— Собака была хорошей идеей, — пробормотал он, улыбаясь.
МакГонагал положила руку ему на плечо и улыбнулась.
— Отличный, я думаю. Ты отлично справляешься с ним, Сириус. Посмотри, как он улыбается на улице. Этот день он запомнит навсегда.
— Я на это надеюсь. Я просто хочу, чтобы он был счастлив.
МакГонагалл тепло улыбнулась.
— Да, Сириус. Он очень счастливый маленький мальчик. Ты должен гордиться.
— Да. Он только что сказал мне, что любит меня, Минни. Это впервые... с тех пор, как он был ребенком. — сказал ей Сириус, с удивлением обнаружив, что его глаза немного влажные, и он сморгнул слезы. — Я думал, что мое сердце вот-вот разорвется.
Улыбка МакГонагалл стала шире, и она взяла его под руку.
— Он действительно любит тебя. Ты хорошо с ним справляешься и являешься отцом, в котором он нуждается.
— Я никогда не буду его отцом, — сказал ей Сириус, глядя на Гарри через окно. — Я никогда не хочу заменять... Джеймса.
Имя прозвучало почти как шепот.
— Он был бы для него самым замечательным отцом, понимаете?
— Джеймс ушел, Сириус, — тихо сказала она. — Это не значит, что он не был бы отличным отцом, потому что вы правы, он был бы невероятным отцом, но его больше нет. Да, вы его крестный отец, но вы также фигура отца, которого он потребности прямо сейчас. Гордитесь тем, чего вы уже достигли с ним. И не бойтесь быть ему отцом, вы ничего не отнимете у того, кто является отцом.
Сириус улыбнулся ей и наклонился, чтобы поцеловать в щеку.
— Да. И я буду для него лучшим крестным отцом, каким только смогу быть — отцом, старшим братом, другом, во всем, что ему нужно, я всегда буду рядом с ним. Я буду рядом с ним и за него.
— Правильно, стряхиваешься и стоишь, несмотря ни на что.
Сириус ухмыльнулся ей, крепко обняв ее, прежде чем прислониться спиной к кухонной стойке, где он все еще мог выглядывать из окна, чтобы шпионить за Гарри и Тонкс с новым щенком.
— Ты всегда говорила мне, что когда я буду защищать себя и тех, кого люблю, я смогу совершать великие дела. Я понятия не имел, что это будет включать в себя воспитание сына Джеймса и Лили, но я думаю, именно поэтому жизнь как книга с вырванным концом; мы не должны знать, куда она нас приведет.
МакГонагалл какое-то время смотрела на него.
— Сириус, ты всегда был намного сильнее, чем ты думал.
Он кивнул, вспомнив, как она впервые сказала ему это.
* * *
Ему было тринадцать.
Это был конец его второго года в Хогвартсе, и он подрался с несколькими слизеринцами, когда они назвали его "любящим грязнокровку мерзавцем". Он разговаривал с Лили Эванс у озера, а Эйвери, Розье и Снейп подошли, насмехаясь над Лили за то, что она маглорожденная, и Сириус сорвался. Он ударил Розье по лицу и сглазил Эйвери. Эванс умоляла его остановиться, но он не смог. А ее друг Снейп ничего не сделал, чтобы помешать своим друзьям оскорблять ее, и это привело его в ярость. Он получил отработку, а на следующее утро пришел громовещатель от его мамы.
"СИРИУС ОРИОН БЛЭК, КАК ТЫ СМЕЕШЬ ОСКОРБЛЯТЬ СВОИХ ПРЕДКОВ! КАК СМЕЕШЬ ТЫ ГОВОРИТЬ И ИЛИ ПЕРЕПИСЫВАТЬСЯ С ТЕМИ, КТО НИЖЕ НИЖЕ ТЕБЯ!"
Письмо сгорело за столом, и Сириус ухмыльнулся Джеймсу.
— Похоже, я не смогу приехать этим летом.
Он попытался выглядеть удивленным, но печаль в его глазах заставила Джеймса обнять его за плечи.
— Не волнуйся, приятель. Если понадобится, мы сломаем тебе тюрьму. Думаешь, они действительно будут держать тебя в заложниках все лето?
Сириус только пожал плечами. Честно говоря, он не удивился бы, если бы его мать попыталась промыть ему мозги, чтобы он думал, как она. Теперь, когда он был достаточно силен, чтобы бороться с проклятием Империус, он немного усложнил ее жизнь. Конечно, она всегда могла снова приковать его цепью в подвале, как прошлым летом.
Он вздрогнул от этой мысли.
Но когда он приехал домой на лето, именно это и произошло. Не сразу, сначала его сослали в спальню, но когда он получил письмо от Лили Эванс с вопросом о летних каникулах, его матери не понравилась его переписка. Затем он почти месяц провел прикованным к стене в подвале своего семейного дома. Его мать утверждала, что ему нужно было преподать урок, и что заключение в тюрьму было единственным способом усвоить урок должным образом. Его запястья и лодыжки были натерты цепями.
Кричер, домовой эльф семьи, два раза в день приносил ему еду, насмехаясь над ним. Регулус прокрался к нему после второй недели.
— Сири?
— Эй, Рег, я в порядке, — сказал он ему, пытаясь ободряюще улыбнуться своему одиннадцатилетнему брату.
Его отец пристегнул его ремнем так сильно, что его спина все еще немного кровоточила, но он скрывал это от своего брата. Он никогда не хотел, чтобы его младший брат видел боль, причиненную ему родителями. Его работа заключалась в том, чтобы защитить его. Всегда.
— Сири, почему ты их так злишь? Почему ты не можешь просто... делать то, что они хотят?
Сириус тепло улыбнулся брату.
— Я хочу, чтобы они поняли, что я сам по себе, Рег, и я не хочу быть похожим на них. Они жестоки и ужасно упрямы, и я не перестану быть друзьями с людьми только из-за их крови. Мы все истекаем кровью, Регулус. Все красное.
Регулус только смотрел на него, его нижняя губа дрожала.
— Что, если... что, если меня тоже не поместят в Слизерин?
Сириус мгновение смотрел на него. В сентябре Регулус должен был начать Хогвартс, и он одновременно был взволнован и напуган за своего младшего брата.
— Было бы лучше, если бы ты этого не делал. Я мог бы защитить тебя лучше. Но шляпа дает тебе выбор, Рег. Я решил быть кем-то другим.
— Слизерин плохой?
— Нет! — настаивал Сириус, вздрагивая от мышечных спазмов в руках и ногах из-за комбинации позы, в которой он был прикован, и проклятия Круциатус, любезно предоставленного его отцом всего два часа назад. — Ни один из факультетов не плох, ни один из них. Просто... вся наша семья учится в Слизерине, и давление в этом факультете, чтобы делать то, что есть и делает мантра чистокровных — это много, и мне это не нужно. Я люблю Гриффиндор, не из-за дома, а из-за людей в нем.
Регулус уставился на него широко раскрытыми глазами.
— Если я не попаду в Слизерин, то следующим летом это буду я.
Сириус покачал головой.
— Нет, Рег, я не позволю им сделать это с тобой.
Регулус немного помолчал, прежде чем заговорить.
— Если бы ты молчал, Мать и Отец не... причинили бы тебе боль.
— Моя подруга Лили написала мне письмо, Рег. Мать перехватила его. Она утверждала, что имя Эванс звучит слишком просто и слишком просто, чтобы быть достойным моего внимания. Когда я сказал ей, что она маглорожденная, она усмехнулась, как будто она знала все время.
— Ты должен был это отрицать.
Сириус ухмыльнулся. Он знал, что лучше не беспокоить.
— Рег, они знают всех чистокровных в проклятом списке священных двадцати восьми. Я не смог бы отрицать это, даже если бы захотел. Я сказал ей, что мы друзья, и вот, я здесь. Но я обещаю, если ты решишь, что не хочешь быть в Слизерине — не позволяй нашим родителям принуждать тебя. Я буду защищать тебя.
Регулус какое-то время смотрел на него, затем повернулся и поспешил вверх по лестнице. Сириус просто опустил голову и старался не кричать от боли. За день до отъезда Хогвартс-экспресса на его третий год его мать снова применила к нему проклятие Круциатус, заставив его пообещать перестать дружить с магглорожденными отбросами и приложить больше усилий, чтобы быть добрым со слизеринцами.
Он сказал, что сделает это, но только для того, чтобы остановить боль.
Когда на следующее утро он сел в Хогвартс-экспресс и Лили Эванс подбежала к нему, чтобы поприветствовать его по-дружески, он обдумал это. Регулус сидел рядом с ним в купе, и его глаза сузились, когда рыжеволосая вошла в комнату. Сириус представил его, и Лили тепло улыбнулась, желая ему удачи.
Когда Распределяющая шляпа сказала Слизерин, Сириус почувствовал, как его сердце разрывается. На каком-то уровне он знал, что это был первый шаг, который его брат отнял у него. Он извинился перед друзьями, заявив, что ему нужно в туалет, прислонившись к каменной стене за пределами Большого зала, чтобы отдышаться.
Профессор МакГонагалл нашла его там несколько минут спустя, он растирал свои ободранные запястья и хватал ртом воздух во время небольшой панической атаки. Она обвила его рукой, потянув в ближайший пустой класс, и велела ему дышать, мягко возвращая его к нормальному ритму дыхания.
— Мистер Блэк, вполне нормально расстраиваться из-за того, что вашего брата поместили в другой дом. Не все братья и сестры учаться вместе, — любезно сказала она.
Сириус провел рукой по взлохмаченным волосам и кивнул.
— Я знаю, профессор.
Глаза МакГонагалл были прикованы к отметинам на его запястье.
— Что это, мистер Блэк?
Сириус пожал плечами и засунул руки в карманы.
— Не о чем беспокоиться, профессор. Этим летом я потратил некоторое время на расплату за свои грехи. Наказание — это то, чего я заслуживаю больше всего, не так ли?
Ее ноздри гневно раздулись.
— Эти запястья сильно натерты. Вам следует пойти в больничное крыло, чтобы мадам Помфри осмотрела их. Они выглядят довольно болезненно.
Сириус лишь улыбнулся ей.
— Я буду в порядке, но спасибо, МакГи.
МакГонагалл ничего не ответила, сев рядом с ним за один из столов. Она на мгновение постучала пальцами по столу, словно не зная, что делать дальше.
— Блэк, ты знаешь, что как глава факультета я гораздо больше, чем просто твой профессор трансфигурации?
Когда он кивнул, она улыбнулась.
— Я здесь в качестве советника... друга и доверенного лица, если вам что-нибудь понадобится. Даже если это просто поговорить.
— О чем говорить, профессор?
— Все, что ты захочешь. Домашняя работа, уроки, твои родители, твой брат, твои друзья, твоя домашняя жизнь... Я здесь для тебя.
Сириус кивнул.
— Мне не о чем говорить. Мой брат... он слизеринец, теперь он золотой герой семьи Блэк. Так говорит моя мать.
— И вы не верите этим словам, мистер Блэк?
Глаза Сириуса на мгновение задержались на ней, а потом он покачал головой.
— Нет, не знаю. Я не знаю, куда заведет меня моя жизнь, но я знаю, что это будет не то направление, в котором хочет моя семья, и иногда... — он замолчал на на мгновение. — Иногда я не думаю, что уйду. Что я недостаточно силен, чтобы принимать собственные решения.
МакГонагалл тепло улыбнулась ему, потянувшись, чтобы коснуться его руки.
— Ты очень храбрый, Сириус, и это только одна из многих причин, по которым Распределяющая шляпа отправила тебя на Гриффиндор. Ты намного сильнее, чем думаешь о себе. Ты можешь чувствовать себя одиноким и беспомощным, словно потерялся в сражении, но ты не дрался. У тебя есть друзья. У тебя здесь семья, и с тобой все будет в порядке. Моя бабушка всегда говорила мне просто стоять, и я всегда вспоминаю об этом как о лучшем совете, который я получил когда-либо.
Он кивнул, странно тронутый ее словами. У него здесь была семья. У него были Джеймс, Питер, Римус, Лили, Марлен, Доркас и Мэри. И он начал понимать, что если он захочет — у него будет и МакГонагалл.
МакГонагалл улыбнулась ему.
— Ты стоишь за себя и за тех, кого любишь, Сириус. В мире нет ничего важнее, потому что, когда дело доходит до драки, ты чувствуешь, из чего ты сделан. Ты можешь сгибаться, пока не сломаешься, потому что это все, что ты можешь вынести. Стоишь на коленях, поднимаешь глаза и решаешь, что с тебя хватит, злишься, набираешься сил, но вытираешь руки, стряхиваешь — и стоишь. Когда ты падаешь, ты снова поднимаешься, и еще одна маленькая часть тебя начинает вставать на свои места. Ты встаешь. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Он понял. Независимо от того, сколько раз его родители били его, физически, словесно и эмоционально, чтобы подчиниться, он продолжал вставать; он продолжал выбирать свой собственный путь.
— Да, профессор.
— Так ты стоишь, — сказала она ему с улыбкой. — Жизнь похожа на роман, у которого вырван конец. Мы не должны знать, куда он нас заведет или что произойдет по пути. они имеют значение. Семья не всегда кровная.
Она протянула ему руку, и когда он взял ее, она подняла его на ноги.
— А теперь пойдем наслаждаться этим пиром, пока мы можем.
Сириус улыбнулся ей.
— Спасибо, профессор.
МакГонагалл только кивнула.
— Мой кабинет всегда открыт, Сириус. Неважно, большой он или маленький.
Семья не всегда была кровной, подумал он. И МакГонагалл всегда умудрялась напоминать ему об этом. Он обнял ее, удивив ее, но она ответила тем же.
— Мистер Блэк, я думаю, нам пора вернуться на пир, не так ли?
Он только ухмыльнулся ей.
— точно.
* * *
Сириус усмехнулся при воспоминании.
— Тогда встань, Минни.
Когда МакГонагалл улыбнулась ему в ответ, он повернулся и увидел, как Гарри бегает снаружи со щенком и с Тонкс. Он был горд, думал он, очень горд и любил этого маленького мальчика больше всего на свете. Он выбрал свою семью, и эта семья выбрала его в ответ.
* * *
Той ночью, когда Гарри закончил готовиться ко сну, Сириус взял щенка и шлепнул его в кровать Гарри.
— Я думаю, что ты утомил его сегодня, — сказал Сириус, когда щенок зевнул, начал кружиться, прежде чем свернуться калачиком на одной из подушек Гарри с закрытыми глазами. — Как мы назовем его?
Гарри нежно коснулся мягкой шерсти, щенок потянулся под его рукой.
— Я не знаю.
Сириус укрыл Гарри, ухмыляясь, когда Гарри счастливо улыбнулся собаке рядом с ним.
— Ну, сегодня нам не нужно называть его имя. У нас полно времени.
Гарри улыбнулся Сириусу.
— Это был второй лучший день в моей жизни, дядя Бродяга. Спасибо.
Сириус улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать Гарри в лоб.
— Добро пожаловать, сохатик. Теперь я знаю, что твой настоящий день рождения в среду, и мы с дядей Муни собираемся сводить тебя куда-нибудь, где мы сможем поиграть в игры и поесть. Тебе это понравится. Но сегодня, мы хотели устроить тебе вечеринку.
Он осторожно убрал волосы Гарри с глаз, думая о том, что Гарри только что сказал ему.
— Почему второй лучший день?
Глаза Гарри начали закрываться, и это заставило Сириуса улыбнуться.
— второй, — тихо пробормотал он. — Лучший день был, когда ты привел меня сюда, чтобы ты был моим отцом.
Потом он заснул, свернувшись калачиком на боку, щенок рядом с ним, и Сириус не мог заставить улыбку сойти с его лица.
* * *
Когда на следующее утро Сириус проснулся, растянувшись в своей постели, он почувствовал облегчение и легкую грусть. Каким бы счастливым он ни был, чтобы хоть раз оказаться в своей постели, он был удивлен, осознав, что скучал по пробуждению рядом с ребенком. Он прошел в ванную, умылся и почистил зубы, прежде чем пробраться в спальню Гарри.
Было чуть больше семи, и Гарри крепко спал, а щенок прижался к его спине. Изображение заставило его улыбнуться, и он направился вниз. Он заметил, что Андромеда прибралась на кухне перед тем, как уйти, и почувствовал особую благодарность за то, что сегодня утром ему не о чем было беспокоиться, когда налил себе стакан воды и с жадностью выпил его, утоляя раннюю утреннюю жажду.
