, то в следующие разы я тоже к вам буду приходить.

— Шестьдесят за штуку, — буркнул он, подумав.

Я возвел очи к небу и произвел два арифметических действия, прибавив в честной цене взятый нумизматом зазор.

— Сто двадцать пять.

Абрамыч почесал небритую щеку, в свою очередь вычислил среднее и задумчиво выбил пальцами по прилавку какой-то ритм. Я развел руками:

— Девяносто пять мне, а вы за сто двадцать — сто пятьдесят сбросите. Четверть ваша, все по-честному.

— Какая четверть! — бросился он в спор. — Ты думаешь, протезисты у меня по цене ювелирки возьмут? Минус десять процентов в лучшем случае. Мне остается двадцать рублей с монеты. Какой смысл из-за этого рисковать?

— Самуил Абрамыч, — насмешливо протянул я, — какой риск? У меня вы покупаете как коллекционер. А если вас сдаст ваш же стоматолог, то при чем тут я?

— Как коллекционер... — проворчал он недовольно. — Много ты знаешь... Как коллекционер я не могу покупать монеты, уже имеющиеся в моей коллекции. Это будет трактоваться как покупка с целью последующей спекуляции.

— Ну вы же понимаете, что школьника в качестве провокатора органы использовать не могут? — Я посмотрел на него кристально честными глазами.

Абрамыч окинул меня пристальным взором:

— И все-таки как часто ты хочешь продавать? Нашел что-то?

Я задумался, прикидывая. Потом, наклонившись над прилавком, тихо спросил:

— А вы можете платить валютой? Не хочу с галерой связываться, лучше буду через знакомых моряков напрямую работать.

Я удостоился еще одного, на этот раз очень внимательного осмотра.

— Может, тебе чеки нужны? Один к четырем сделаю.

— Да там фуфло всякое по чекам, — убежденно сказал я. — Да и курс у вас, Самуил Абрамович, опять с большим перелетом от реальности.

— Фуфло, говоришь... Ну кому как. А реальность у каждого своя. Вот что, мальчик... — Похоже, он пришел к какому-то решению. Достал портмоне, пошебуршал бумажками, отсчитал четыреста семьдесят пять рублей: — Вот, проверяй — и аривидерчи.

— Хорошо, что не ваттэнэ, — улыбнулся я, убирая деньги во внутренний карман куртки. — Бене, а престо.

Похоже, так далеко его знание итальянского не простиралось, да и откуда бы, поэтому коллекционер просто недоуменно похлопал глазами мне вослед.

Эх, Италия, Италия, прошутто, лимончелло и прочая дольче вита в траттории... Страшно далеко ты от меня, а я от тебя. Ну и ладно, все еще будет, южный ветер еще подует. Я вышел из выстуженного сумрачного зала и сощурился от холодного света, нисходящего с белесого ленинградского неба. Все-таки нетерпеливый я дурак, ведь думал же, что надо поработать сначала, доверия добиться, и в первый же визит полез с валютой. А за нее до пятнадцати лет тюрьмы можно получить. Это он меня еще мягко послал. Ладно, через месяц снова загляну к нему, посмотрим, может, сам тему поднимет.

Понедельник 18 апреля 1977 года, утро

Ленинград, улица Чернышевского

— Фред, есть! — Синти без стука ворвалась в кабинет Фреда и застыла. Да... Надо было постучаться... Именно об этом даже не говорили, а кричали два крайне недовольных взгляда. — Я потом зайду? — пробормотала она, начав тихо отступать за порог.

— Стоять! — Босс вытащил руку из прорези блузки и спустил Мередит с колен. — Иди займись делом, крошка.

Синти посторонилась, пропуская разъяренную фурию, и виновато потупила глаза.

— Так... — Фред деловито застегнул три верхние пуговицы на рубашке, придал пятерней подобие порядка своей шевелюре и привычно потянулся за скрепкой. — Садись рассказывай.

— Вот... — Синти выложила на стол кассету с пленкой. — Здесь я его сфотографировала.

Подтянула лист, уверенно начертила "хуа юань" и повернула к Фреду:

— Сам понимаешь, случайно такое не нарисуешь... Он появился на крыше, на печной трубе дома напротив. Поверхность расположена так, что видна только с четвертого и пятого этажей. Вчера еще не было.

— Что означает? — Фред стремительно поборол скрепку и начал использовать один из обломков в качестве зубочистки.

— Сад, парк.

— Хм... Вариантов не много, верно?

Синти кивнула. Поблизости есть только один парк — детский городской, который русские по старинке называют Таврическим. Когда остаются силы, она бегает в нем трусцой, босс это знает.

— Ну что ж, — довольно потянулся Фред, — значит, в первый раз было не глупое совпадение и тебе не привиделось. Ты в игре. Пора сообщать об этом Роберту, пусть начинают рыть во Флориде...

Тот же день, вечер

Москва, площадь Дзержинского

— Здравия желаю, товарищ председатель Комитета государственной безопасности.

Андропов не торопясь рассмотрел вытянувшегося в струнку полковника — выбрит, коротко стрижен, отутюжен и, как слышно даже с такого расстояния, обильно надушен.

— Здравствуйте, Владимир Павлович. — Он наконец выбрался из-за стола и показал рукой в сторону кресел: — Садитесь.

Полковник присел на краешек и, создав между телом и бедрами идеальный прямой угол, замер, преданно поедая глазами высокое, выше некуда, начальство.

— Как идет развертывание института? — максимально благожелательным тоном поинтересовался Андропов.

— В точном соответствии с планом. Руководители города, Политехнического института, командование Военно-медицинской академии оказывают максимальное содействие. Блок паранормальных исследований, — Кравченко выговорил название осторожно, прощупывая реакцию начальства, — растворен в ряде научно-исследовательских лабораторий и кафедр Военно-медицинской академии. Направления, связанные с развитием прогнозирования социально-политических процессов, — в Политехе. Прочие разбросаны по ряду закрытых учреждений города.

Юрий Владимирович покивал, с интересом разглядывая начавший поблескивать лоб полковника.

— Сейчас заканчиваем оборудование рабочих мест: монтируются экранируемые камеры, проводятся работы по заземлению аппаратуры, устанавливается и настраивается вычислительная техника.

— Хм... Хорошо. Меня, Владимир Павлович, интересуют два вопроса, — Андропов испытующе посмотрел на собеседника, — и мне бы хотелось получить максимально честный ответ. Первый вопрос такой: вам удалось хоть раз достоверно зафиксировать наличие какой-то... э-э-э... экстрасенсорной активности?

— Пока нет. — Ответ прозвучал без малейшей задержки. — Никаких доказательств биополя, как и способности каких-нибудь людей с ним взаимодействовать, не обнаружено.

— Как вообще организована работа в этом направлении?

— В общем виде так. Комитет, — Кравченко почтительно наклонил голову в сторону председателя, олицетворяющего этот комитет в умах советских людей, — или Генеральный штаб направляют нам людей, в отношении которых есть подозрения о наличии экстрасенсорных способностей. Иногда мы находим таких сами — по слухам или публикациям в газетах. За эти годы через нас прошло восемьдесят четыре таких... э-э-э... экземпляра. Мы пытаемся найти объективные доказательства способностей. Пока не нашли.

— Опишите, как организована проверка.

— В три этапа. На первом этапе испытуемым предлагается биологический образец в виде изолированной клетки с введенными в нее микроэлектродами, позволяющими фиксировать мембранные токи. Это — простейший биообъект. Испытуемому предлагают осуществить бесконтактное дистанционное воздействие на мембранные токи. Никому это не удалось, причем в качестве причины многие говорят одно и то же: "Объект слишком мал".

Андропов внимательно вслушивался не столько в то, что говорит полковник, сколько в то — как. Темп речи, эмоциональная окраска, движение глаз и появившаяся жестикуляция — все указывало на то, что полковник искренен.

— Тогда мы переходим ко второму этапу — просим изменить частоту сердцебиения у децеребрированной лягушки, как у сложноорганизованного биообъекта. Опять безрезультатно. Говорят: "Фу, лягушка, мне бы что посложнее". Далее наш профессор-биофизик садится напротив и предлагает: "Ну вот он я, измените мою энцефалограмму". Естественно, безрезультатно...

— Я смотрю, вы сами не очень верите в этих экстрасенсов? — приподнял бровь Юрий Владимирович.

— Пока не увижу, сам руками не пощупаю — не поверю, товарищ Андропов. Я убежденный материалист, мне нужны твердые доказательства.

— Это хорошо, что вы так мыслите, Владимир Павлович. Хорошо... Нам здесь тоже нужны не подозрения и догадки, а твердые знания. Но многие-то верят, даже у нас... Вон сколько уважаемых людей ходатайствовало, чтобы создать исследовательское подразделение такой направленности.

— Эх... Смотрю я на это и вспоминаю фильм "Праздник святого Йоргена". — Кравченко окончательно освоился в кабинете. — Помните, как толпа кричит: "Чуда, чуда!"? Есть такие, кому хочется верить в возможность чуда в нашей жизни. Им часто достаточно намека на него, остальное они сами домыслят. Вот, кстати, характерный пример на днях случился, на последней проверке. Из штаба ВМФ доставили одного чудака в сопровождении целого адмирала. Якобы может лоцировать в Мировом океане подводные лодки США, просят проверить. Ну на тестах испытуемый ожидаемо провалился. Я адмиралу говорю: "Понятно, что, где точно американские подводные лодки в океане находятся, вы не знаете и перепроверить его не можете. Но наши-то подводные лодки вы же знаете, в каком квадрате? Какая разница для экстрасенса, чьим мясом набиты железные коробки под водой — американским или советским? Проверить-то на советских лодках его — час работы. А вы его год кормили-поили за счет флота, чуть не в попу целовали".

— И что адмирал? — ухмыляясь, поинтересовался Андропов.

— А! — Кравченко раздосадованно взмахнул рукой. — Налился злобой и молча убежал с этим "экстрасенсом" в обнимку.

— Значит, все пустышки, — задумчиво протянул Андропов. Постучал подушечками пальцев друг об друга и привычно уткнулся подбородком в сцепленные ладони.

Полковник застыл, страшась смешать неловким движением ход начальственной мысли. Сидящий напротив волен в любой момент закрыть секретный институт, сказав лишь: "Я тебя породил, я тебя и убью".

— Ладно, — наконец прервал затянувшееся раздумье Андропов, — пока оставим эту тему. Давайте поговорим об успехах в прогнозировании применительно к двум областям — климату и движению цен на биржах. Достиг ли кто-нибудь в мире успехов в прогнозировании климатических аномалий?

— Тут, товарищ Андропов, на мой взгляд, следующая ситуация. Принципиальных препятствий для построения таких прогнозов на не очень большом временном горизонте, скажем на год вперед, нет. Все упирается в разработку моделей и вычислительные мощности. Разработка моделей, в свою очередь, упирается в объем собранной информации об истории объекта. Таким образом, с точки зрения материализма решение таких задач — вопрос времени, рано или поздно мы это сможем делать. Но насколько мне известно, пока ни в СССР, ни в мире реальными успехами в этой области похвастаться не может никто.

— То есть никто в СССР не может построить прогноз, скажем, об аномально теплом лете в Бурятии в этом году?

— Нет, товарищ Андропов, нет таких центров.

— Хм... хорошо. А движение цен на биржах? Их принципиально можно предсказывать?

— Как раз этот вопрос мы предметно изучали в течение нескольких последних лет. Ответ — твердое "нет". На коротких временных интервалах цены движутся случайным образом, на длительных — являются результатом реакции игроков на поток слабо прогнозируемой информации. Причем здесь дело даже не в этой слабой предсказуемости новостей, но в том, что паттерн реакций игроков динамически меняется за счет их самообучаемости. Даже на два одинаковых сочетания событий, но разделенных парой лет, они могут отреагировать принципиально по-разному, поскольку имеют уже иной опыт. Таким образом, сочетание слабой предсказуемости информационного потока и непредсказуемости реакций на них делают прогнозирование цен занятием бессмысленным. В лучшем случае можно добиться только более-менее верного прогноза направлений движений, но не достигаемых при этом ценовых уровней.

Андропов извлек из папки листок и передал полковнику:

— Что вы скажете об этом?

Кравченко, похмыкивая и время от времени скептически выгибая бровь, изучил документ, потом в задумчивости пожевал нижнюю губу, словно пытаясь распробовать прочитанное на вкус, и начал осторожно рассуждать:

— Написано в целом профессионально, я сужу об этом по расставленным ограничениям на прогнозы. Вот это, — он ткнул пальцем, — "с высокой степенью вероятности" или особенно вот — "не учитывают влияние, которое может оказать на рынок информированный о прогнозе крупный спекулянт". Однако... из перечисленных прогнозов мы можем попытаться проверить только один, о закредитованности Польши. Относительно всего остального я остаюсь при своем мнении — сейчас делать такие прогнозы никто не в состоянии. Ни у нас, ни на Западе.

Андропов помолчал, разглядывая подчиненного.

— Ну что ж... Я вашу позицию понял, спасибо. Возьметесь за перепроверку по Польше?

— Да, товарищ председатель. — Кравченко с энтузиазмом наклонился вперед, всем своим видом выражая готовность вскочить и прямо сейчас побежать заниматься этим вопросом.